— Ты что себе позволяешь, Бергель? — наконец спросила Агнесса.
— Просто хотел, чтобы ты меня услышала, — невозмутимо произнёс Изенгрим.
— Эм-м-м. Я слушаю? — чуть склонила голову Агнесса, задумчиво потирая щеку. Глаза её горели нехорошим огнём, и Изенгрим подавил в себе желание отодвинуться.
— У тебя явно мания величия. Почему-то ты себя считаешь ответственной за всё, что происходит с другими вокруг тебя. Более того, ты даже мыслишь в масштабах страны — как будто один человек может начать войну. Не слишком ли ты много о себе думаешь?
— Достаточно, — огрызнулась арэнаи. — Я знаю, что ты меня пытаешься успокоить, но не надо. Едва ли это поможет. Я действительно провалила всё, что мне поручили. От меня одни неприятности. Если бы я не покинула Элоизу, с ней бы ничего не случилось, если бы я не была связана с Шаноэ, то мы бы не привлекли их внимание, и мой брат и твой друг были бы сейчас здесь. Да и про метаморфов ты тоже говорил правильно. Стоит лишь некромагам узнать о том, что мы владеем секретом полного превращения, и за нас нельзя будет дать даже ломаного гроша. Мне явно не стоит браться за важные дела, оставив это профессионалам.
— Насколько я помню, ты не самовольно покинула принцессу, а сделала это по приказу Канцлера. И на это были свои причины, не будь здесь даже замешено спасение Эйнара и смерть Асета Орани. Твоя безопасность к тому времени была уже под вопросом — слишком сильно интересовались тобой некромаги и Лайсо Агат. Останься ты немного подольше, и попала бы в переплёт.
— И что с того? Что стоит жизнь одной из арэнаи против жизни принцессы Тайрани?
— Ага, а теперь ты занялась самоуничтожением. Ты уж реши, что тебе ближе — а то быть одновременно ничтожной и ответственной за всё едва ли получится, как бы ни хотелось.
Агнесса устало прислонилась к стенке.
— Я прыгаю выше своей головы, да? Мне кажется, что то, во что я ввязалась, мне не по зубам. А взрослые, умные маги вокруг меня ничего не говорят, отделываясь лишь полунамёками.
— Может быть, — мягко предположил Грим, — от того, что и сами не знают, что происходит? Сейчас непростые времена. Слишком много сил вокруг пришло в движение, мир необъяснимо быстро меняется, да так, что самые мудрые из нас не могут за ним успеть, а сильныеи может статься, это не так уж и плохо. Мы расслабились и размякли, забыв, что мы прежде всего воины, а не политики, и тем более не изнеженные аристократы. А ты... ты неплохо справляешься со всем происходящим. У тебя есть союзники, есть друзья — люди, которые за тобой пойдут и поддержат. И хорошо, что ты задумываешься о том, правильным ли путём идёшь. Вот когда у тебя исчезнуть все сомнения, можно будет бояться — за других, за себя. И тебя выйдет неплохая глава дома.
— Не из меня, из нас, — с чуть кривоватой улыбкой поправила его Эйнхени. — Дед ясно показал сегодня, что не доверит мне в одиночку управлять кланом.
— Я доверю, — в отличие от Агнессы, улыбка Изенгрима была искренней. — Знаешь, за те десятилетия, что я управлял своими упрямыми сородичами, я порядком устал. А тут ещё и твои безумные родственники, которые, признайся, отнюдь не сахар. Так что как только мне представиться эта возможность, я сброшу все свои обязанности на тебя, а сам буду целый день валяться в гамаке, лениво уставившись в небо. День за днём...
— Так я тебе и поверила, — рассмеялась Агнесса, тряхнув светлыми волосами. Она всё ещё немного была расстроена, но уже, кажется, перестала злиться на себя и весь белый свет. — Правильно тебя Лисом называют — кого угодно запутаешь и обведёшь вокруг пальца...
Изенгрим уже серьёзно начал подумывать о переходе ко второму плану, ну, тому, в котором предполагались поцелуи и всё такое... когда их прервали самым грубым образом. Эйнхери явно попустительствовали своим слугам, разрешая им слишком многое. К примеру, прерывать сцены примирения между... ну, пока ещё не возлюбленными конечно, но ведь это было только дело времени...
Впрочем, когда Грим узнал, в чём же была причина вмешательства, ему было не до мыслей о внутриклановой дисциплине.
— Айрин Бергель, — дворецкий замялся, почему-то неуверенно косясь на свою хозяйку. — К вам посетительница.
— Посетительница? Я никого не ждал, — недоуменно переспросил Грим, вспоминая, не назначал ли он Уне, или кому-нибудь ещё, встречу.
— Молодая леди представилась как Ингрид. И сказала, что не уйдёт домой без вас.
Приступ неконтролируемой паники закончился почти в ту же секунду, что и начался, никак не отразившись на бесстрастном лице Бергеля, но Агнессе, которая была пусть и не слишком сильным и опытным, но всё же ментальным магом, хватило и этого — тем более вспышка эмоций была слишком сильна, чтобы её скрыть. Она почувствовала и его страх, и болезненное желание всё скрыть, и даже чувство вины, которое никогда не покидало его, когда он думал об Ингрид. Лицо девушки озарилось хищным интересом, и даже торжеством. Бергель не сомневался, что любой его прокол или ошибку она использует без зазрения совести, лишь бы от него избавиться. И сейчас, получив возможность узнать кое-что из его прошлого, которое он бы не хотел пока демонстрировать, она вцепиться в это зубами и когтями, надеясь обернуть ситуацию в свою пользу и вынудив Бергеля расторгнуть Договор.
— Хорошо, проводите меня к ней, — сухо кивнул он слуге.
Изенгрим отнюдь не был удивлён, когда Агнесса последовала за ним.
— Я хозяйка дома, — промурлыкала Эйнхери, — я должна убедиться, что с гостьей моего дома обращаются хорошо. Может быть, пригласить её на чай. Познакомиться поближе.
— Поверь, у тебя ещё будет такая возможность, — несколько более холодно, чем хотел, ответил Грим.
Бергель ненавидел, когда ситуация выходит из-под контроля, но с Ингрид всегда было так. Впрочем, с Агнессой, кажется, тоже: с некоторых пор в его жизни значительно увеличилось количество сюрпризов, превращая его размеренную, хорошо спланированную жизнь в хаос.
Агнесса Эйнхери.
Если раньше, до того, как я узнала о Договоре, Изенгрим Бергель вызывал у меня дружеский интерес и даже восхищение, то теперь он начал меня откровенно бесить. Высокомерный хмырь, коварный разрушитель судеб, злобный паук под стать Рорику. Я всегда считала себя достаточно незлобивым человеком, но этот поганец будил во мне самые худшие желания: вцепиться ему в лицо, устроить по-бабски глупую истерику, заставить его вообще жалеть о том, что он знает моё имя.
Сейчас я была не слишком в настроении играть хорошую девочку, и хотя не использовала ещё все свои возможности превратить жизнь мага в ад, уже постепенно начала пытаться играть на его нервах. Строила из себя обиженную фифу, выставляла его в глупом свете и пользовалась любым удобным случаем, чтобы показать, насколько он мне противен.
Тот случай при лечении Эйнара, когда я позволила себе быть достаточно милой с Гримом, не считается. Не могла же я позволить себе грубить человеку, чьей помощью я воспользовалась, будучи неуверенной в собственных силах? А ведь Бергель мне тогда действительно был нужен — без его поддержки я, может быть, и справилась бы только не факт, что выжила — слишком уж много энергии выжрало это заклинание, чуть не высушив меня до конца.
А Бергель в очередной раз сыграл роль моего спасителя — только уже чуть успешнее. Всё же в Пустошах и Степях он был чуть-чуть бледноват, как будто не решаясь показать передо мной всей своей сущности, или, что более вероятно, присматриваясь и выбирая тактику поведения. Но в Тайрани он уже сильно изменился — примеряя на себя роль то деспота и ревнивца, то сочувствующего друга и соратника, то, как сейчас, заботливого жениха. Вот только его взгляд, внимательный, оценивающий, был всё ещё взглядом чужака и незнакомца, который зачем-то пытался залезть мне в душу и узнать всё о моих слабостях и страхах.
И самое отвратительное, что ему это действительно удавалось. Он раскусил меня. Точнее, я ему позволяла это, говоря ненавистному арэнаи то, что никогда не смогла сказать тому же Эрику. Как я устала. И как разочаровалась. Насколько чувствую себя беспомощной и ненужной.
Как мне чудовищно плохо и одиноко. Хотя нет, о последнем я ему не говорила — но я более чем уверена, что это написано на моём лбу огроменными буквами, да и ещё и выделено позолотой и драгоценными камнями. А с чего бы ещё он так пристально пялится мне в лицо с таким странным выражением лица? Может... да нет, невозможно. Хотя оплеуху же влепил, весьма вовремя остановив зарождающуюся во мне истерику, уже вполне не выдуманную. А значит, от него что угодно можно ожидать. В том числе и...
Вполне возможно, что появление слуги спасло меня от поспешного и позорного бегства от слишком пугающего Бергеля, а его самого — от переломанного носа и растоптанной гордости. Я много что могла позволить посторонним людям, но вот только не навязчивых ухаживаний и нарушение личностного пространства. Не люблю, когда меня припирают к стенке, не оставив пространства для манёвров, а именно это Изенгрим со мной и делал.
Поэтому когда мне удалось поймать момент слабости Грима, я испытала самое что ни на есть неприкрытое злорадство. Не так уж и неуязвим этот Бергель, раз одно имя неизвестной мне женщины заставило его испытывать столь сильные, почти неконтролируемые эмоции — страх, гнев... и забота? Хм, а эта Ингрид может быть вполне мне полезна!
Я была почти уверена, что эта таинственная леди была любовницей, а может быть даже тайной женой Бергеля, иначе с чего бы ему так паниковать, когда он узнал об её присутствии в доме Эйнхери? И если это было так, то это открывало мне большие перспективы в плане влияния на Изенгрима, и кто знает, может быть даже расторжения Договора. Но реальность, как часто оно и бывает, была гораздо сложнее, и в чём-то даже изощрённее фантазии.
У Ингрид были каштановые кудрявые волосы, тёмные, почти чёрные глаза, и вполне себе узнаваемый острый подбородок. Ингрид было одиннадцать лет, и уже сейчас она очень походила на отца.
— Ингрид Бергель, — представилась она, присаживаясь в идеально выполненном реверансе. — Я пришла забрать своего папу.
Глава 45. Враг в отражении.
Пограничье Тайрани.
Гарнизон горел. Тёмное пламя, слишком сильное, слишком ровное для обычного огня, сжигало не только дерево, но и уничтожало камень и металл. Несколько часов, и от гарнизона ничего не останется. Ни крепостной стены, ни зданий, ни людских тел. Только ровное, выжженное место, от которого, правда, будет пахнуть не гарью, а гнилью и прахом. Так, как пахнет магия смерти. Но и запах скоро рассосётся, и прибышим проверить давно молчащий гарнизон тайранским отрядам придётся только гадать, что же здесь случилось.
Захватчики, издали наблюдавшие за уничтожавшим следы бойни пожаром, казалось, должны были быть довольны такой лёгкой победой, но командир отряда почему-то был хмур и молчалив. Да и солдаты испуганно держались подальше от магов, обеспечивших им победу.
— Нелюди какие-то, — высказал общую мысль один из солдат, уже полностью седой мужчина.
— Ты чего говоришь! — шикнул на него другой. — Вдруг эти услышат.
— Да пусть услышат! — упрямо сплюнул старик. — Не дело это, так воевать.
Командир свирепо взглянул на излишне болтливого гайдука, но не стал его наказывать, будучи в душе с ним полностью согласен. Его и самого пугали мрачные, всегда бесстрастные некромаги, которые сопровождали его отряд. Хуже всего, что среди троих гармцев, которых они обязаны были сопровождать, был и один из приближенных гармского консула. Молодой, но на редкость неприятный маг. Неприятный прежде всего своей дотошностью, и какой-то не свойственной магам внимательностью к делам смертных. Лучше бы он также как и остальные маги смерти, не снисходивший до разговоров с презренными людишками, но и особо к ним не придирающийся. А этот... всё видит и подмечает, и кто знает, что он доложит потом своему хозяину.
— Готовьте лошадей, мы можем отправиться в путь в любой момент. Господа маги не любят ждать, — приказал капитан, а сам с неохотой отправился в палатку, которую заняли гармцы для своих странных ритуалов.
— Айрин Хаккен?
— А-а-а, капитан Олер.
В небольшом пространстве палатки было душно и сильно пахло благовониями, но даже они не могли замаскировать запах крови. На полотне, расстеленном прямо на земле, лежали два тела. Ещё одно расположили на небольшом переносном столике — им занимались двое гармцев, выводя на светлой тайранской коже магические руны. Хаккен же внимательно изучал бумаги, которые гайдуки нашли в захваченном гарнизоне. Заметив Олера, маг приветственно кивнул.
— Вы смогли разговорить боевого мага, айрин? — прокашлявшись, и набравшись смелости, спросил Олер.
— Нет, его тело было слишком изуродовано, а мозг повреждён. Труп в таком состоянии почти никогда не удаётся поднять, — вежливо объяснил ему некромаг.
— Прошу прощения. Он так сопротивлялся. Несколько моих ребят полегло, пока мы не смогли его убить, — повинился Олер.
Как и любой алисканец, капитан с детства привык презирать трусоватых и хилых магов. Но тайранские арэнаи, хоть и были магами, обладали силой и храбростью, достойной лучших воинов Алискана. Олера восхитила отвага убитого мага, сражавшегося даже тогда, когда некромаги уже лишили его колдовских сил.
— В этом нет вашей вины. С боевыми магами всегда так. Так что тело можете вынести наружу, позже Регорен его утилизирует. Не хотелось бы оставлять для наших тайранских друзей каких-либо подсказок.
По-мнению Олена, умерший арэнаи был на редкость храбр, сражаясь до самого конца, и явно не заслуживал того, чтобы оказаться после смерти на столе у некромагов, а позже быть утилизированным как какой-нибудь мусор.
— Этот маг тоже никуда не годиться. Поставил какой-то блок на свой разум, даже после смерти его не снять, — обратился к Хаккену Регорен, брезгливо спихивая ещё одно тело на пол. — Нужно попробовать со смертным. Кем он там был?
— Начальник гарнизона. Может многое знать, — отозвался другой гармец, чьё имя Олер никак не мог запомнить.
— Тимар Лонгар, — заглянув в бумаги, сказал Хаккен. — Ну что же, посмотрим, какие секреты ты хранишь, Тимар. Регорн, можешь отдыхать, мы с Лиазаром сами справимся.
У Олера от этих гармцев иногда просто мурашки по коже шли, хотя он был опытным, много видавшим воином, а не чувствительной девицей. Ему следовало бы выйти, но болезненное любопытство заставляло его наблюдать за странным, извращённым колдовством гармцев.
Поднятие трупа в этот раз было удачным. Несколько минут подготовки, странно звучащее заклинание, и труп на столе медленно зашевелился, а затем и вовсе открыл белёсые глаза, бессмысленно уставившись в потолок.
— Как тебя раньше звали, смертный? — повелительно спросил мертвеца Хаккен, — и кем ты был?
— Капитан Лонгар. Я отвечал за безопасность этого гарнизона.
Голос был совершенно пустой и равнодушный, так мог звучать голос куклы, но никак не человека. И это пугало, казалось неправильным, хотя Олер и слышал, что поднятие мертвецов из могил не предполагает возвращения души из иного мира обратно в тело, а лишь позволяет уловить эхо воспоминаний.
