С самого начала посланием был прогресс. В Белом доме недавно сформированный Коалиционный информационный центр (КИЦ) присоединился к ГПИБД в координации официальной линии Белого дома с Пентагоном, министерствами юстиции, штата и Казначейства, «Голосом Америки», Агентством США по международному развитию и участвующими союзниками, особенно Великобританией. На телефонной конференции в 9:30 утра КИЦ определял тему дня, которая будет озвучиваться каждые несколько часов на брифингах и телевизионных выступлениях. Каждый будний день четыре высокопоставленных чиновника из Госдепартамента и Пентагона отправлялись на Капитолийский холм, чтобы провести сверхсекретные брифинги для членов Конгресса. «Если вы будете держать их в курсе, они будут счастливы», — сказал глава отдела связей Пентагона с Конгрессом.41 Белый дом направил помощников в ЦЕНТКОМ в Доху, Катар, для управления военной частью сообщения для 700 журналистов, которые будут освещать войну из штаба. Джеймс Уилкинсон, тридцатидвухлетний заместитель директора по коммуникациям Белого дома в звании лейтенанта военно-морского резерва, носил униформу для боевых действий в пустыне и имел гражданское звание, равное званию генерала с двумя звездами. Уилкинсон готовил представителя ЦЕНТКОМа, генерала Винсента К. Брукса, для его брифинга в 7 утра, приуроченный к утренним телевизионным шоу и поставленный с декорациями стоимостью 250 000 долларов. Ежедневно генерал Брукс объявлял версию «Наш план работает, и мы на один день ближе к достижению наших целей».42
Администрация решила, что главным источником новостей о военных действиях будет уверенный в себе министр обороны, которого президент прозвал «Рамштуд». 22 марта Рамсфелд объявил о целях войны: ликвидация оружия массового уничтожения, свержение режима Саддама Хусейна, «поиск, захват, изгнание террористов, нашедших безопасную гавань в Ираке», доставка гуманитарной помощи, «обеспечение безопасности нефтяных месторождений Ирака и ресурсов, которые принадлежат иракскому народу, и которые ему понадобятся для развития своей страны», и помочь иракцам осуществить быстрый переход к «представительному самоуправлению». Госсекретарь Пауэлл держался в тени. Как американцы узнают позже, Пентагон проигнорировал планы Государственного департамента по оккупации, который правильно предсказал грабежи и мятежи, как только Саддам Хусейн будет отстранен от власти. Главная задача Пауэлла, по-видимому, заключалась в том, чтобы придать достоинство идее «коалиции желающих».43
Осознавая, что американцы обеспокоены политикой односторонности, администрация Буша объявила о существовании крупной международной поддержки операции «Иракская свобода». Он прославлял «коалицию желающих», несмотря на то, что в 2003 году значительные силы выделили только Великобритания и Австралия. В отличие от администрации Джонсона, которая отказалась от кампании «больше флагов», когда ей не удалось привлечь союзников во время войны во Вьетнаме, президент Буш объявил «коалицию желающих» «огромной». Администрация перечислила сорок три страны, включая Микронезию, Панаму и Уганду, «желающих быть идентифицированными как члены коалиции», даже если они оказывали только моральную поддержку. В конце концов, примерно такое же количество боевых сил что и страны коалиции, около 25 000, предоставили частные охранные фирмы обошедшиеся в один миллиард долларов к 2006 году.44
Сообщалось, что президент Буш был спокойным и хладнокровным главнокомандующим. Чтобы показать, что его босс не занимался войной на микроуровне и не был одержим освещением событий в новостях, как Линдон Джонсон, Флейшер объявил, что президент даже не смотрит телевизор. Однако это заявление наводило на мысль, что президент, возможно, слишком отстранен от войны. Позже пресс-секретарь объявил, что президент действительно смотрел телевизионный репортаж. В течение весны 2003 года публичные выступления Буша на военных базах укрепляли его имидж главнокомандующего. Одетый в куртку американской Береговой охраны, президент говорил с сотрудниками Береговой охраны в Филадельфии о том, как иракские «эскадроны смерти» убивали мирных жителей, которые не сражались с силами коалиции. В Кэмп-Лежен, Северная Каролина, президент, рядом с которым находилась Лора Буш, сказал ликующим морским пехотинцам, что «головорезы Саддама», которые «прикрывались женщинами и детьми», будут считаться военными преступниками.45
Когда началась война, в новостях сообщалось, что американцы сплотились вокруг президента, и взлетели цены на акции, поскольку неопределенность подошла к концу. Сенатор Дэшл, который был осужден как предатель его коллегой из Миссисипи двумя неделями ранее, сказал в радиообращении: «Наша нация едина в благодарности и уважении к [войскам] и в поддержке нашего главнокомандующего». Дэшл продемонстрировал больше двухпартийного единства, чем показали опросы. Республиканцы дали президенту рейтинг одобрения в 95 процентов, а демократы — 37 процентов. В аналогичный период войны в Персидском заливе отец президента пользовался 94-процентным рейтингом одобрения республиканцев и 83-процентным рейтингом одобрения демократов. Американцы не были уверены в целях президента, несмотря на его заявление: «Мы будем продолжать выполнять задачу до тех пор, пока не достигнем нашей цели, которая заключается в избавлении Ирака от оружия массового уничтожения». Пятьдесят процентов сказали, что он хотел отстранить Саддама Хусейна от власти, 20 процентов сказали, что он пытался остановить распространение оружия, а 16 процентов полагали, что его главной причиной была защита поставок нефти в Америку. Как и следовало ожидать, войска на местах имели свою собственную оценку. По дороге в Багдад под артиллерийским обстрелом лейтенант морской пехоты услышал, как капрал поет:
— Раз, два, три, четыре, за что, черт возьми, мы сражаемся?
— Тебе придется ответить на это самому
— Ну, сэр, я думаю, я сражаюсь за дешевый бензин и мир без тряпкоголовых, взрывающих наши гребаные здания.
— Приятно знать, что ты такой идеалист
— Прямо сейчас этот мир кажется мне довольно идеальным.46
Внимание средств массовой информации было сосредоточено на военных частях, освещаемых сопровождавшими их журналистами. Несмотря на то, что политика Пентагона по внедрению была представлена как новая, Фредерику Палмеру на Филиппинах или Эрни Пайлу в Италии она показалась бы знакомой. Около 600 репортеров, отобранных Пентагоном, были распределены по воинским частям и вели репортажи с передовой. В дополнение к основным новостным организациям, Пентагон отобрал репортеров из «Эм-Ти-Ви», «Пипл», «Роллинг Стоун» и «Бизнес Уик». Каждый из них охватил разную аудиторию, объяснил представитель Пентагона, который сказал: «Наша цель — доминировать на информационном рынке». Брайан Дж. Уитмен, заместитель помощника министра обороны по работе со СМИ, объяснил, что «объективные сообщения третьих лиц от профессиональных наблюдателей» будут противостоять лжи и обману Саддама. В то же время Пентагон был уверен, что прикрепление репортеров к их солдатам сведет на нет объективность. Как выразился один командующий генерал, «Эти ребята будут братской группой с нашими войсками». Репортеры согласились с обычными ограничениями не разглашать местонахождение войск или операции. Они также не могли сообщить о личностях раненых или убитых американцев до тех пор, пока не были уведомлены ближайшие родственники. Установив строгий контроль, военные распорядились, чтобы репортеры не могли путешествовать самостоятельно, а интервью с военнослужащими должны были записываться. Офицеры по связям с общественностью снабдили солдат сообщениями для средств массовой информации: «Мы здесь, чтобы помочь Ираку восстановить свою независимость» и «Мы останемся в Ираке до тех пор, пока нам не сообщат, что наша миссия завершена». Памела Хесс, корреспондент «Юнайтед Пресс», сказала, что военные предпочли внедрение, потому что хотели лучшего освещения и потому что репортеры «прямо млеют» рядом с боевитыми, вежливыми восемнадцатилетними молодыми людьми.47
Как и ожидал Пентагон, внедренные репортеры стали более чем объективными свидетелями. Приданные репортеры «были очень удобны в использовании», — сказал командир второй бригады полковник. Дэвид Перкинс. «Они делают то, что мы говорим, держатся в стороне и не высовываются». Признавая, что отношения между репортером, чье выживание зависит от войск, которые он освещает, являются «профессионально коварными», репортер «Нью-Йорк Таймс» Джим Дуайер заметил, что солдаты хотели, чтобы люди дома знали, что с ними происходит, и были «готовы говорить круглосуточно, пока не придет время идти и убивать людей». Корреспондент-ветеран Джордж Уилсон заметил, что военные больше, чем когда-либо, контролируют освещение событий в новостях. Репортеры не могли освещать деревни и людей, которые там жили, как это было во Вьетнаме. Быть внедренным, заключил он, «все равно что быть второй собакой в упряжке».48 Тем не менее, используя видеофоны, портативные спутниковые терминалы, портативные компьютеры, цифровые камеры и прицелы ночного видения, прикрепленные репортеры обеспечивали захватывающие репортажи двадцать четыре часа в сутки. Проект за выдающиеся достижения в журналистике позже пришел к выводу, что 94 процента встроенных отчетов были точными. Сообщения, которые оказались ложными, например, об обнаружении химического завода или морга с жертвами пыток, которые оказались трупами времен ирако-иранской войны, звучали правдиво, потому что оправдывали ожидания.49
Новостные репортажи из Ирака сами по себе были встроены в телевизионные развлекательные формулы торжествующих героев и побежденных злодеев. Кабельные сети назвали свои репортажи о войне «Вскрытие карт: Ирак», «Удар по Ираку» и «Цель: Ирак». Репортеры, ведущие новостей и отставные генералы приняли официальный язык, который облагородил действия Америки и дегуманизировал врага. Американцы «зачистили», «подавили очаги сопротивления», нанесли «хирургические удары», поразили «благоприятные цели» и «обезопасили» аэропорт. Они «охотились», «подавляли» или «осушали болото» «вражеских головорезов», «эскадронов смерти» и «террористов». Телевидение также сообщало о войне так же, как и о спорте, что подкрепляло официальное сообщение о том, что война будет вестись по предсказуемому плану игры. Военные офицеры, внедренные корреспонденты и ученые мужи говорили о «прочтении нашего наступления», «красной зоне» и «синие по синим», термине, заменяющем «дружественный огонь». Когда ведущий «Эм-Си-Эн-Би-Си» Лестер Холт спросил своего эксперта-комментатора, бывшего морского котика, профессионального рестлера и губернатора Миннесоты Джесси Вентуру: «Сделали ли мы войну гламурной?» он ответил: «Это очень напоминает мне Суперкубок».50
Иногда телевизионные сюжеты включали обмен сообщениями, которые имели навязчивый характер. Корреспондент «Си-Би-Эс» Дэвид Чейтер подошел к солдату в Багдаде, который сидел на корточках у обочины и смотрел в бинокль. Чейтер наклонился со своим микрофоном и спросил: «Что ты делаешь?», а затем весело: «Все это того стоит, верно?», как будто единственным ответом могло быть «да». Солдат продолжал смотреть вперед и не поворачивался лицом к Чейтеру. Он убрал руки от бинокля, слегка разведя их в стороны, и почти покачал головой, как бы показывая «нет» или что он не знает, стоит ли все это того. Чейтер сказал: «Ну, ты все еще в самом центре событий. Я позволю тебе продолжить твою работу».51
В новостных программах использовались изображения солдат и их семей, военнослужащий, прощающийся со своей плачущей дочерью, солдат, несущий раненого товарища, женщина, обвязывающая желтой лентой дерево, когда они переходили к рекламным роликам. Критик Нэнси Франклин заметила, что во время задержки, вызванной песчаными бурями, вместо репортажей об иракском обществе или глобальной политике телевидение заполнило время сюжетами о «настроениях Америки», подчеркивая темы служения и самопожертвования. Когда происходили потери, телевизионные программы проводили эмоциональные интервью с членами семьи. На «Тудэй шоу» Кэти Курик из Нью-Йорка серьезно спрашивала какого-нибудь скорбящего человека, сидящего в ее гостиной, что она чувствовала, когда ее сын или муж был убит в бою. «Повсюду слезы, за ними следуют Эл и погода», — подытожил критик Чарльз Макграт.52
Во многих отношениях эти беседы с семьями были самыми близкими зрителями к тому, чтобы увидеть, как убивают людей. В двадцатичетырехчасовом репортаже появилось мало крови. Одной из причин было отсутствие детализации на видеоизображениях с низким разрешением. Другой причиной была зависимость американских войск от оружия дальнего радиуса действия, что не позволяло им и прикрепленным репортерам видеть результаты своих попаданий. Конечно, операторы и фотографы снимали смерть, но редакторы новостей часто предпочитали не транслировать и не печатать кровавые изображения во имя вкуса и приличия. Например, заместитель главного редактора «Тайм» решил не публиковать фотографию окровавленной головы мертвого иракца со стоящим на заднем плане американским солдатом. «Ты хочешь маленькую картинку со своей кровью», — сказал он. Один редактор сказал независимому фотожурналисту Кэлу Элфорду, который задокументировал ужасную сцену, когда иракский мальчик сидел на грязном полу больницы рядом со своей раненой матерью, ожидая ее смерти: «Пожалуйста, не присылайте больше фотографий раненых гражданских лиц». В эфире «Эй-Би-Си» Чарльз Гибсон сказал, что, по его мнению, было бы неуважительно показывать мертвых с любой стороны. Прикрепленный журналист Тед Коппел не согласился: «Нам нужно самым наглядным образом напомнить людям, что война — это ужасная вещь». Это было достаточно наглядно для некоторых американских матерей. Они ограничили просмотр телевизора, потому что их дети беспокоились о родственниках на службе или о том, что происходит с детьми в Ираке. Как и в 1991 году, администрация запретила камерам снимать прибытие гробов на военно-воздушную базу Довер в Делавэре.53
Управление ожиданиями администрации столкнулось с трудностями, когда война пошла не так, как прогнозировалось. Когда помощники президента призвали к терпению, напомнив, что продвижение было медленным после Дня «Д» в 1944 году, генерал ВВС в отставке выразил свое разочарование повторяющимися ссылками на Вторую мировую войну, сказав: «Кто-то должен сказать этим парням, что мы устраняем провалившийся режим-изгой, а не завоевателя всей Европы». Никакого оружия массового уничтожения обнаружено не было. После того, как восемьдесят из ста мест, где, как считалось, хранилось такое оружие, оказались пустыми, Флейшер объявил, что президент «полагал», что оружие все же будет найдено, в то время как администрация начала преуменьшать значение этой темы. Предсказание Чейни о том, что «улицы Басры и Багдада обязательно взорвутся радостью», не сбылось. Ожидая массовой капитуляции, американские войска вместо этого столкнулись с жестким сопротивлением. Когда полевой командир генерал-лейтенант Уильям Уоллес сказал журналистам, что враг «немного отличался от того, с кем мы сражались», ЦЕНТКОМ поспешил опровергнуть такой вызов их планированию. Откровенность Уоллеса стоила ему карьеры. Спасенные иракцы проявили двойственное отношение к американским намерениям. Хамид Неама, освобожденный от пытавшей его иракской полиции, сказал: «Конечно, я благодарен, что американцы спасли меня. Но я всего лишь один из 28 миллионов человек в этой стране. Нам бы не понравилось, если американцы попытаются остаться здесь надолго».54
