Я вскинул автомат. Она вся сжалась, дрожа и тоненько похныкивая, тёмные волосы липли к её мокрым от слёз щекам. На вид ей было лет пять-шесть — по человеческим меркам. Не знаю, сколько ей было на самом деле. Если хищники стареют медленнее нас, то и растут, наверно, тоже медленнее.
— Ну?! — нетерпеливо воскликнул Мороз.
Теперь я видел: её зацепило. Чуть задело кожу, оттого вся нога в крови. Интересно, хищники чувствуют боль так же, как мы, или они к ней менее чувствительны?
— Дудник!
Я опустил оружие.
— Нет. В ребёнка стрелять не буду.
Мороз со злостью пробормотал что-то нечленораздельное и отпихнул меня в сторону. По тому, как он вскинул автомат, было видно: у него рука не дрогнет. Сейчас он нажмёт на спуск, и детское тельце задёргается, пробиваемое пулями...
Но нажать он не успел: с жутким грохотом потолок проломился, и кусок перекрытия упал прямо на Мороза, каким-то чудом не задев ни девочку, ни меня. Я отскочил. Когда облако пыли немного рассеялось, я разглядел стройную фигуру в чёрной форме и чёрной маске-шапке, слегка припорошённую этой самой пылью. Это называется — "свалиться как снег на голову" в прямом смысле. Она пружинисто распрямилась и, не успел я вскинуть автомат, выбросила вперёд руку. В меня как будто врезалась невидимая бетонная плита.
...Кажется, я был живой. Эта "плита" не убила меня, только здорово шарахнула. Я пошевелился. Вроде, всё цело, но было такое чувство, будто я — груша, и меня измолотил усердно тренировавшийся боксёр. Рядом лежал Мороз, девочки не было. Приподняться удалось с трудом: сразу закружилась голова, в ушах противно запищало. Я подполз к капитану, пощупал пульс. Тоже живой.
Ну, ни фига себе был ударчик... Я не мог стоять на ногах, комната сразу начинала плыть, а к горлу подступала тошнота. Подтянув к себе автомат и нацепив его на плечо, я пополз на четвереньках вниз. На ступеньках мне встретились два бесчувственных тела — Долгих и Новикова. Оба живы, но в глубокой отключке. Что их вырубило? Или кто?
Я прополз по ступенькам настолько, что уже открылся вид на гостиную. От того, что там происходило, я обалдел.
Расстрелянная мной фурия в окровавленной комбинации сидела на диване живёхонька, прижимая к себе всхлипывающую девочку, гладя её по головке и целуя, рядом сидел мужчина в окровавленной майке и трусах — видимо, её муж и хозяин дома, а все наши ребята лежали кто где — то ли мёртвые, то ли без сознания. Над Дэном склонилась женщина в чёрной форме и высоких ботинках, с убранными в узел тёмными волосами с проседью.
— Жив ещё, как ни странно, — проговорила она.
Дэн жив?!
И я навернулся с лестницы. Сосчитал задницей и рёбрами все ступеньки, да к автомату боком приложился — больно, чёрт... Чёрт, чёрт, твою мать!!
— 13.6. Голубые молнии
Когда падение закончилось, и я немного пришёл в себя, надо мной склонился лысый тип в такой же чёрной форме. Здоровенный, синеглазый брутальный красавец, но голова гладкая, как яйцо. Она блестела, словно отполированная.
— Один очухался, — сказал он. — Снова его вырубить?
— Не надо, Алекс, — ответила женщина. — Он пока слаб.
О да, слаб я был просто чертовски. Лежал распластанный на полу у лестницы, с болью во всём теле, и не мог подняться. А женщина что-то делала с Дэном... Склонившись над ним, она приложила руку к его перерезанному горлу, и через пару секунд послышался его хриплый вдох.
— Крови много потерял, но жить будет, — сказала женщина.
Она что, залечила ему рану?! Дэн лежал, хрипло дыша, с закрытыми глазами, а она, выпрямившись, перевела взгляд на меня. Она была хищница, несомненно, но не такая, как остальные... В её глазах как будто прятались голубые молнии, а лицо было настолько светлым, что становилось жутко... По-хорошему жутко, если можно поставить эти два слова рядом. Мурашки и восторг. Свет этот шёл откуда-то изнутри, как будто из её глаз смотрел кто-то древний... как древнеегипетский бог. При чём тут Египет — фиг его знает...
Когда она склонилась надо мной, мне показалось, будто кто-то невидимым пылесосом всасывает мои мысли, моё сознание. Это её глаза всасывали меня, и она доставала из ящичков моего мозга их содержимое и разглядывала его.
— Значит, ты не стреляешь в детей, Никита Дудник, — проговорила она. — Даже если это дети хищников. Ты хороший человек, Ник.
Откуда она знала, как меня называют — Ник? Впрочем, она же хищница, они умеют читать мысли. Столько усталости в её глазах... Обычной человеческой печали. Красивая... А она разжала руку, и из неё посыпались пули, стуча, как железные горошины. На её ладони осталось несколько пятнышек крови. Это что — пули, извлечённые из ран? Когда, как и чем она сумела их извлечь?
— Столько боли мы друг другу причиняем, — сказала она. — Столько мучений.
Она поднялась с корточек и кивнула семье, которую мы должны были ликвидировать.
— Накиньте на себя что-нибудь, только быстро. И уходим.
Те побежали одеваться, а она склонилась над Дэном. Тот открыл глаза и смотрел на неё далёким, потусторонним взглядом, а она похлопала его по плечу.
— Жить будешь. Только подумай над тем, КАК ты живёшь, чтобы не оказалось так, что я зря тратила на тебя свои силы.
Семейка хищников собралась фантастически быстро и вернулась уже в чистой одежде. Мужчина нёс на руках девочку, а у женщины на плече была дорожная сумка. Через пять секунд в доме остались только мы.
Я подполз к Дэну. Он был, похоже, в шоке, но шея у него снова стала целой, будто её и не резали ножом. Я приподнял ему голову.
— Дэн... Дэн, ты как?
Он разлепил бледные, пересохшие губы и выдавил глухо:
— Жить... буду... — А глаза будто кого-то видели за моим плечом. Мне стало неуютно, и я даже обернулся, но никого не увидел.
Потихоньку начали приходить в себя остальные. Все чувствовали себя так же, как я — как боксёрская груша после энергичной тренировки.
— Ни хрена себе... Что это было?
Не приходил в себя только Мороз, хотя пульс у него прощупывался. Его сильно стукнуло куском потолка. Когда к нам вернулось нормальное самочувствие, мы перенесли его в вертолёт.
Возвращаться ни с чем — не самое лучшее из возвращений. А у меня не шли из головы голубые молнии глаз этой хищницы.
— 13.7. Просьба
В ночь на двенадцатое января мы принимали дорогого гостя — нового президента "Авроры" Мигеля Альвареса.
Я осталась ночевать в деревне достойных, в доме у Алексиса и Елены Канарис. До замка зараза ещё не добралась — наше хранилище доноров было чистым. Пока чистым...
Меня разбудило сообщение по паутине от Оскара. "Госпожа, прибыл Мигель Альварес. Он предупредил, что заражён. С ним пятеро телохранителей. Я ещё не впускал их в замок. Твои распоряжения?"
Я связалась с Гермионой, и она сказала, что примет меры.
Через пять минут я была в замке. По моему вызову явились Каспар и Алекс, и Гермиона выдала нам всем маски и резиновые перчатки, а в зале для совещаний установила несколько ультрафиолетовых ламп. Её я тоже попросила присутствовать на переговорах — как медицинского советника.
Вошёл Альварес с телохранителями. Блестя коротким мехом воротника элегантного чёрного пальто и чёрным ёжиком волос на круглой лобастой голове, он остановился в нескольких шагах от края длинного стола, на котором лежала горка масок и перчаток. Показав на неё пальцем, он спросил:
— Нам следует это надеть?
— Если вас это не затруднит, — сказала я.
— Ничуть.
Сняв пальто и отдав его одному из охранников, Альварес выбрал из горки маску и нацепил её, со щелчком натянул перчатки. Его примеру последовали телохранители. Я пригласила:
— Прошу вас, присаживайтесь, господин Альварес. Мы вас слушаем.
Прежде чем сесть на предложенное ему место, Альварес задержал взгляд на Гермионе. Выражение скрытых под масками лиц было нельзя разобрать, видны были только глаза, и у Альвареса они буравчиками всверливались в Гермиону, тогда как её глаза оставались отстранённо-безразличными. И только она знала, чего ей стоило так держаться.
— Что вас привело к нам, господин президент? — спросила я.
Сцепив обтянутые голубым латексом пальцы в замок, Альварес медленно начал:
— Госпожа Великий Магистр... Признаюсь, мне было трудно решиться на этот визит.
Я чуть усмехнулась под маской:
— Понимаю. И ценю ваше мужество, господин Альварес. Я вся внимание.
Он помолчал секунду, глядя на свои руки, и продолжил:
— Во-первых, хочу поблагодарить вас за то, что не отказались принять меня. Надеюсь, мой визит не принесёт вам неприятностей... Постараюсь не кашлять.
Я кивнула. Он продолжал:
— Не буду ходить вокруг да около, дорога каждая минута. Я пришёл к вам с просьбой о помощи. Да, как ни абсурдно это звучит после того, что происходило между "Авророй" и Орденом.
Каспар и Алекс крякнули, но я бросила на них взгляд, и они воздержались от замечаний. Оскар сохранял бесстрастное молчание и вид внимательного слушателя.
— Опасность угрожает всем нам, — продолжал Альварес свою речь. — Независимо от того, кто из нас является членом "Авроры", а кто принадлежит к Ордену. У меня нет сомнений, что распространение вируса и нападение людей связаны между собой напрямую. У нас есть все основания полагать, что вирус — дело их рук, а цель — максимально ослабить нас, чтобы облегчить наше уничтожение. Если добавить к этому то, что численность нашей расы по сравнению с человеческой очень невелика, а количество профессиональных бойцов и того меньше, то мы вряд ли долго продержимся. Положение "Авроры" в обществе пошатнулось, начались проблемы в деловой сфере. Все СМИ сейчас только и шумят об этом.
— Думаете, кто-то организовал всю эту шумиху? — спросила я.
— Полагаю, людям давно известно о нас, и вы об этом тоже знаете, — ответил Альварес. — Просто верили в наше существование всегда лишь ничего не способные предпринять единицы. Основное же просачивание информации к людям началось с появлением "Авроры". Какое-то время нам удавалось держать этот процесс под относительным контролем, равно как и самих людей, но...
Альварес замялся, и я продолжила:
— Но оказалось, что контроль — это иллюзия?
— Ну, можно сказать и так, — медленно кивнув, ответил Альварес.
Он снова посмотрел на Гермиону поверх маски, и было трудно понять, чего в его взгляде было больше: досады, злости, горечи или тоски. Гермиона и бровью не повела. Их разделяли километры...
— Как бы то ни было, я пришёл с просьбой о помощи. Нападения людей происходят повсеместно, и по нашим подсчётам, мы потеряли уже двести тридцать восемь членов "Авроры". Многовато за пару недель.
— Да, многовато, — согласилась я.
— Нападения осуществляются группами профессиональных бойцов, по чётко составленному плану. — Альварес сидел неподвижно, как статуя, и только его постоянно шевелящиеся пальцы выдавали его состояние. — Сразу многими группами, так что мы не успеваем защитить или хотя бы предупредить наших членов. Идёт массовое повсеместное истребление нашей расы.
— Нам всё это известно, господин Альварес, — сказала я. — Наши собратья тоже страдают и гибнут. Какую помощь вы хотели бы от нас получить?
— Я имею в виду прежде всего обладателей жуков, так называемых достойных, — ответил Альварес. — Их уникальные способности могли бы послужить для защиты как членов "Авроры", так и собратьев Ордена. Ну, второе — это естественно, а что касается нас... Своими силами мы не справляемся. Мы можем рассчитывать на помощь достойных?
Повисло молчание. Оскар молчал бесстрастно, Каспар с Алексом молчали недоуменно, а что касается Гермионы, то она всеми силами старалась не выдать своих чувств. Хорошо, что Цезарь не присутствовал, а то скандала было бы не избежать.
— Так что вы скажете, госпожа Великий Магистр? — спросил Альварес.
Я ещё раз обвела взглядом всех присутствующих и сказала:
— Мигель, я не люблю титулы и церемонии. Называйте меня Авророй — так и проще, и короче. Да, разумеется, достойные будут делать всё возможное, чтобы защитить нашу расу. Перед лицом такой опасности принадлежность к какому-либо сообществу перестаёт иметь значение, а имеет его лишь наша общая природа.
Поймав протестующе заблестевшие взгляды Алекса и Каспара, я нахмурилась, и они, как ни желали высказаться, всё же промолчали. Представляю, чего им стоило сдержаться.
Альварес встал.
— Госпожа Великий Магистр... то есть, Аврора... Признаюсь: я не ждал этого и не питал надежд. Я могу только сказать вам спасибо... За ваше великодушие. Если вы не погнушаетесь подать мне руку...
Я встала и протянула ему руку. Он, сдвинув маску, приложился губами к обтягивавшему её латексу.
— Благодарить, право же, не за что, — сказала я. — Это не одолжение кому-то, а прямое предназначение достойных — сохранять жизнь. Выполнять его для них — всё равно что дышать.
При этих словах я взглянула на Каспара и Алекса: они были адресованы как Альваресу, так и им. А то они, похоже, самое главное-то и забыли. Нет, что ни говори, всё-таки они ещё мыслили в категориях первой войны... Как их перестроить в другую "систему координат"? И возможно ли это?
— Как вы решаете вопрос с питанием? — спросила я.
— В данный момент у нас нет возможности обновить донорские ресурсы, — ответил Альварес. — Сами понимаете, не до того... Пока медицинский центр решает проблему лечения имеющихся доноров, я разрешил питаться старым способом. Разумеется, в соответствии с Уставом.
— И как, уже нашли какой-то способ очистить кровь доноров?
— Пока пытаемся применять обычные противовирусные препараты.
— Есть результаты?
— Не сказать, чтоб впечатляющие, но... Сдвиги есть.
— Хорошо. Если что, сотрудники вашего центра могут обращаться к их коллегам из нашего.
— Благодарю вас.
— Ну что ж, тогда последнее, но немаловажное. — Я проследила направление взгляда Альвареса. Да что ты будешь делать! Он сегодня просто не сводил глаз с Гермионы. — Ваше обращение к нам предполагает, что всякая вражда между "Авророй" и Орденом должна прекратиться. Полное доверие, честность, равенство и взаимопомощь. Иначе просто невозможно.
Альварес медленно и задумчиво кивнул.
— Да... Да, разумеется. Это само собой.
— Рада это слышать, — сказала я.
Мы обменялись рукопожатием. Оскар последовал моему примеру и также пожал руку Альваресу, и после некоторого колебания Каспар и Алекс тоже подошли встряхнуть руку президенту "Авроры". Гермиона явно хотела как-нибудь избежать этого и не стала подходить к Альваресу, но не получилось: он сам к ней подошёл.
— Предлагаю всё плохое оставить в прошлом, — проговорил он.
— Если вы искренне это предлагаете, то я не против, — ответила Гермиона. Однако, это прозвучало всё-таки весьма натянуто.
Альварес запечатлел на её руке долгий поцелуй. Не знаю, что за удовольствие целовать через латекс, но, видимо, он что-то в этом находил...
После его ухода Гермиона включила лампы и раздала нам тёмные очки.
— Нам тоже надо прожариться ультрафиолетом. — И, показывая нам пример, встала перед лампой, уперев руки в бока.
