Красное пятно зоны поражения дрогнуло и начало расплываться — 20, 30, 100 миль: под действием Йалис точность фокусировки слабела. Отмена испытаний про-Эвергета ради скорости работы оказалась роковой ошибкой.
Вэру мгновенно нажал кнопку "сброс пучка", но было уже поздно. Каждая система обладает инерцией, и прежде, чем пучок погаснет, в Товии не останется ничего живого. Чтобы направить лептокварки в другое место потребовалась бы новая программа удара — на это ушли бы часы.
В голове Вэру осталась всего одна мысль: "Хьютай!" С внезапной отчаянной решимостью он сделал единственное, что мог, — отключил фокусировку. Теперь все убийственные изменения будут происходить вокруг про-Эвергета, на плато Хаос.
* * *
Ему показалось, что приборы погасли, странный бледный свет заполнил помещение. Вдруг на него обрушилась тьма, подобная тьме, снившаяся ему в первый час Эвергета, но неизмеримо сильнее. Он ослеп, все его чувства тонули в хаосе, вызывая невыносимый ужас. В то же время он вдруг увидел то, что видел в юности, в ядре Цитадели, но нестерпимо ярко и точно, и его пронзила дикая боль, и страх смерти, подобный её притяжению, — всё вместе. От неописуемо мучительного ощущения внутреннего взрыва Вэру хотелось кричать, но он уже не ощущал своих губ. В те мгновения, когда стальные плиты в ловушках пучка кипели и испарялись, для него прошла целая вечность. Но когда хаос угас и мир вновь стал доступным для восприятия, он уже был где-то в темноте.
* * *
В бункере Цитадели все вздрогнули, когда погас главный экран. Последние секунды ожидания были невыносимы, — но они прошли, и ничего не случилось. Хаос молчал. Наконец Найте не выдержал и вызвал плато сам.
Когда экран засветился, им предстало страшное зрелище. Центральная была цела, огни её приборов ровно сияли, — но все в ней оказались мертвы. Они лежали, откинувшись в креслах, на полу, устремив вверх взгляды остекленевших глаз. На всех лицах застыло выражение ужаса. Найте увидел Олту Лайту, — она лежала, неестественно выгнувшись в кресле, словно брошенная в спешке кукла. Обруч-рация свалился с растрепавшихся волос. Её огромные глаза были неподвижны и пусты. Он не сразу заметил Вэру — тот сидел, уткнувшись лицом в руки, и, казалось, спал. Увидев его, Хьютай пронзительно закричала:
— Анмай!
Вэру вдруг вздрогнул и медленно поднял голову. Его лицо было измученным и серым, но глаза блестели по-прежнему. Он попытался заговорить, но лишь беззвучно шевелил губами. Хьютай тоже ничего не говорила. Заметив, как они смотрят друг на друга, Найте отвернулся. Ему стало неловко.
* * *
Анмай выпрямился, с трудом преодолевая головокружение и боль во всем теле. Оглядевшись, он вздрогнул. "Мне всегда так... везет, — подумал он. — Все погибли, а я остался жив. Почему? Наверное, потому же, что и тогда, в ядре реактора Цитадели, но разве это объяснение? — он сжал отяжелевшую голову. — Отсюда до про-Эвергета больше мили, а я жив. Значит, все за пределами этого круга должны уцелеть. Отключение фокусировки прервало реакцию, но недостаточно быстро. Что будет со мной и остальными? Ведь сны и так преследуют нас каждую ночь, а теперь? Что станет с нами?"
Ответа на этот вопрос он не знал. Ему оставалось лишь надеяться, что все сегодняшние смерти не окажутся, в конечном итоге, напрасными.
Из дневника Найте Лая.
"27-й день осады, 288-й день Эвергета.
Календарной даты не пишу — Фамайа больше нет, её столица пала. Нас осталось 67 тысяч, запертых в Цитадели. Когда враг ворвался внутрь Товийской АЭС, персонал взорвал реакторы и отошел сюда. Теперь АЭС превратилась в страшные затопленные пещеры, освещенные радиацией. Все, кто ещё сохранил мужество, собрались здесь, но нам пришлось взорвать последний туннель, ведущий в город. У нас не было выхода. Очень многие остались на захваченной мятежниками территории, и, видимо, были ими убиты. Лучевая болезнь, однако, отступила — здесь чисто, а на поверхность уже никто не поднимается. Наверху не только радиация — температура уже -20 и быстро холодает.
Мятежники взяли весь город с основными запасами продовольствия. В Товии продолжаются пожары, хотя что там ещё может гореть — непонятно. Снаружи кромешная тьма, но наши прожектора и ракеты превращают её в день.
Нас непрерывно обстреливают и штурмуют. Пока внешний обвод держится, но форты уже сильно повреждены. Разбит дом Вэру, хотя это наименьшая из наших потерь. О Хаосе пишу с трудом — это была наша последняя надежда. А теперь... Там погибло больше трех тысяч файа и людей, а ещё больше помешалось. Остальные болеют или просто испуганы до смерти. О про-Эвергете никто не упоминает.
Снарядами разбиты антенны, — связи почти нет, однако я узнал, что Анмай сделал ради нас. Он сам не знает, почему остался жив. Но... если бы не Хьютай — он не сделал бы такого! Ей мы все обязаны жизнью. А она по-прежнему не хочет возвращаться! Может, её испугало, что ради неё невозмутимый Анмай пожертвовал всем — собой, своим делом, товарищами? Не знаю. Она ходит такая печальная, что я не решаюсь заговорить с ней. Вэру не легче. Ведь он сознательно подставил под удар Хаос!
Впрочем, он объявил, что катастрофу вызвали вредители, которые тоже погибли; и правильно, по-моему. Изменники, уже мертвые, не так пугают файа и людей, как возможность новой трагической ошибки. Уже то, что он один выжил, помогает ему. Теперь он единственный лидер на плато, — от Совета осталась едва треть, Управляющая, Олта Лайту, погибла, с ней — все ведущие ученые: они хотели быть поближе к центру событий. Здесь мы ещё долго продержимся, но что толку — надежды у нас уже нет".
"45-й день осады, 316-й день Эвергета.
Ну, вот и всё. В качестве крепости Цитадель протянула всего пятнадцать дней. У нас вышли все снаряды, наши орудия молчат. Все форты захвачены, в наших руках осталась сама Цитадель и подземелья, но и в них уже проникает враг. Идет подземная война — без особых успехов у обеих сторон. Враг то и дело через взорванные входы вторгается внутрь, но его встречают истребители и ополченцы. В этой коридорной войне потери одинаково велики и у нас, и у них. Каждый день гибнет 500-600 бойцов. Сейчас у нас осталось 1600 файа из товийского истребительного отряда и 25 тысяч ополченцев, 15 тактических ракет (с обычными боевыми частями), 15 ЗРК. У нас есть еда и боеприпасы, мы можем держатся ещё месяцы, но больше половины из наших шестидесяти тысяч — это дети, и я не могу приносить их в жертву бессмысленной обороне. Цитадель придется оставить — разумеется, не Уэрке и его мстителям. Мы выйдем через северный туннель к второму форту, а потом попытаемся добраться до Хаоса. Я понимаю, это почти безнадежная затея — в кромешной тьме, при температуре -35 пройти тысячу миль, но... у нас нет выбора. Если мы останемся здесь, нас перебьют, самое большее, за несколько недель. А так — кто-нибудь спасется...
Я буду писать, как командир. Итак: завтра мы все выйдем, точнее выедем к второму форту. Не знаю, сколько уйдет времени, чтобы вывезти шестьдесят тысяч файа и людей, даже забив все вагоны, которые мы сумели найти. Наверно, несколько часов. Затем нам предстоит нелегкий тридцатимильный переход к востоку, к железной дороге. Там мы двинемся на север — по крайней мере, заблудиться мы не сможем. Конечно, пройти тысячу миль по радиоактивной пустыне пешком нельзя — из Хаоса обещают прислать поезда. Что выйдет из этой затеи — неясно. Мятежники повсюду, железная дорога разрушена во многих местах — нам придется восстанавливать её и отбиваться. Хаос попытается помочь нам, чем сможет, но сил у них теперь немного. Правда, 2-й истребительный отряд всегда считался лучшим, — но вся авиация парализована, а наземная техника сможет помочь лишь когда мы подойдем достаточно близко, в лучшем случае, в Остсо.
Но, если мы дойдем до Хаоса, то что нас ждет там? Население плато вдвое больше расчетного, пищи не хватает... впрочем, это неважно. Вэру сумел привести в порядок про-Эвергет — он говорит, что если правильно настроить его управление, оно будет компенсировать вызвавшие катастрофу аберрации. Для этого нужно только составить нужную программу, чем они сейчас и занимаются. Ему больше всех досталось от про-Эвергета — и он же убедил всех продолжить работы. Как? Я не знаю. Война превратила его в настоящего вождя — из тех, за кем идут, не оглядываясь на павших...
Мне пора спать. Прежде, чем мы покинем Цитадель, Хьютай включит часовой механизм термоядерного устройства. Его мощность — 80 мегатонн. Цитадель, вместе с засевшими вокруг мятежниками, испарится. Свои записи я возьму с собой. А всё, что мы создали, будет ждать нас на глубине мили, на сороковом подземном ярусе. И мы обязательно вернемся!"
* * *
Они сидели вдвоем в бункере Цитадели. Все операторы уже покинули свои посты и теперь ожидали их у последнего поезда. Хьютай с отстраненным видом сидела у пульта управления бомбой, Найте — возле неё. На главном экране видеосвязи, среди новых операторов Центральной, сидел безмолвный Анмай Вэру. На боковом экране появилось усталое лицо Ирауса Лапро, командира четырнадцатого истребительного отряда и фактического заместителя Найте.
— Наши бойцы покинули позиции, сейчас они все здесь — я проверил. — Он показал на состав, стоявший у полутемного перрона. В вагонах были видны неслышно говорившие друг с другом файа. — Кроме вас здесь уже никого не осталось. Мятежники могут догадаться, что крепость пуста. Мы ждем вас.
— Ну что ж, нам пора, — Хьютай повернулась к пульту.
— Надеюсь, ты не намерена идти пешком по радиоактивному пеплу? — Вэру говорил тихо и печально. — Здесь ещё остался один суборбитальный ракетный корабль. В нем — три места. Если ты им воспользуешься, — я увижу тебя всего через полчаса! А если ты будешь пробираться сюда сама, несколько суток... всё это время я не смогу спать и вообще чем-то заниматься, — он неожиданно улыбнулся, слабо и растерянно.
Хьютай задумалась.
— Я не могу бросить наших, и не могу мучить тебя, — ты мне дороже жизни... я согласна.
Анмай даже не обрадовался.
— Тогда отправляйтесь немедля! Иначе будет уже поздно!
— Я отправляюсь... Да, но с одним условием — Найте полетит со мной!
— А я что — против этого?
— Но я... — Найте растерялся, — не могу бросить своих! Кто будет командовать?
— Ираус! — Хьютай ткнула в офицера на экране.
— Но я не могу!
— Или мы летим вместе — или не летит никто!
— Найте, соглашайся — это приказ! — Анмай вдруг улыбнулся, как улыбался раньше.
Найте вздохнул.
— Я не могу оспорить приказ Единого Правителя, — сказал он командиру. — Отправляйтесь немедля!
Ираус кивнул, отдал честь и отошел. Донеслись крики, поезд с лязгом тронулся, и минуту спустя на экране осталась лишь пустая платформа.
— Начинаем! — Хьютай встала и растерла руки. Затем она склонилась над компьютером, набирая команды.
"Закрыть все ворота и щиты". На всех восьмидесяти ярусах, кроме первого глубинного, где система была повреждена, пришли в движение стальные двери, одна за другой с лязгом перекрывая коридоры. Гидравлический привод опустил толстенные стальные крышки, запирая шахты на каждом ярусе. Вентиляторы повсюду автоматически остановились, и их шахты закрылись тоже.
"Заблокировать все замки и сбросить коды". Мигание индикаторов подтвердило выполнение приказа.
"Остановить реакторы".
Глубоко в недрах Цитадели гафниевые стержни скользнули вниз, гася сияние атомного распада. Турбины стали замедлять вращение, их гул слабел, и вместе с ним слабели и гасли все лампы на всех ярусах Цитадели. Когда свет померк, турбины ещё немного поурчали и затихли. Лишь пыльные линзы атомных ламп тлели в темноте. Всюду воцарилась тишина, лишь в реакторном зале тихо шипела вода, продолжавшая, уже лишь под действием температурного градиента, охлаждать реакторы.
В бункере тоже погас верхний свет, приборы и экраны. Светились лишь тусклые аккумуляторные лампы. Хьютай поразилась повисшей здесь мертвой, глухой тишине. Связь отключилась, теперь они были наглухо отрезаны от мира, погребены под толщей камня и стали. Теплый, чуть затхлый воздух был совершенно неподвижен.
Она повернулась к последнему светившемуся пульту, — взрывного устройства, — и в этот миг тяжелые руки Найте легли ей на талию. Первым побуждением Хьютай было, рывком развернувшись, локтем раздробить ему нос. Но вторым... после смерти Наэри из Лая словно ушла вся жизнь. Он просто выцветал, угасал. На Хаосе его не ждал никто.
— Хьютай... ты любишь Анмая... я знаю... но всё же... не могу не любить тебя, — прошептал он. — Это наш единственный шанс... побыть вместе. Я всю жизнь мечтал о тебе.
Она знала это, и потому извернулась в кольце его рук, когда Найте расстегнул её шорты, немедля свалившиеся с бедер. Их губы ловили друг друга, пока быстрые ладони расправлялись с одеждой. Это было безумие... но Хьютай сомневалась, что сможет сохранить разум, не дав выхода всем накопившимся в её душе чувствам. Они должны были сгореть дотла в этой яростной вспышке.
Нагие, они опустились на пушистый пол в центре зала. Хьютай застонала, когда Найте всей тяжестью навалился на неё, вжимая в ковер её раскинутые руки, и застонала ещё громче, когда он овладел ей. Лай был неистов и яростен, она вскрикивала, задыхалась, выгибалась под ним, крепко обвив его руками и ногами. Всё это заняло меньше минуты, потом Найте тоже вскрикнул и выгнулся, в тугих конвульсиях осеменяя её. Часто дыша, они замерли. Через какое-то время Хьютай захотела подняться, но Найте вновь обнял её, распластал на полу. Она пыталась высвободиться, но он был гораздо сильнее её. Ей оставалось лишь лупить его пятками по заду, царпаться и кусаться... одновременно судорожно хватая ртом воздух в агонии наслаждения. А потом весь мир растворился в чистом белом пламени.
* * *
Хьютай опомнилась первой. Она упруго вскочила, натягивая трусики. Сердце у неё бешно стучало. Сколько...
— Мы можем опоздать, Найте. То, что мы сделали, было необходимо, но сейчас нам пора. Поднимайся!
Одевшись, она бросилась к пульту взрывателя. Это был просто стальной ящик с панелью, соединенный с главным пультом кабелем. Хьютай медленно и осторожно ввела все шифры, установила время, помедлила, затем мягко тронула клавишу пуска. На панели вспыхнул красный свет, на маленьком экранчике замелькали цифры.
— А теперь пошли! Я оставила всего десять минут!
Найте задержался в дверях, с тоской оглядывая бункер, — за три последних года он успел привыкнуть к нему.
— Надеюсь, он уцелеет, и мы когда-нибудь вернемся сюда...
Главный выход был закрыт, и им пришлось пробираться по узким мостикам. Когда они вышли в туннель, Найте вздрогнул от повисшей здесь тишины — в ней было зловещее ожидание. Сейчас эвакуация Цитадели казалась ему ошибкой. Он подумал, что проще всего было взорвать бомбу, укрывшись на самых нижних ярусах крепости. Уцелевшие мятежники, несомненно, погибнут, а они... они как-нибудь выберутся. И даже если им придеться провести в подземелье годы — это всё равно лучше этой отчаянной вылазки на поверхность, где их никто не ждет — кроме врагов, тьмы, радиации и холода. Вот только никакой уверенности в том, что воздухообменные машины, помнившие ещё времена Межрасового Альянса, смогут работать в течение трех или пяти лет, у него не было.
