Всё это по окончании занятий давало пищу для размышлений, но не более того. Применять плоды этих размышлений на практике ему никто не даст, а если бы и решился кто-то на такой безумный эксперимент, Иван всё равно отказался бы. Не из боязни ответственности, а потому, что здраво оценивал свои возможности. Яйца курицу не учат. Когда-то было очень интересно читать про попаданцев, которые чуть не с первых же дней оказывались на приёме у Сталина и начинали прогрессорство, не оглядываясь ни на что. Реальность всё же отличается от книжного мира. Если твой опыт ограничен чтением сколь угодно умных книг, ни к чему серьёзному тебя в империи Тан не допустят. Чиновники, сдавая экзамен, цитируют наизусть Кун Цзы, но никто почему-то не упоминает, что к должности их готовят с детства. Будущий чиновник тенью ходит за учителем, стараясь уловить как можно больше тонкостей своей профессии, и повторяет, повторяет... К моменту сдачи экзамена на знание основ философии конфуцианства у него за плечами какой-никакой, а практический опыт имеется. Что мог предложить Иван, кроме обширных, но расплывчатых теоретических знаний? Он попал сюда ребёнком. За семь лет кое-что забылось уже. Даже говорить по-русски стал с лёгким акцентом. Скоро не всякое слово с первого раза вспоминаться будет. Даже мать сейчас не вспомнит, что к чему нужно было подсоединять в системе видеонаблюдения, и какие программы нужно при этом устанавливать на компьютер, а ведь она в этой сфере проработала не один год. Что уж говорить о мальчишке, начитавшемся книг...
Ученичество у десятника Тао, кстати, имело и положительные стороны: их чаще отпускали в увольнительные — заранее предупредив, чтобы не распускали языки под страхом оных лишиться. Чжан Бин сразу убегал к своим родителям. Иван не оригинальничал, и тоже старался провести свободное время дома. Тем более, сейчас семья была в сборе. И даже, пожалуй, с неким избытком. Мужа Сяолан он успел изучить, и числил его неплохим человеком, но его мама... Словом, лучше бывать дома почаще. Особенно сейчас, когда его собственная мать выглядит как-то очень странно. Словно её грызёт, подтачивая изнутри, какая-то тревога.
— Мясо! — преувеличенно радостно потирая руки, воскликнул Иван, увидев гору дымящихся и источающих дивный аромат кусочков поверх риса. — Мама, ты меня спасаешь.
— Ешь, ешь, не разговаривай, — усмехнулась мать, выкладывая на стол ещё и стопку блинов на блюде. Сковороду с плоским дном сделала себе уже давно, и кормила семью экзотическим дальнезападными яствами. — А то опять всё остынет... Можно подумать, тебя в казарме совсем не кормят.
— Двойной порцией кормят, — он уже уплетал кашу с тушёным мясом за обе щеки, и рисковал подавиться. — Но у них эти... стандарты по калориям не наши. Мне маловато будет, через два часа опять жрать хочу... Мам, ты прям волшебница... Можно ещё мяса?
— Ну, ты и проглот, Иван-царевич... Вот, поешь ещё, сынок.
С деревянного черпака в чашку высыпалась новая порция аппетитных мясных кусочков в подливе.
Мать смотрела на него и тонко улыбалась.
Эта улыбка сопровождала всю его жизнь, сколько он себя помнил. Даже в самые чёрные дни мать находила в себе силы улыбнуться сыну, но редко когда в этой улыбке сквозила такая печаль.
Что-то случилось.
— Мам, — негромко спросил он, доев свою порцию и оставив чашку. — Что-то случилось?
— Почему ты так решил? — спросила мама. Грязную посуду она выставила на поднос, который тут же забрала подбежавшая на зов Хян.
— Мне так кажется, — Иван произнёс это так, чтобы подчеркнуть и другой смысл этих слов: мол, я тебя слишком хорошо знаю. — Ты не заболела?
— Вроде бы нет. Мелкие недавно болели... Ты ведь знаешь.
— Мелкие вроде уже здоровы, а вот ты... Мам, ну, скажи серьёзно, в чём дело? У тебя проблемы?
— Предлагаешь их порешать? — на этот раз улыбка матери была несколько ироничной. — Сына, есть проблемы, которые мордобоем не решаются.
— Значит, всё-таки проблемы. А чем они, жти проблемы, могут решиться? Может, просто нужно с кем-то поговорить?
— Это не тот случай, когда стоит самому напрашиваться на разговор, — мать вздохнула и отвела взгляд. — За мной следят.
— Что?
— Думаешь, я рехнулась на старости лет? — мать остро взглянула на сына. Дымящаяся струйка свежезаваренного чая с тихим журчанием вытекала из носика чайника в чистые чашки. — Нет, Вань, за мной реально ходит один тип. За всё время я его только раз и углядела, так ловко прячется... Помнишь, Ляншань рассказывал о ...нашем соотечественнике на базаре? Так это он.
— М-да, — хмыкнул Иван. — Хотел бы убить, давно бы ...ну, не убил, так попытался. И на контакт не идёт? Совсем?
— Совсем. Вот такой он скрытный и скромный, понимаешь.
— Может, он тебя охраняет?
От этих слов мать едва не поперхнулась чаем.
— От такой охраны инфаркт может приключиться, — пробубнила она, промокнув губы кусочком чистого полотна — да, она здесь завела моду на салфетки, которые с некоторых пор стали считаться в Бейши признаком достатка и хорошего воспитания. — Я реально боюсь этого типа. Точнее, не столько его, сколько того, кто может прийти сюда... Семь лет прошло, сынок. Наука на месте не стоит. Они могли найти способ попасть сюда и без... медальона. Другого объяснения я не вижу... Охраняет, говоришь? А может, просто "пасёт", чтобы не сбежала?
— От семьи ты не сбежишь. Я тебя знаю.
— Зато вместе с семьёй — вполне могу. Помнишь?
— Помню...
— И если он от тех же, что вполне вероятно, то они уже учли этот вариант. Потому мне так страшно.
Тяжёлое молчание, воцарившееся в комнате, угнетало. А писк играющих во дворе малышей лишь подчёркивал это: оппоненты исповедовали и применяли на практике принцип Лойолы "Цель оправдывает средства" в полной мере.
— Мам, — Иван решился и первым нарушил эту тишину. — Может, мне всё-таки стоит перекинуться с ним парой слов? В прямом смысле, просто поговорить.
— Не торопись, — ответила мать. — Тот, кто делает ход первым, подставляется. Тут ханьцы совершенно правы.
— Будешь сидеть и вот так... просто ждать?
— Он один — тот купец, что с ним, не в счёт — а значит, есть шанс, что на переговоры он пойдёт первым. Есть, знаешь ли, у меня такое слабое предчувствие...
...Явившегося вскоре Юншаня Иван встретил сперва ханьским поклоном почтительного сына, а затем они по-русски обнялись. И, пока женская часть семейства хлопотала кто на кухне, а кто у постели раненого зятя, он улучил минутку, чтобы поделиться с приёмным отцом своими опасениями.
— То, что ты увидел только сейчас, я вижу давно, — тихо ответил отец. — Я сам не знаю, чего теперь ждать от того человека. Но твоя мать права: хотели бы навредить, прислали бы не одного, а с войском. Или с бандой.
— Или банда там, за стенами. Коллекционирует ружья, — предположил Иван. — А этот здесь, чтобы следить за каждым шагом мамы. Как тебе такая версия?
— Нельзя недооценивать противника, но и переоценивать его тоже не стоит, сын. Банда на дороге... Не могу сказать это с полной уверенностью, но там ваших нет. Их главарь действует, как действовал бы умный и хитрый степняцкий хан, имеющий руку на самом верху. А значит, на него, даже на умного и хитрого, быстро найдут управу. Ваши думают иначе и действуют не так, как мы. Даже Ванчжун, которым руководила его жена, связанная с вашими, совершал поступки, находящиеся за гранью нашего понимания. Бандиты поступают логично, как это понимаю я. Там нет ничего пришлого.
— Лучше бы оказался прав ты, а не я, отец... Что мне делать?
— А вот над этим нам лучше хорошенько подумать...
Почему-то всё чаще вспоминалась та поездка трёхлетней давности.
Нет, не спешный отъезд с постоянными оглядками за спину. И даже не нагнавшие их по пути всадники: помнится, тогда вся семья была здорово напугана их появлением, и тем более приятным стал сюрприз — письмо и серебряная пайцза от принцессы. Её высочество поступила совершенно логично. Тогда она готовила экспедицию за океан, и в связи с этим избегала крупных интриг. А как раз в такую интригу её втянуть и пытались. С коваными лотосами — кстати, получившимися вполне даже сносно — просто каким-то чудом не вышло вселенского заговора против императрицы. Но семейство Ли узнало об этом много позже, из единственного за всё время письма принцессы, адресованного даже не им, а тысячнику Цзяну. Тогда мозаика и сложилась.
И сейчас, когда ещё на слуху была новость о возвращении корабля с вестью об открытии новых земель, Яна всё больше убеждалась в правоте принцессы Тайпин. Эта честолюбивая женщина, видя перед глазами пример матушки, успешно занявшей Нефритовый трон, сама надеялась когда-нибудь на него воссесть. Но при наличии двух не менее честолюбивых, хоть и не столь одарённых братьев, уже побывавших императорами и отстранённых мамой от власти, сделать это было сложно. Против неё играло то, что её первый муж был в своё время обвинён в государственной измене и покончил с собой. А факторы "за"... Казалось бы, что могла противопоствить двум наследным принцам их младшая сестра? Тогда, три года назад — почти ничего. Сейчас в её активе успешная морская экспедиция на восток, дипломатический прорыв в переговорах с царством Бохай, кураторство над перевооружением армии, и — да — растущая лояльность офицерства. Лояльность к ней лично, как к человеку, исподволь продвигающему идею создания военной касты на условиях абсолютной преданности хуанди... И многое из этого принцесса выиграла, вовремя уйдя в тень три года назад. Разменяв столичное будущее семьи, служившей источником массы полезной информации, на благо империи... Ну, хоть на том спасибо, что не головами откупилась, а спрятала в глухомани, туманно намекнув в прощальном письме на ожидание перемен.
Между прочим, императрице У Цзэтянь, по слухам, становилось всё хуже. Причём болезнь поразила не столько тело, сколько разум женщины, разменявшей девятый десяток, и схватка между наследниками уже разгоралась. Пока подковёрно и без выноса трупов, но сыновья и дочь императрицы уже весьма подозрительно поглядывали друг на дружку. Само собой, смутные отголоски этой борьбы уже докатились и до приграничных городков. Люди пока ещё не решались ставить на того или иного претендента, но понимали, что открытая борьба неизбежна. Если императрица не назовёт имя преемника и не провозгласит девиз первой эпохи его правления... А впрочем, если и назовёт. Всё равно драки не избежать. Но всё же предпочтения у жителей Бейши уже имелись. Поскольку городок был не столько торговым перекрёстком, сколько пограничной крепостью, а военные в последнее время на разные лады нахваливали принцессу Тайпин, политические воззрения большинства жителей Бейши нетрудно было предсказать. Принцесса, конечно, женщина, но пока перед глазами живой пример женщины на Нефритовом престоле, у неё немало шансов на успех. Её братьям пеняли за несоответствие профессиональным требованиям, из-за которых, как считалось, мать отстранила их от власти одного за другим. Но они были мужчинами, и за обоими стояло по довольно сильной придворной партии. Потому никто не пытался загадывать наперёд. Мало ли, как оно там, в столице, сложится, а жить надо при любом хуанди.
Так рассуждали все соседи, и так же прилюдно рассуждали супруги Ли. А не прилюдно они уже рассматривали самые разные варианты развития событий. Честно сказать, мастер Ли мало верил в успех принцессы. Яна, знавшая самую чуточку больше, была немного оптимистичнее, но и другие варианты не отбрасывала. Конечно, не худшим вариантом было бы воцарение старшего принца Ли Чжэ, князя Лулинь. Сам-то принц был слабохарактерным, весь в отца, но его жена, княгиня Вэй... По отзывам людей, знавших её лично, амбициями эта дама не уступала свекрови. Придворные опасались очередного "бабьего переворота", который в случае воцарения старшего сына императрицы становился неизбежным, и потому больше шансов было у младшего — Ли Луна. Такого же слабохарактерного, как отец и брат, но не имеющего властолюбивой супруги. Этот, чтобы удержаться на троне, будет вынужден совать в зубы поддержавшим его придворным жирные куски, что не означало для императорской казны ничего хорошего. Что, в свою очередь, тянуло за собой сворачивание многих начинаний нынешней императрицы и принцессы, в том числе едва начавшегося развития океанского флота и прочих нововведений. Юншань прекрасно понимал, что под последнюю статью они с женой подпадают едва ли не в первую очередь, и потому воцарение младшего принца рассматривалось ими как самый нежелательный вариант.
— Всё в руках императрицы, — со вздохом подвёл итог Юншань, когда они с женой засиделись на ступеньках крыльца — последние в этом году тёплые вечера, жаль было упускать. — Что бы там придворные ни решали, но если она издаст указ, где прямо назовёт имя наследника, оспорить его будет невозможно. Воля Неба. Нам остаётся только молиться, чтобы мы не слишком сильно прогневали Небеса, и оно не послало нам в наказание негодного императора.
"Ханьский фатализм, — подумала Яна. — Или прагматизм? В самом деле, мы-то что можем сейчас поделать? Всё, что реально могли, уже сделали... Теперь только от принцессы зависит, сможет ли она этим воспользоваться".
— Мы сделали, что могли, любимый, — сказала она вслух.
— Вот именно. Как ты там говорила, насчёт мудрости западных народов? "Дай мне бог силы изменить то, что я могу изменить, мужества пережить то, что изменить не могу, и мудрости — чтобы отличить первое от второго". Пожалуй, теперь нам понадобится именно мужество...
"Если бы он ещё кое-что знал..."
Яне было ужасно неловко потому, что от мужа приходится что-то скрывать. Ну, вот, такой неправильной она уродилась. Вернее, мать воспитала. Мол, раз уж любишь человека, живёшь с ним, значит, доверяешь. Но дочь... Юэмэй или Ли Чжу, уже не суть важно. Она просила отца не шокировать, и говорила это таким грустным голосом, что лучше уважить её просьбу. Видимо, она знала, что делала. Лишь позже, по здравому размышлению, Яна поняла, почему последовала такая просьба. Одно дело узнать, что ты прямой потомок давно сгинувшей императорской династии, и совсем другое — что твоя дочь обладает, мягко говоря, необычными способностями. Потомков самых разных династий в империи было пруд пруди, во всех сословиях, а девочек, способных произвольно перемещаться во времени и пространстве, не так уж и много. Вернее, всего одна. И если рассказать об этом отцу... Как он поступит, не могла предсказать даже Яна. Также, как она, будет хранить тайну? Позволит дочери развивать свой дар или наоборот, попытается запереть и "выбить дурь"? Судя по тому, как Юэмэй была пессимистично настроена, ничего хорошего в случае, если отец узнает её тайну, не было бы. Юншань мало чего на свете боялся, но страх перед неведомым мог и пересилить здравый смысл.
Лучше промолчать. Здесь, как и с разборками принцев и принцесс, они уже ничего изменить не могут. Юэмэй именно такая, какая есть, и нужно благодарить бога уже за то, что она сейчас почти нормальный человек. А ведь могла бы ринуться мстить непонятно кому за тысячелетние обиды. Это вполне в человеческой природе, образ графа Монте-Кристо не на пустом месте возник.
