Вполне нормальное желание.
Просто он тогда выбрал для этого не тот путь. В чём его, наконец-таки изловив, и поправили.
Тем не менее, за собственный страх, ему было и сейчас очень стыдно, он его постоянно прятал подальше от глаз. За показной флегматичностью. Ему постоянно казалось, что ребята, его окружающие гораздо более бесстрашные и сильные духом, чем он сам. Тем более, что в походах они не раз ему неявно доказывали делом, что хотя бы по части физической выносливости они пока что выше него.
Конечно, ребята даже и не подозревали о том, что они, якобы, что-то там Вадику 'доказывают'. Это была сугубо внутренняя Вадикова проблема.
Также немалую роль в подпитке комплекса играло присутствие в группе Героя. Вот уж кто, как считал Вадик, не подвержен страху, так это Он. Тем более, что Владимир ни разу, нигде и никогда не рассказывал о тех страхах, что он испытал тогда, во время катастрофы и после. Конечно, по родной культуре, в которой он был воспитан, и по части самолюбия, это было, возможно, для Владимира и важно — сокрытие своих мелочных мыслишек и страхов (ведь преодолел же их!) — но для Вадика это создавало дополнительные трудности.
Да, он хотел быть Героем тоже.
Да, та ситуация, в которой оказалась группа как раз и делает его прямым кандидатом в Герои.
Но для того, чтобы им стать, надо, как минимум, выбраться из той ситуации, в которую все попали. И выбраться по возможности, без потерь. Сгинувший без следа — уже не герой (так он считал). Беда тут была ещё в том, что для выхода из ситуации надо было рисковать. И рисковать надо было всем. В том числе и ему самому. А раз так, то он также ещё рисковал оказаться в рядах тех, кто не вернётся. Хоть бы и в единственном числе. А он очень хотел вернуться и это добавляло страхов.
Вадик стоял возле шкафа в комнате общаги и медленно одевался. Медленно, чтобы максимально оттянуть момент принятия окончательного решения, чтобы оттянуть момент необходимости сделать тот первый шаг, после которого уже возврата назад не будет.
Он снял с вешалки свою куртку, тупо осмотрел её и естественно никаких дефектов не нашёл. Ни дырок ни грязного пятнышка. Сам же за этим тщательно следил. Медленно, как в замедленной съёмке кино, накинул её на плечи и тупо уставился на себя в зеркало.
В зеркале отразился печального образа субъект, в не застёгнутой пуховке с обречённостью во взоре, хоть и бритый, аккуратно причёсанный, но производящий впечатление несколько растрёпанного.
Вадим осмотрел своё отражение и тяжко вздохнул. Ему сегодня даже привычное собственное отражение внушало отвращение.
Сейчас ему предстояло идти, впервые здесь, устраиваться на работу. Он и у себя дома, в родном мире, пошёл на работу со страхом. Страхом того, что не справится и его засмеют.
Хоть и оказались те самые страхи дурными — коллеги по работе весьма хорошо его приняли и очень сильно помогали, пока Вадик полностью не освоился — но сейчас было несколько по-другому. Тут было как в приключенческих фильмах про шпионов:
'А вдруг разоблачат?!!'.
От таких мыслей во внутренностях как будто ледяной ёж поселился...
Мимолётная паника.
Приходится всё чаще её гасить. Если так пойдёт и далее, то это будет уже серьёзная проблема. Надо, надо делать первый шаг. Иначе, эта паника и эти страхи, нарастая попросту сожрут...
Ему очень сильно не хватало уверенности, которую он видел у других. Поэтому он хватался для повышения этой уверенности за любую возможность. В настоящее время, эта возможность крылась в том, что он получил, для повышения статуса и легализации в местном обществе. А получил он немало...
Впрочем, с какой стороны ещё посмотреть.
Документы, электронную коллекцию картин машинной графики, элементарные знания.
Хватит ли этого?
Он мысленно перебрал всё это. Полез во внутренний карман куртки, достал свой новый паспорт. Посмотрел на обложку с двуглавым мутантом. Паспорт был новый естественно. Местный.
Уже разглядывание обложки резко прибавило настроения.
'Вообще — жутко любопытный тут мир... Как у Ильфа и Петрова говорится — мир непуганых идиотов. Ведь это же надо до такого 'додуматься': поставить на герб ДВУГЛАВУЮ птицу, после крупнейшей радиационной катастрофы!
Вряд ли, кто из тех, кто принимал решение о форме герба нового государства об этом задумывался. Скорее всего им разум застило стремление вернуться назад — в идеализированное дореволюционное прошлое. А ведь если подумать непредвзято, то что может ЭТА птица, символизировать СЕЙЧАС, в настоящее время?!
Сейчас, это символ мутации. Уродства. Причём уродства ГОСУДАРСТВА.
Вона даже в народе над гербом потешаются. Как сказал один дед, с которым он случайно разговорился на улице, (а дед то ли с Кубани, то ли с Украины) 'Цэ нэ херб, а чорнобiльська кура!'.
И действительно. На монетах, так там вообще не орёл, а жирная, двуглавая курица.
МУТАНТ!
Спрашивается: какой ИДИОТ её там нарисовал? Ведь никаких таких ИНЫХ 'величественных' ассоциаций 'на подкорке' сие творение скорбного мастера вызвать не может!'
Вадика, как художника эти тонкости всегда весьма сильно задевали. Всегда, когда он сталкивался с проявлением среди художников элементарной тупости.
Тупости, когда они рисуют нечто, совершенно не задумываясь о тех ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ, возникающих часто, совершенно случайно, смыслах.
Вадик нахмурился и повертел в руках обложку. Свет от лампы отсверкивал на перьях нарисованной птицы. Если не придираться ко всему 'творению', то выполнено вполне профессионально...
'Впрочем... — продолжил рассуждать он про себя — может и не идиот рисовал ту 'куру' для монет.
Не идиот, а очень хитрый, умный и крайне дерзкий человек.
Он сознательно придал 'орлу' на монетах именно форуму курицы, тем самым неявно выразив СВОЁ отношение К ЭТОМУ 'государству'.
Заглянул внутрь паспорта.
Всё расположение страниц и содержание было необычным, что и закономерно — он в другом мире, в другой стране. И если эта страна так истово копирует Запад, то даже паспорта (удостоверения личности), должны быть скопированы с западных образцов.
Если не считать обложки со смешным гербом, то сам паспорт тоже был для Вадика предметом страхов.
Как пояснил Владимир, многим удалось сделать паспорта на их настоящие имена и фамилии. Ему же, из-за того, что такие же имя и фамилию, да ещё дату рождения и место имеет вполне конкретный человек — пришлось менять.
Имя, Отчество оставили теми же, но фамилию, с Дьяченко, поменяли на Дейченко.
Созвучно. Но это уже не совсем то.
К тому же, сам факт такого совпадения, наводил его на мысль, что здесь, в этом мире, есть его двойник. И, возможно, этот двойник тут чем-то прославился, раз к нему такое внимание было проявлено в паспортном столе.
Кто он, этот двойник? Чем прославился?
Вадику хотелось, чтобы он прославился чем-то достойным, но в этом его изрядно грызли очень сильные сомнения.
Ведь мир тут как выразился Николай 'победившего шакализма', а значит и выдвигаться наверх будут не люди достойные, а те самые.
Шакалы.
И если местный Дьяченко Вадим, тут выдвинулся и прославился... Дальше додумывать Вадику было очень неприятно.
Да и страх столкнуться с тем самым двойником...
А вдруг его 'разоблачат'? Или ещё чего?!
Опять тот самый страх.
Страх не справиться, страх сделать что-то не то...
Да и страх того, что над ним будут шутить, если вдруг двойник окажется человеком недостойным...
Ведь если он человек недостойный, то это пятно и на самого Вадика — получается, что и он сам может стать таким же гадом. Что и у него есть внутри эдакое гнильцо...
Ведь если он двойник, то это означает, что он его точная генетическая копия. И из этого же следует, что и задатки у них ОДИНАКОВЫЕ.
Вадик просмотрел отметки паспорта.
Всё, как его заверили, было нормальным, хоть и выглядело, на его взгляд, слишком уж вызывающим.
Да, И ЭТО ТОЖЕ был страх. Всё тот же.
Вадик с раздражением захлопнул паспорт и спрятал его во внутренний карман. Теперь ему предстояло проверить все эти отметки и прочее на реальном деле — при поступлении на работу.
Как, кто и куда будет поступать на работу, пару дней назад очень жарко обсуждали на общем собрании. В принципе, Вадик уже за неделю до этого озаботился решением подобной задачи, и у него не было каких-то особых сомнений.
Если надо было бы поступать на работу, то и поступать надо туда, где собственные таланты можно проявить по полной программе.
Так он мыслил.
А из этого соображения следовало, что он должен и тут быть художником.
В городе были частные рекламные агентства, и его таланты художника-оформителя как раз должны были бы пригодиться.
Но перед осуществлением этой идеи стояла проблема — он знал и умел обращаться с графическими программами своего родного мира. Он знал технологии производства художественных изделий, но опять таки своего мира.
А нужно было знать этого.
Для этого он приобрёл несколько книг по машинной (или как тут говорили — компьютерной) графике и тщательно их изучил.
В сущности способов оформления и способов работы в машинной графике было не много. Поэтому, Вадик весьма быстро освоил основные графические программы.
Что его поразило, при прочтении этих книг, так это ориентация на человека, ну,... как бы это сказать помягче... совершенно тупого. Это Вадика покоробило, но, так как иного выхода не было, то он, скрепя сердце прочитал все эти 'руководства для дебила'.
В его мире, книги подобного плана, рассказывали, прежде всего о том, какие приёмы работы имеются. Всё остальное — описание инструментов — было вынесено в специализированные разделы прямо в рамках самой программы. Или в книги, которые так и назывались — 'Инструкция по эксплуатации программного продукта такого-то'. Но не в книги, призванные быть описаниями приёмов работы. Дублирование в таких книгах было минимальное.
Тут же, как убедился Вадик, все описания в рамках машинной программы (называется 'хелп'), были либо на английском, либо настолько малосодержательные, совершенно запутанные и бессистемные, что он только диву давался. К тому же, сами описания работы и приёмов работы, действительно издавались и в специальных книгах (что нормально), но стоили они просто чудовищно дорого. 'Выкинуть' на книги половину средней месячной зарплаты этого мира — для Вадика это было шоком.
Это что, так извлекается прибыль из популярного направления, или так ограничивается доступ неэлитариев к 'престижной' работе?
Ответа у него не было.
Тем не менее, дальше для Вадика был ещё один шок.
В шок его ввергла 'обожаемый инструктор'.
Юля, убедившись, что Вадик таки изучил всё, что полагается, вдруг вылезла с предложением, который в каком другом месте и обстоятельствах, отверг бы с порога.
Но предложение было поддержано Владимиром, так что Вадику пришлось смириться. Оно заключалось в том, что его 'нагрузили' накопителем с работами разных художников-оформителей из мира Земли-1 (И когда это Николай с Юрием успели их переснять со своей планшетки?!). И строго-настрого запретили заикаться, что это работы не его.
Более того, при работе не просто не запрещалось делать плагиат из тех работ, но и прямо вменялось ему в обязанность.
Владимир это мотивировал просто:
— Элементарно Вадик! Тут капитализм, поэтому, если что-то не запатентовано, то ты имеешь полное моральное и юридическое право это использовать. И это раз. Два, это то, что в этом мире никто этих работ и этих художников не знает. И три: нам надо закрепиться, а для этого нам надо пользоваться моралью этого же мира. Но не своего. Соображения нашего выживания, должны быть в настоящее время выше, соображений обиды тех художников, чьи работы мы будем использовать. К тому же, если мы не выживем, то никто из них этого нашего мелкого проступка никогда не узнает. Для того, чтобы узнали, мы должны выжить и вернуться. А вот когда всё это закончится, мы перед ними извинимся. И я уверен, что они нас поймут.
Слова Владимира выглядели убедительно, но всё равно, Вадик дал себе слово по возможности не использовать эти работы. Так, для рекламы своей персоны — сойдёт. Далее — нельзя.
Да даже и для рекламы.
Стыдно.
Не своё ведь.
По части морали Вадик был максималист и свято соблюдал заветы своей матушки, что раз оступившись можно не удержаться 'на наклонной плоскости'. А плагиат, даже в таком виде, каком предлагали делать его друзья, был для Вадика серьёзным грехом. Может это в нём говорил комплекс своих коллег, с которыми он успел поближе познакомиться за то короткое время, когда поработал художником-оформителем, но он ему запрещал категорически копировать их работы.
А вот приёмы работы...
Тут как раз всё обстояло весьма хорошо. Приёмы работы распространялись дома свободно и обмен опытом только приветствовался. Вадик надеялся, что за то время, которое он проработал дома, он нахватался достаточно тех самых приёмов, которые тут могли бы пригодиться.
Вадик поймал себя на том, что он, размышляя над неприятностями, неосознанно оттягивает момент первого шага. Ещё несколько секунд помявшись, он вышел за порог их прибежища.
Пока Вадик приближался к своему будущему месту работы, у него внутри всё более холодело. Страх сжимал внутренности и всё более замедлял шаг. Поэтому, когда показались двери того заведения, он уже попросту брёл по тротуару, еле волоча ноги.
И тем не менее, он заставил себя подойти вплотную и оглядеть фасад здания, где висела и вывеска, и реклама заведения.
Вывеска на фасаде была не просто вычурной, она была дико выпендрючей.
Дизайнер, который рисовал эту вывеску, казалось, пытался крикнуть о своём заведении так, чтобы на Луне слышно было. Одно то, что плакат занимал ВСЮ стену без остатка, говорил о многом. А изобилие ярких красок — о полной безвкусице.
'Нда! 'Хорошая' реклама для заведения...' — подумал Вадик, но всё равно, тяжко вздохнув, направился к парадному входу.
Вадик опасливо подошёл к двери и не без внутреннего содрогания потянул за блестящую никелем ручку стеклянной двери.
Внутри оказалось пусто. Даже место вахтёра (здесь, в этом мире вместо вахтёров была охрана) тут пустовало.
Только раз мимо проскочила какая-то дамочка с папочкой. По виду бухгалтер. Дома так бухгалтеры выглядят...
Эта пустота, как ни странно успокоила Вадика и он отправился искать кабинет отдела кадров или директорский.
Отойдя от входа он обнаружил любопытную деталь архитектуры здания — прихожая (тут она называлась по-западному — фойе) заканчивалась ступеньками идущими вниз. То есть фойе было чуть выше по уровню остального этажа здания. Пол коридора, по которому прошмыгнула бухгалтер, был примерно на метр ниже. По обе стороны ступенек стояли колонны, отделанные 'под мрамор' возле которых стояли большие кадки с растениями.
Вадим огляделся ещё раз стоя посреди прихожей.
Дизайн её он нашёл также весьма посредственным. Пожал плечами и двинул дальше, уже с усмешкой поймав себя на мысли, что все эти остановки и оглядывания ни что иное как скрытое проявление страха перед предстоящими событиями.
