Зрачки Нейджи расширились, на лице застыло восхищенное выражение, он улыбался. Игриво и радостно улыбался, отстраняясь от горячего тела.
— Нейджи-и-и... — горячо выдохнула и попыталась не кричать от нетерпения.
Ему было тяжело контролировать горячее тело, которое только и жаждало не простого перетраха. Глухой короткий вскрик, который и радует, и беспокоит.
— Рена...
Взгляд с трудом сфокусировался на склоненном встревоженном лице.
— Да?
— Тебе не больно?
— Нет...
— Хочешь? — в голосе все также невыносимая нота искренней заботы была изрядно приправлена насмешкой и самодовольствием. — Ты ведь хочешь?
— Да-а-а... — она не могла больше ждать. Она просто выдохнула это слово и прикусила губу. Пусть делает все, что считает допустимым этим вечером, этой ночью — его руки такие теплые и умелые.
— Тогда расслабься, — неожиданно сухой приказ лишь добавил остроты переживаниям.
И она попытался это сделать, попытался выполнять все, что ей говорят, но непросто в таком возбуждении быть расслабленной.
Глухой вскрик.
— Тш-ш-ш... Тихо, моя милая... Не так громко... — он наклонился к самому уху и шептал очень тихо. Но слова сами собой только подбрасывали дрова в костер. Он до сих пор был полностью одет, и это казалось ужасной несправедливостью. Руки непроизвольно потянулись к плечам и шее, выпутывают стройное тело из ненужной рубашки, мимоходом стягивая завязку с волос. Тяжелая густая тьма накрыла их обоих, погрузив в шатер из его волос.
— Какой же ты немилосердный, — игривость, так же невыносимая интонация. — Воспользовался моим бедственным положением и принудил к близости! Я отомщу тебе за это, о, как я тебе отомщу! — Рена дотянулась до напряженной плоти гения клана Хьюги и сжала, а потом начала делать нечто такое, что затронуло каждый нерв и каждый мускул в его теле.
Нейджи всхлипнул и попытался не вскрикивать, но это удавалось все сложнее — удовольствие было сильнее гордости. Тогда он довольно сильно прикусил губу, и от солености крови немного успокоился и разрешил обожаемой, ненавистной, презираемой, вожделенной девушке уже свободно двигать пальцами.
Такого наслаждения Нейджи еще никогда не испытывал! За простотой ее жестов скрывался невероятный навык — она совершенно точно понимала что, где и как делать.
Рена же, напротив, относилась к этому довольно спокойно. Но глаза выдавали ее с потрохами — они полыхали не менее ярко, радужка стала янтарной, густо-медовой. Ей было нестерпимо жарко в собственной коже, тело будто обернули раскаленными простынями.
'Что происходит?! — в панике думала она. — Это возбуждение не мое!'
А потом поняла и смирилась с происходящим — Сестры спасли ее жизнь в который раз, а теперь она расплачивалась с ними. Раз она отказала Сестрам в удовольствии пожрать его, то они в отместку заставили ее покориться его желанию, отравив их обоих греховным соблазном. Сомнительное наказание, и пусть она пожалеет об этом утром, но сейчас за окнами темнота, а в спальне свершается одна из извечных загадок бытия. Происходящее захватило ее полностью. Старая история, привычное действие, до сих пор не утратившее свой красоты и приятности. Махнув на все рукой, Рена с головой погрузилась в волну вожделения и боли. Жаль, что в последний момент все как всегда оборвется, оставив ее разочарованной и неудовлетворенной. Высшая форма сладострастного удовольствия ей была пока не доступна, что не мешало ей правильно играть предоставленную ей роль. Но сейчас она хочет. И желание ее — свято.
Решив, что этого хватит, она прекратила истязать Нейджи и быстро скинула с него остатки одежды. Нейджи, раздвинув ноги Рены, на мгновение заколебался.
— Быстрее... Мать твою, БЫСТРЕЕ!!! — она не могла контролировать себя. Рычала, извивалась, сжимала до боли в кулаках одеяло.
Нейджи медленно наклонился к ее уху и прошептал так тихо, что можно было не услышать вовсе при таком громком стуке сердца:
— Тише, все успеем. У нас целая ночь впереди, — в его голосе звучала целая гамма чувств — от триумфа победы до радости обладания чем-то очень ценным, что внезапно само упало ему в руки. Он тут же вошел в податливую любовницу — не полностью, только самую малость. На лице появилась торжествующая ухмылка. То ли от происходящего, то ли от стона, который она издала так соблазнительно, болезненно для самого Хьюги.
— Может, остановимся? — он заколебался в принятом решении, боясь причинить боль, перед его глазами все еще красовался шрам на ее животе, уже блеклый и белый.
— Да... Да пошел ты! — прорычала она в ответ и резко двинула бедрами, насаживаясь до упора. Больно...
А он, все еще боясь причинить боль, начал двигаться медленно и осторожно. Обезумевшая от этого Рена вскинула ноги и цепко обвила ими талию своего любовника, не давая возможности передумать и прекратить это все.
— Ну уж нет! Заварил всю эту кашу, так доведи все до конца! — ее глаза метали гневные молнии, и уже не было понятно — рада она происходящему или все-таки не очень.
'Вот как? Ну что же, ладно', — Нейджи ускорился и обнял любовницу за талию, поднимая с простыни, прижал к себе, путаясь в ее волосах.
И Рена, понимая действия, нетерпеливо обхватила шею любовника, так же, как и он, путаясь в его длинных волосах, начала двигать бедрами в такт движениям Хьюги, помогая ему и себе найти нужный угол и ритм. Руки Рены плотно сжимали шею Нейджи, иногда срываясь с нее и невольно скользя по горячей потной спине пальцами, то и дело натыкаясь на дорожки шрамов. Такие остаются только, если ребенка часто воспитывать розгами. И ей стало невероятно больно. Нет, не от происходящего, не от мучительной рези в низу живота, а от воспоминаний, тайно подсмотренных и подслушанных. Но в такой момент разве можно думать о каком-то там болезненном прошлом? Это можно сделать и потом, а сейчас — Хьюга Нейджи, и только он. Нужно оторваться на полную катушку, ведь дальше ничего не будет. И уже через пару минут дикая боль отступила, превращаясь в отголоски и пульсацию. Рена всхлипывала, бормотала что-то, иногда ругалась, проклинала все на свете и всячески выражала свое наслаждение, которого на самом деле, увы, уже не было. Нейджи тоже иногда всхлипывал и стонал, но сдержанно и не так громко. Все-таки он умел держать себя в руках.
Вспышка, сияющее Нечто накрывало его, вынуждая биться в конвульсиях и до крови запускать ногти в нежную девичью кожу. Рена без сил откинулась на постель, сжав зубы и зажмурившись от горячей боли внутри себя. Нейджи навис над нею с трясущимися руками, тяжело хрипло дыша. И только через несколько секунд медленно вышел из нее, падая рядом...
На его коже серебрился пот, а его безумный взгляд скользил по лицу Рены, ее телу, изгибу бедра и стройным ножкам, не прикрытым простыней, задержался на небольшой девичьей груди. На ней тоже пот собрался крупными каплями и был похож на жемчуг. А кожа на животе уже была безукоризненно ровная. От утренней раны не осталось и следа. 'Ну надо же — секс, оказывается, весьма полезен для ее здоровья. Нужно будет запомнить на будущее!' — с юмором подумал он. Расслабленность как ветром сдуло, когда его взгляд скользнул немного ниже. На ее бедре, быстро густея, пролегла красная полоса крови.
* * *
Ночь выдалась волшебно тихой. Оба шиноби лежали на влажных от пота простынях в обнимку. Рена сопела в плечо Нейджи совершенно измотанная вторым заходом. А Нейджи, зарытый носом в белую прядь в ее волосах, смотрел на звезды в ночном небе.
Ему почему-то не спалось.
— Рена... — тихий шепот.
— Да? — она пошевелилась, повернула голову и посмотрела ему в глаза.
— Тебе было очень больно? Почему ты не сказала, что ты еще девственница?
— Нет, Нейджи. Совсем немного. Мне было хорошо. Спасибо...
— Ты не ответила полностью, — он нахмурился, все так же поглаживая ее пеструю спину.
Она с неудовольствием откинулась на спину.
— Я не хочу это обсуждать — твое беспокойство не стоит выеденного яйца.
— Ты вправду так к этому относишься? — Нейджи был искренне удивлен, зная, что обычно тема первого раза является просто-таки 'святой коровой'.
— Да, — она усмехнулась. — А тебе было хорошо?
— Да... — он задумался, прокручивая в памяти особо пикантные моменты второго захода.
— Я рада, — Рена была весьма довольна собой, и даже тени смущения не наблюдалась на ее лице. Она вольготно раскинулась на простынях, по-собственнически закинув ногу на живот Нейджи, совершенно не смущаясь своей наготы.
— Рена? — он смотрел на нее по-новому. Такой она нравилась ему особенно — мирная, заслуженная истома делала ее лицо неотразимым.
— Что?
— Я люблю тебя. По-крайней мере, я хочу этого.
Она погасила улыбку, вздохнула и отвела глаза.
— Нейджи, не путай вожделение с любовью.
— Я знаю, что чувствую. Носители бъякугана не умеют лгать самим себе и друг другу.
— Ох, Нейджи... ты все-таки заблуждаешься, — Рена искренне расстроилась, кажется, она стала понимать, что уши этой 'любви' торчат из того странного очага в его душе.
В душе Нейджи в полный рост поднялась внезапная буря эмоций. Все те смутные ощущения и подозрения последних недель слились в непробиваемую уверенность в искренности того, что он сейчас говорил. Он был шокирован навалившимся на него откровением, задыхаясь в бурную волнах эмоций, как будто в его голове рванула плотина, о существовании которой он даже не подозревал. Страшное, внезапное понимание ситуации, в которой он оказался не давало времени на полное осмысление и обдумывание своих слов и поступков.
— Нет, — он протянул руку и коснулся ее лица. — Знаешь, я много думал об этом, надеялся, что все это не так. Временами я даже пытался тебя ненавидеть или просто хотеть, как мужчина хочет женщину. Не получается, слышишь? То, что пришло ко мне, иначе как даром или проклятием не назовешь. Ты прости меня, но теперь я тебя не оставлю в покое.
И он, практически совершенно не контролируя себя, спросил то, о чем хотел знать сейчас, сию минуту, больше всего на свете, невзирая ни на что, ни с чем не считаясь, подставляя свою душу под удар, страстно желая ответа и отчаянно боясь услышать ответ — но все же спросил, да еще в открытую.
— Ты когда-нибудь сможешь ответить мне тем же?
— Нейджи...— в ее глазах были сострадание и холод.
— Давай утром поговорим? — предложил он, втайне надеясь, что она изменит свое отношение.
— Хорошо.
— Только скажи мне...
— Что?
— Те не жалеешь о том, что мы сделали?
Рена приподнялась и серьезно посмотрела в глаза любовника.
— Нет, нисколько. Я рада, что так получилось.
От этих слов его лицо расслабилось и стало умиротворенным. Он затих, обнял ее и уснул.
Спустя несколько минут Рена тоже заснула.
* * *
Близился рассвет. Небо было еще черным с многочисленной россыпью звезд, но в пространстве разлилась особая свежесть и прозрачность воздуха, свойственные лишь последним часам ночи. Было холодно и очень тихо — ночные птицы отправились на покой, а дневные еще не высовывали голов из-под крыльев.
Рена лежала на спине и смотрела в потолок, наблюдая, как медленно светлеет в комнате. Другой человек даже не заметил бы разницы, но острые, чувствительные глаза Рены легко уже различали даже мельчайшую жилку на деревянных панелях. Где-то в доме тихонько тикали часы да слышалось ровное спокойное дыхание рядом. Если бы она захотела и повернула голову влево, то смогла бы увидеть Нейджи, который спал рядом на боку, подперев щеку ладонью, а другую руку перекинув через живот Рены. Но она не хотела на него смотреть, поэтому рассматривала потолок.
Нейджи она сказала правду, она действительно не жалела об их внезапной близости. В чем-то это было даже приятно. Но ей совершенно не нравилось то, что из-за этого у них могли начаться проблемы. А они начнутся — к гадалке не ходи. Одно то, что он клановый, ставило крест на возможные поползновения любовного характера. Даже если бы она захотела этих отношений — его семья никогда бы этого не позволила. В лучшем случае у нее отберут приплод, в худшем — уничтожат. Хьюга всегда с остервенением блюли чистоту своего Кеккей Генкай. Чистоплюи. По долгу службы будучи уже девушкой с приличным опытом в интимных вопросах, она понимала, что Нейджи так просто не пожелает все заканчивать. Тем более после искренней уверенности в ее духовной непорочности и святой веры в то, что он у нее безоговорочно первый по ее желанию, а не по принуждению. Его воспитание будет требовать укрепления отношений. Анатомически выражаясь, у нее все они были первыми — регенерация не оставляла другого выбора, ведь рана есть рана независимо от того, где она находится.
И грустно на это все смотреть, тоскливо и тошно...
А это чувство, которое она увидела... Оно было настоящим и теперь, как выяснилось, адресованным ей. Нейджи не солгал, когда говорил об этом. Что же за 'доброжелатель' прикрутил ему такую страшную, совершенно аморальную 'закладку' в психику? Рена раньше даже не могла подумать, что такое вообще возможно!
Еще хуже...
Рена вздохнула и посмотрела на Нейджи. Спящим он казался намного ближе и добрее. Лицо расслабилось, исчезли скорбные складки между бровями и в уголках рта, разгладился лоб, исчезли тени под глазами. Волосы перепутались и, смешиваясь с ее собственными, растекались по подушке, свешивались на щеку, укрывали спину. Он казался таким трогательным во сне, таким мягким. К нему хотелось прижаться.
Отвратительное ощущение.
Протянув руку, она осторожно убрала прядь с его лица и подтянула летнее одеяло, укрывая его плечи. От этого движения он мгновенно проснулся и открыл еще затуманенные сновидениями глаза. Все-таки сон у шиноби очень чуток.
— Рена? Ты не спишь? Что-то случилось?
— Все хорошо, я просто немного продрогла и укрыла нас, — шепотом ответила она, поворачиваясь на бок и почти утыкаясь носом в нос Нейджи. Он тут же снова поместил руку у нее на бедре.
— Сколько времени? — сквозь зевок поинтересовался он.
— Около четырех часов утра. Скоро светать начнет...
Нейджи, внезапно заинтересовавшись, начал гладить ее по бедру, явно желая наверстать упущенное.
— Прекрати! — захихикала Рена.
— Почему?
— Скоро вставать.
— А мы успеем... — заговорщически шепнул он и пробежался пальцами по нежной коже живота. — Говорят, что боги любят троицу...
Рена попыталась отстраниться, но он не пожелал ее отпускать. Молодая кровь требовала новых ощущений, что Рена мгновенно почувствовала.
Желая возразить ему, Рена повернула голову... Их глаза встретились... Время замерло. Сколько уже прошло? Секунда? Две? Или они уже несколько минут просто молча ловят собственное отражение в глубине глаз друг друга?
Нейджи хотел продолжить разговор, это невинное перебрасывание шуточками, рассудок требовал именно этого, но тело отказывалось подчиняться. Хотелось лежать вот так до бесконечности... Эти глаза не отпускали, и впервые в своей жизни Нейджи осознал, что действительно не может понять мыслей Рены. Всегда, в любой ситуации Нейджи достаточно было просто посмотреть в глаза человека, чтобы узнать его желания и цели, существовавшие в данный момент. В глазах Рены ничего этого не было... Это пугало, но вместе с тем заводило. Хотелось узнать все это, любым способом... Возможно, это был ответ на мучивший его вопрос 'Почему она?!'
