*
Причиной острой боли, которую испытал я, Коити Сакакибара, был, как и предполагалось, спонтанный пневмоторакс левого легкого, который привел к более серьезному коллапсу, чем предыдущие два. Я не полностью потерял сознание, но боль и удушье, которые продолжались, пока мне не оказали помощь в больнице, были просто адскими... Поэтому, честно говоря, я мало что помню из тех событий — что произошло сразу после разрыва легкого, как меня спасли...
Так или иначе...
Когда мое состояние более-менее стабилизировалось, а сам я успокоился в достаточной степени, чтобы вернуть себе способность думать, я обнаружил вокруг себя знакомую палату в знакомой больнице близ Юмигаоки, где лежал всего несколько месяцев назад.
Бабушка примчалась сразу, как узнала, что я здесь; она переговорила с врачом, и тот предложил мне пойти на хирургическую операцию. Он считал, что операция — оптимальный выход, который позволит избежать в будущем новых рецидивов. С моим отцом, который сидел у себя в Индии, ни о чем не подозревая, быстренько связались, получили согласие, и через два дня меня уже прооперировали.
Сейчас, в отличие от прежних времен, такого рода операции на легких делаются торакоскопическим путем. Во мне проделали несколько дырок размером по сантиметру, ввели через них эндоскоп и всякие другие инструменты и провели операцию извне. При этой методике нагрузка на пациента гораздо ниже, чем при операции на открытой грудной полости, и восстановление тоже проходит намного быстрее.
Операция прошла успешно, без осложнений. Выздоровление тоже шло быстро, и вскоре мне сообщили, что выпишут через неделю.
*
Мей с Мотидзуки навестили меня 15 августа, всего за три дня до выписки. Наверняка они об этом не задумывались, но ровно в этот день много лет назад в нашей стране закончилась большая война.
— ...И все-таки, — заговорил Мотидзуки. — Понять не могу, что заставило Нумату-сан вдруг резко взять и свихнуться. За ужином она вела себя совершенно нормально.
Так вот и получилось, что события той ночи сами собой стали темой разговора. Мотидзуки, как только узнал о пожаре, выбежал через запасной выход в западном крыле здания. А потом направился к главным воротам, где, судя по всему, самую малость разминулся со мной, когда я бежал к Мей.
— Это мы уже не узнаем, она ведь умерла. Так полицейские сказали.
Позавчера меня навестил следователь Оба из криминальной полиции Йомиямы. От него-то я и узнал подробности происшествия.
— Я слышал, она откусила себе язык, — произнес Мотидзуки; его лицо исказилось от явного отвращения. — Что за жуткий способ самоубийства.
— Иногда, когда человек откусывает себе язык, этот кусок застревает у него в горле, и он задыхается. Вроде бы с Нуматой-сан это и случилось.
— Хмм...
— Так что у нас семь "жертв августа".
Услышав это заявление Мей, я склонил голову набок.
— Семь? Ты считаешь и Нумат?
— Тибики-сан выяснил, что они приходятся бабушкой и дедушкой Такабаяси-куну. По материнской линии.
— Ээ. То есть это значит...
Икуо Такабаяси, умерший от сердечного приступа в июне.
— Раз так, значит, они его родственники в пределах двух колен. То есть они связаны с классом и в "зоне охвата". Кстати, они стали ухаживать за гостиницей лет десять назад. Так что во время того лагеря, который был пятнадцать лет назад, там работал кто-то другой.
Чувствуя почему-то полное уныние, я вздохнул. Потом осторожно погладил сквозь пижаму грудь — там еще ощущались отверстия от операции.
— Конечно, это просто совпадение, — сказала Мей и вздохнула, в точности как я только что. — Вряд ли стоит думать, что тут вмешалась какая-то злая воля.
— Это Тибики-сан сказал?
— Тибики-сан наверняка бы так сказал.
— ...В общем, это, — снова вмешался Мотидзуки. — Я рад, что тебе лучше, Сакакибара-кун. Когда я услышал, что тебе будут делать операцию, я очень беспокоился за тебя.
— Да операция-то ерундовая была, — ответил я с самым беззаботным выражением лица, какое только смог состроить; однако в глазах Мотидзуки все равно стояли слезы.
— Но слушай, у нас же в этом году "катастрофы", так что после любой операции может быть куча жутких осложнений.
— Добрый ты очень, пацан. Но все нормально. "Катастрофы" кончились.
— Серьезно? — Мотидзуки перевел взгляд с меня на Мей, на его лице было написано нескрываемое подозрение. — Мисаки-сан тоже так говорит... но все равно...
— Думаю, "лишний" в ту ночь погиб при пожаре.
— Мисаки-сан тоже так говорит. Но я вот не знаю... — Мотидзуки моргнул слезящимися глазами, скрестил руки на груди и нахмурился. — Это один из пяти наших, кто тогда умер? Хотя нет — ведь если верить словам Мацунаги-сана на кассете, когда "лишний" умирает, он тут же исчезает начисто. Хмм...
— Значит, "лишний" существовал до той ночи, но сейчас мы уже не помним, кто это, — сказал я ему, изо всех сил отгоняя печаль. Потом, чуть сменив тон, спросил: — Сколько народу участвовало в поездке?
— Ээ... четырнадцать. Пятнадцать, если считать с Тибики-сэнсэем.
— Наверняка было шестнадцать. Просто этого уже никто не помнит.
Никто... никто, кроме нас с Мей, слишком сильно причастных к ее смерти.
Ни Мотидзуки, ни Тэсигавара, ни Тибики-сан... никто ее больше не помнил. Ни один человек не помнил, что учительница рисования Рейко Миками существовала с апреля и помогала руководить классом 3-3. Что она стала исполнять обязанности классного руководителя после смерти Кубодеры-сэнсэя, что с трудом помнила про себя саму пятнадцатилетней давности, что запланировала летний лагерь — жест отчаяния с ее стороны, судя по всему, — и что приглядывала за нами в тот вечер.
Все это я узнал из телефонного разговора с Мей. За день до операции я не без труда сбежал из палаты и позвонил Мей домой по зеленому больничному телефону. Мой мобильник был в палате, но у него сдох аккумулятор, и звонить по нему я не мог.
Трубку взяла Кирика-сан и, как обычно, передала дочери.
"Про Миками-сэнсэй все забыли, — первым делом сказала Мей, даже не спросив, как у меня дела. — Все говорят, что она умерла осенью два года назад".
— Два года назад...
"Да. Тот парень, Сакума-сан, прекратил "не существовать" сразу после летних каникул; в начале октября умер один из учеников... а потом Миками-сэнсэй. Говорят, она утонула в реке. По-прежнему не помнишь?"
— Утонула?..
"В конце октября было много дождей, река вышла из берегов. На следующий день ее тело нашли ниже по течению. Неизвестно, она утопилась или случайно упала..."
— ...
"Я этого тоже не помню, но это действительно произошло. Человек, связанный с классом, умер из-за "катастрофы" два года назад. То есть всего их в том году было не семь, а восемь. И у всех воспоминания пришли в норму. И куча записей и документов. Все, наверное. Я посмотрела список класса — там, где было написано "Помощник классного руководителя: Рейко Миками", тоже ничего нет".
— Значит, она и правда была...
Вот самое надежное доказательство того, что Рейко-сан и была "лишним".
"Все считают, что после смерти Кубодеры-сэнсэя временным классным стал Тибики-сан. Это исключение из правил, и он параллельно продолжал работать в дополнительной библиотеке. И еще говорят, что Тибики-сан спланировал наш лагерь и руководил нами... он один".
— А рисовальный кружок? — задал я вопрос, неожиданно пришедший мне в голову. — Что сейчас с кружком, ведь его только в апреле открыли заново?
"После смерти Миками-сэнсэй учитель, который курировал кружок вместе с ней, действительно перевелся на следующий год. А новый учитель рисования сказал, что не хочет вести кружок, и его приостановили. А теперь говорят, что этой весной тот учитель согласился".
— Ясно.
Главное о Рейко-сан я понял, еще когда бабушка примчалась в больницу. Она ни разу не поинтересовалась безопасностью дочери, поехавшей с нами, а лишь терла глаза и повторяла: "Ах, если бы Рейко была жива".
Еще бабушка сказала: "Ты же знаешь, какая она была, Коити-тян. Ты для нее был все равно что родной сын. Она даже говорила, что, если бы Ёске-сан оказался плохим отцом, она бы тебя отобрала у него и сама вырастила. Хотя она тебя очень редко видела, когда ты был маленьким".
Интересно, как сейчас выглядит задний домик, где жила Рейко-сан.
В течение коротких четырех месяцев она продолжала жить в этом городе, в этом доме — "мертвец, обретший плоть". Какие-то следы этого должны же... хотя нет, все должно было исчезнуть. Или обрести какую-то другую суть, другое значение.
"Обон уже кончается, но, когда ты выпишешься, не хочешь навестить могилу Рейко? — предложила бабушка, и мне с огромным трудом удалось не отвести глаз. — Уверена, она будет счастлива, если ты придешь вместе со мной".
...
...
Я решил, что вполне нормально будет, если я расскажу Мотидзуки, Тэсигаваре и Тибики-сану о том, что на самом деле было. Хотя у меня такое ощущение, что — Тибики-сан ладно, а для остальных, как ни старайся, все это останется чем-то нереальным.
*
Не знаю, пытался ли Мотидзуки проявить тактичность или еще что, но он ушел домой первым, оставив нас с Мей наедине. Уже уходя, он вдруг пробормотал: "Ах, да", — и достал что-то из сумки.
— Я хотел вот это тебе дать. Мисаки-сан, тебе я тоже сделаю.
Мотидзуки протянул мне "фото на память", которое мы сделали вечером 8 августа перед воротами "Мемориала Сакитани".
— Скажи, Мисаки — когда ты узнала? — дождавшись, когда Мотидзуки уйдет, я задал Мей вопрос, который меня интересовал все время, что я тут валялся. — Ну, что Миками-сэнсэй... Рейко-сан и есть "лишний"? Когда ты?..
— Когда? — Мей театральным жестом приложила руку ко лбу. — ...Не помню.
— Почему ты мне не сказала? — спросил я, серьезно глядя на нее.
— Я считала, что, даже если скажу, лучше от этого никому не будет. Пока не услышала ту кассету... Кроме того... — рука Мей перекочевала со лба на повязку поверх левого глаза. — Я просто не могла тебе рассказать. Как я могла? Миками-сэнсэй была так похожа на твою маму, которая давно умерла. Когда я увидела школьный альбом и те фотографии, которые ты мне дома показал... я подумала: это же просто одно лицо. Ты очень любил ее, правда? Миками-сэнсэй... Рейко-сан.
— Угу... но...
— Что "но"?.. Ты нашел кассету, и я узнала, что "катастрофы" можно остановить, и... вот почему.
"Вот почему"... Да, ей пришлось чертовски тяжело.
Если вернуть "мертвого" в мир мертвых, "катастрофы" прекратятся. Кто же он? Она уже знала, кто. И что она должна была сделать? Что ей нужно было сделать?
Чтобы укрепить свою решимость, она захотела сама прослушать кассету Кацуми Мацунаги, лично услышать его слова. А еще до этого она собственными глазами посмотрела на групповое фото класса 3-3 двадцатишестилетней давности и удостоверилась, что Мисаки Ёмияма обладает "цветом смерти". Так она в одиночку все выяснила и попыталась в одиночку со всем покончить...
— Когда я тебе отсюда звонил, — я решил слегка сменить тему, — я сперва набирал твой мобильный, но не мог дозвониться.
— Да. После той поездки я его выбросила в реку, — будничным тоном ответила Мей. — Кирике... матери потом сказала, что он потерялся при пожаре.
— Почему ты его выкинула?
— Потому что... да, я согласна, он удобный, но все равно это ужасная машинка. Быть связанной с другими все время — это совершенно лишнее.
С этими словами она чуть заметно улыбнулась — и при виде ее лица мне живо вспомнилась наша с ней первая встреча в конце апреля в больничном лифте.
— Хотя, наверное, она скоро заставит меня завести новый.
— Когда заведешь, можно я буду тебе звонить иногда?
— Только иногда, — и Мей снова едва заметно улыбнулась.
"Не хочешь как-нибудь вместе пройтись по токийским картинным галереям?" Я хотел так сказать, но проглотил слова.
Как-нибудь... когда настанет это "как-нибудь"? Сейчас, в отличие от того, что было раньше, этот вопрос уже не вызывал у меня тревоги.
Когда-нибудь... Я знал, что когда-нибудь в будущем снова встречусь с Мей. Я чувствовал. Даже когда я уеду отсюда будущей весной. Даже если мы при расставании не пообещаем друг другу чего-то конкретного. Даже если связь между нами, которую я сейчас чувствовал, оборвется. Я знал, что когда-нибудь мы снова встретимся.
*
Потом мы вдвоем принялись смотреть фотки, которые дал Мотидзуки.
Их было две. Первую сделал сам Мотидзуки, вторую — Тэсигавара. В нижнем правом углу была дата.
На обоих снимках стояло пять человек.
В центре был столб с табличкой "Мемориал Сакитани". По обе стороны от него на первой фотке стояли (справа налево) я, Мей, Кадзами, Тэсигавара и Миками-сэнсэй — Рейко-сан. На второй место Тэсигавары занимал Мотидзуки, который, как скомандовал тогда Тэсигавара, держался вплотную к "любимой Миками-сэнсэй"...
— Рейко-сан здесь видна, — глядя на фотки, произнес я, чтобы Мей подтвердила. — А Мотидзуки наверняка ее не видит.
— Угу, — кивнула она.
— А цвет? — спросил я. — Как Рейко-сан тут выглядит?
Мей сняла повязку с левого глаза и снова всмотрелась в фотку. Потом тихо ответила:
— "Цвет смерти".
— ...Ясно.
Я вылез из кровати, подошел к окну и приоткрыл створку. День был ясный и солнечный, однако ветерок почему-то оказался прохладным.
— Наверно, мы тоже скоро станем забывать, — произнес я, снова повернувшись к Мей. — Конечно, забудем, что произошло той ночью. И все остальное про Рейко Миками, что произошло между апрелем и той ночью, — тоже забудем. Как Мотидзуки и остальные.
...Даже то, что я собственными руками вернул ее в мир мертвых.
— И даже если мы сделаем, как Мацунага-сан пятнадцать лет назад, — запишем все, что помним, — скорей всего, самые важные части исчезнут, как на той кассете.
— Скорее всего, да, — чуть кивнула Мей, вернув повязку на место. Потом спросила: — Ты так сильно хочешь это все помнить? И никогда не забывать?
— ...Не знаю.
Забыть было бы лучше. Мне и самому так казалось. Даже сейчас в груди чувствовалась боль, не имеющая никакого отношения к легким. Если забвение означает, что эта боль когда-нибудь утихнет... может быть. Но все-таки...
Я медленно отвернулся к окну. Две фотографии по-прежнему были у меня в руках. Кинув на них еще один взгляд... я задумался.
Не знаю, случится это через несколько дней, через несколько месяцев или даже через несколько лет. Но если когда-нибудь вся информация о "лишнем" сотрется из моей памяти...
В тот день...
Что я увижу на пустом месте, которое появится на этих фотках? Что я буду чувствовать?
Легкий порыв ветра влетел в приоткрытое окно и растрепал мне волосы. Да, на удивление прохладный ветер.
Последний летний ветерок. Такая мысль мелькнула у меня в голове, и я почувствовал, что мое пятнадцатое лето подходит к концу.
К оглавлению
Послесловие автора
По-моему, впервые я серьезно занялся обдумыванием "Another" в начале 2006 года.
