Выскочили в "Закатном ветерке", до икоты перепугав прислугу. Не выпрыгиванием из земли — этого никто не видел, а своим внешним видом. Их, одетых в богатые меха, не сразу признали.
Первым делом переоделись и домоправительница Асмальгин затащила их за стол. Не смогли компаньоны противостоять её напору, да и под ложечкой от вкусных запахов засосало.
От неё узнали (не отходила от стола) последние новости. Лооски, так им и надо, пропали. Кто выжил, превратились из красавиц в уродин и разбежались. Деревца их повяли. Маги все как есть повымирали, земля потряслась, слава Предкам, ничего существенного не порушив, ветер погулял. Вот он посрывал крыши, не без этого. Нет, не совсем все маги вымерли, что ты, господин! Ищущие, те да — все как один! А остальные... у Пылающих магистр, у Текущих... нет, у Пронзающих тоже магистр... ой, точно не скажу, но чем сильнее маг, тем труднее ему пришлось. Это все заметили. Боги и Предки покарали за могущество, что же еще? Хранящие? У них все оклемались, у Ревущих тоже. Пиренгул, да хранят его Предки, здоров и дочка твоя, хвала Богам, тоже.
— Ой, князя дочь, прости, господин, — поправилась без капли смущения.
Андрей заезжал дней семь назад, деньги привозил. Говорит у них с Грацией все хорошо, а сам смурной какой-то и Грация не появляется. А как раньше любила покомандовать! Будто лучше её в хозяйстве разбирается. Лучше опытной экономной разумной тиренки, матери пятерых детей, всю жизнь несшей на себе заботу о целом доме! А у самой ничего своего и ни одного ребенка! Простите, Предки, если не права. (В глаза Грации никогда такое не говорила, наоборот, слушала, открыв рот, и во всем поддакивала).
— Вот еще что, господин Рус, мы как нанимались, так за эту же плату и будем служить, не вздумай менять!
— Я и не собирался... — пожал плечами удивленный владелец виллы.
— Вот и правильно, это по-честному.
— А в чем дело-то?
— Так продукты и все товары подешевели, — с легкой усмешкой изворотливого мошенника сказала Асмальгин, — Врата закрылись, а золото через них носили. Так-то вот. Подорожало оно, а с ним и серебро и медь. А товары как возили караванами, так и возят. Купцы свое дело знают, у них в крови возить и торговать, — гордо выдала свое понимание экономики.
Что было, кстати, недалеко от истины, не считая того, что Тир — задворки "просвещенных" земель, а в центре сначала случился целый коллапс — цены вскочили. Это потом, недели через две расчухали — Врата и "тропы" закрылись надолго, если не навсегда. Ищущие, включая жрецов, действительно вымерли все, кроме некоторых учеников-первогодков. Эребус пропал, оставив резко ослабшую, не реагирующую на структуры Силу.
По дороге в город Леон с Русом, наконец, смогли спокойно поговорить.
Воронок безумно радовался хозяину, но гордо прятал радость под напускным равнодушием. Рус и сам неимоверно скучал, извинился при встрече. Теперь Воронок спокойно шагал рядом с неторопливой кобылкой Леона, делал вид, что так и должно, а хотел лететь быстрее ветра!
— Я так и не понял, Русчик, зачем ты отказался от царства? — удивлялся Леон.
— Я!? Отказался!? Кто тебе такое сказал? — Рус решил чуть-чуть поиздеваться над другом, с трудом понимающим юмор.
— Как... я же сам все видел! Смеёшься!?
— Смеюсь, Леон, успокойся. Я ненарочно, настроение хорошее. Не отказался я, вот еще! Скажи, Эрлан достоин царства?
— А это совсем не важно, достоин или нет, у него прав не было!
— А у меня?
— У тебя есть. По праву их Бога, Френома — есть! Только не надо опять хвостом крутить, знаю я тебя! Скажи еще, что ты не сын Френома?
— Не скажу, — со вздохом согласился Рус, думая "и ты, Брут!", — но не по крови, он меня усыновил. Честное слово!
— Это не имеет значения! Ты должен царствовать в Этрусии, а не Эрлан, будь он хоть трижды достоин!
— Так я и царствую... — и замолчал. Дождался:
— Ты мне мозги не выкручивай, Русчик! Я чувствую — ты шутишь.
— Нет, как раз не шучу. Войну между партиями остановил? Остановил. Армию на кочевников направил? Направил. Они воины, без войны нельзя — между собой грызутся, сам же видел. Знаешь, Леон, — Рус остановил Воронка и повернулся к другу, — я был на границе. Там запустение, кочевники одолевают. Этрусок в плен берут, чтобы свиноматок делать, а царь в это время нами занимался, грусситами. Это дело? Я свою вину чувствовал, хотя и не виноват вовсе. Надеюсь, исправил.
Тронул единорога и продолжил. Сам не заметил, как захотелось выговориться.
— Ну, сидел бы я там в царском кресле и что? Жалобы князей да бояр выслушивать, налогами заниматься, судить?
— А что, служба у царя такая, доля. Я бы согласился. Зато богатство, почести, власть... нет, я бы с армией пошел, — передумал Леон, — ох, и поплясал бы у меня тогда Яролант! Да и Филарет тоже.
— Я не такой вояка, ты знаешь. Один на один или засаду там, хитрость... да кому я рассказываю! Но чтобы армию водить — не по мне. И почести не люблю. Да какие почести! Шаг влево, шаг вправо — расстрел! Женить бы еще непременно надумали...
— Да ты бы от всего отбился!
— А оно мне надо? Мне свобода дороже. А власть я нисколечко не потерял. Что скажу, то и сделают. Сын бога, это тебе не просто так, даже не Верховный жрец. Зато ответственность на Эрлане! Он еще не понял, как я его хитро подставил.
Леон вдруг громко хмыкнул:
— Хм, а знаешь ли ты, друг Русчик, что тебя многие считают не сыном, а самим Френомом? Его воплощением. И Фридлант их вряд ли убедит. После "Ночи Битвы Богов" это случилось, — заговорил, видя заинтересованность друга, — мне казалось, голову разорвет. Потом заметил — остальные склонные к Силе вповалку лежат, а кто не склонные — вполне нормально ходят, остальным помогают. У меня мысль возникла и я амулет с себя снял. Снова ударило. Не так сильно, "битва" заканчивалась... правильно ты посоветовал не снимать амулет. Я после о сражении думать перестал, стал мечтать подучиться. Хочу Силой овладеть. Никогда не думал, что такое желание возникнет...
— А дальше... увидели мою склонность к Силе, дня через два уже, и начались споры. Хм, — Леон покачал головой, — Яролант и иже с ним посчитали, что ты — сын Френома, а Филарет и большинство штаба — что сам Френом и есть. Все знали историю моего "архейства", а тогда и я узнал — то было событие из "Божественного Завещания" — обретение соратников. Вот так вот, сынок. После заметил: не только в штабе армии, но и в столице — большинство считают тебя воплощением Френома.
— И пусть! — решил Рус, — будут лучше слушаться.
Они и не заметили, как подъехали к ордену Хранящих. Не заметили в городе и каких-либо изменений. Разве народ более смелым стал — полностью привык к новой власти.
Рус сдержался, не побежал в учебную половину, где находилась Гелиния (раскланялся у ворот с телохранителями), а повел Леона прямо в кабинет Тирендора.
— Рус!!! — дородный магистр подлетел к нему с легкостью бабочки, — как я рад! А я тебя ждал, дарково ты отродье!
— А как я рад, господин Отиг! Все гадал жив ты или нет.
— Тяжело пришлось, но с помощью Величайшей выжил. Как ни скандал у Богов, так мы, склонные к Силе страдаем. Чем им Лоос с Эребусом не угодили, не подскажешь? — спросил вроде шутливо, но с намеком.
— Не знаю, но за Лоос я только рад. Никогда кукольных красоток не любил. Извини, господин Тирендор, сейчас некогда, но потом столько новостей расскажу! Нет, одну сейчас. Я стал-таки царем Этрусии Русом Четвертым, но, увы, пришлось сразу уступить венец. Не посвящен Френому, ничего не поделаешь...
Отиг вот уже месяц не уставал благодарить Гею за то, что она сподвигнула его на изучение видимых душевных проявлений у людей. Наблюдение за "астральным телом" стало недоступным (аура, каналы Сил, жизненные токи, которые видел в человеке любой продвинутый маг — совсем не то, не "астральное тело" видимое только из астрального транса), а он все равно с легкостью различал ложь. К Русу это не относилось, но по его спутнику, кажется Леону, он понял — молодой этруск многое утаивает.
"Ну и дарки с ним! Всегда таился, всегда вокруг него чудеса и пожалуйста — новый Хранящий. Это сколько ему... сорок точно, но как бы ни больше... выделяешь ты этруска, Величайшая, и спасибо, что и меня не забываешь..."
— Он архей, не сомневайся, — Рус ответил на незаданный вопрос.
— Что ж... Леон? Прошу в орден. Посвящен? Посвятим... да, Рус, — вспомнил, досадно поморщившись на забывчивость, — четверть назад заходил ко мне Касымгил и велел привести к нему тебя и Гелинию. Нельзя отказывать Верховному жрецу, поэтому я тебя ждал, но закрутился, забыл. Это все дарково пятно, дел там!
— А он откуда узнал? — поразился Рус, не обратив внимания на "пятно".
— Он мне не доложил и такой же вопрос проигнорировал. Рустам! — крикнул секретаря, — немедленно приведи ко мне ученицу Гелинию. Мы подождем во дворе. Все равно спускаться, в храм идти.
Встреча с Русом не стала для Гелинии неожиданностью. Сердце с утра об этом вещало. В момент их встречи там, в душе Руса, их сердца крепко-накрепко связались. Весь месяц знала, что он хоть и слаб, но жив, а сегодня он сам её успокоил и подтвердил, что любит. Как это происходит без слов, без мыслей, даже без эмоций — Гелинию не интересовало. Выздоровел, любит и спешит к ней — этого достаточно. Она помнила горячие поцелуи, вспоминала, как чуть не потеряла голову от счастья, а потом "пустила" Богиню. "Очнулась" стоящей перед статуей Геи у себя в спальне. О разговоре Богини с Русом и о дальнейших событиях, конечно, не ведала.
— Рус!
— Гелиния!
Во дворе ордена обнялись, не стесняясь.
— Идемте, голубки, вас Верховный жрец ждет, — "разнял" их Отиг, — "и я понял зачем", — мысленно усмехнулся он.
В храме это поняли и "молодые" и Леон.
"Ой, я одета, как последняя нищенка!", — испугалась Гелиния, увидев в Алтарном Зале Отца, мать, братьев, Андрея и Гелинию, которая облачилась подобающе выходу на торжественное событие.
Она всегда одевалась со вкусом, любила украшения. Не зря Рус обзывал её непонятным словом "шмотница". Но и на себя Гелиния наговаривала. Как по наитию, сегодня оделась в шелка. Не иначе Богиня сподобила.
"Величайшая! Ну сказала бы прямо! — Гелиния с досады посмела высказать претензии "Самой", — нарядилась бы как подобает невесте! Покрывала нет! Да хотя бы бусы невинности одеть...".
Словно услышав её желание, к ней подбежала прислужница и протянула бусы идеально белого жемчуга. Невеста успокоилась. Если только возможно успокоиться на собственной ожидаемо-нежданной свадьбе.
Во время обычной дневной службы, тирскому Верховному жрецу Геи явилась сама Богиня. Алтарная статуя ожила и произнесла глубоким властным голосом:
— Сегодня же пригласи в Храм моих посвященных Руса и Гелинию и освяти их брачный союз! — больше никто этих слов не слышал, но так и должно быть при явлении Величайшей лично жрецу.
Касымгилу Богиня являлась впервые, но он воспринял это как должно, как подобает спокойному основательному служителю Геи — богини земли. Отправил младших жрецов к князю с наказом: "Только близких родственников, Богиня сама высказала пожелание соединить его дочь брачными узами, значит в узком кругу". Не забыл главный жрец и о женихе, позвал и его "родню".
Хмурый Пиренгул подвел дочь алтарю и вложил её руку в твердую ладонь Руса.
"Как неожиданно! — думал князь после известия о скорой свадьбе дочери, почти целую четверть назад. Согласился-то сразу — с Богиней не поспоришь, но сердцем до сих пор не принял, — беспокойный человек этот Рус. Могущественный, не поспоришь, но надолго ли? Что он дочери даст, кроме неспокойной жизни? А как дела у него с царским венцом? Тогда бы не сомневался... а что на свадьбу подарить?..", — приказ о подготовке пира последовал сразу после ухода жреца, принесшего непонятно какую весть. То ли благую, то ли наоборот...
Касымгил не водил брачующихся вокруг статуи, он поставил их "под самые очи" Богини и заставил повторять за собой слова брачной клятвы. Гелиния знала её наизусть, а Рус не вникал. В конце жрец воскликнул:
— Да будет освящен сей брачный союз самой Богиней, коей посвящены и жених и невеста! — ударил об пол неизменным атрибутом всех жрецов — посохом и Гея ожила.
Сверкнула "очами" и подкинула шар — Гею. Он превратился в радужное сияние и мягко накрыл молодых супругов. В следующее мгновение шар вновь появился в руках у застывшей Богини, но "освящение" брака увидели все. Редко такое случается. В лучшем случае Гея ограничивается игрой желтого света, а тут... да чего там редко, Касымгил никогда такого не видел!
Неизвестно, что почувствовала невеста, но жених ровным счетом ничего. Разве что сердце вроде как замерло и забилось с новой силой. Правда, он уже боялся верить. Один раз, с Грацией уже ошибался. Да и вообще, стоит ли верить гадалке-шарлатанке? Подумаешь, "сердце соберется из кусочков"! Давно собралось, с самой первой встречи в ордене.
Гелиния, пьяная от счастья, смутно помнила свадебный пир во дворце (больше месяца, как княжеская семья перебралась в него, маги проверили всё — от подвалов до крыши), зато на всю жизнь запомнила ночь в "Закатном ветерке", в холостяцкой спальне Руса. Наконец-то слились не только души, но и тела. Зря пугали немногочисленные подруги: никакой боли она не почувствовала, а наверху блаженства, воистину божественного, побывала. Бусы честно окрасились в красный цвет.
А вот Рус прекрасно запомнил свадебный пир.
— Вот что, зять, — Пиренгул отозвал его в сторону, — дочь ничего не соображает от счастья и дайте боги, чтобы это продолжалось всю жизнь! Ты меня понял?
— Счастья или сумасшествие? — пошутил муж и мгновенно поправился, — понял я, Пиренгул, не переживай — все для неё сделаю, ни себя и никого не пожалею! — сказал совершенно искренне.
— Себя не надо, — успокоился князь, — ты венчался и отказался от венца. Понимаю, перехитрил посвящение, но... содержание от казны, земли, людишки... титул за тобой остался? Я о внуках беспокоюсь. А жить где собираетесь?
— Бери выше, князь! Я остался в "Божественном Завещании" как Рус Четвертый, им и остаюсь. Твоя дочь теперь Гелиния — царица этрусков, — здесь он, надо сказать, ошибся. Его жена стала княгиней, а он сам, как бывший этрусский царь, князем "царских кровей", — Правда без номера и без правления. Земли — всё царство, золота — сколько захочу, — Пиренгул снова перестал понимать, шутит зять или серьезен.
Рус все же поправился:
— Деньгами действительно не откажут, а личную вотчину возьму на побережье. Море люблю, — и конечно, умолчал о характере того моря.
Вспомнил, что там каким-то чудом осталась "ничейная" земля и жили одни морские охотники да рыболовы. Не сгонять же какого-нибудь князя-майора, ведь только-только гражданские распри погасил.
"Надо в самом деле заняться...", — постарался запомнить собственное сочинение.
— О "людишках" ты по незнанию сказал. В Этрусии нет приписных и рабов, а вассалы, уверен — потянутся. А поживем мы пока в "Закатном ветерке", пусть Гелиния доучится. Всего два года осталось, — у князя отлегло от сердца. Любил он младшенькую и заранее скучал от предстоящей разлуки.
