Лена опустошила очередную рюмку и налила следующую. Хорошо, что рюмка у нее такая маленькая.
— Они ищут тебя, — изрекла она глубокую и оригинальную мысль. — Они знают, что ты ограбил супермаркет, и подозревают, что ты обладаешь сверхъестественными способностями. Они знают, где ты находишься, и теперь они могут появиться здесь в любое время. И еще они заинтересовались мной, по твоей милости, между прочим. Господи, за что мне такое наказание? Ну куда мне деваться?!
Господи не заставил себя долго ждать. Лена откинулась на спинку углового диванчика и сделала блаженное лицо. Но, кажется, разговор с богом пошел куда-то не в ту сторону, потому что уже через пару секунд лицо Лены начало выражать недоумение, смешанное с испугом. Я рискнул подключиться к ее мыслям.
Ага, Бомж снова приказывает ей меня убить, и теперь он соизволил указать конкретный способ, причем способ этот совершенно очевиден, странно, что ни Лена, ни я не подумали о нем раньше. Действительно, как проще всего уничтожить волшебное существо? Конечно же, волшебством. Сейчас он открывает своей посланнице заклинание, специально предназначенное для борьбы с нежитью вроде меня. Кажется, пора заканчивать игру, жаль, все так хорошо начиналось...
Не дергайся. Пока на тебе крест, ты этому волшебству не по зубам. Расслабься и получай удовольствие.
Уже лучше. Что ж, продолжим комедию.
Лена открыла глаза, с жалостью посмотрела на меня и торжественно провозгласила:
— Извини, Сергей, но так решил господь.
Я состроил максимально покорную гримасу и сказал:
— Предаю себя в руки господа и надеюсь на снисхождение.
Волна невидимого света охватила меня, некоторое время я как будто плавал в его лучах, а потом он угас и ничего не произошло.
— Почему? — воскликнула Лена. — Почему господний свет не сжег тебя?
— Полагаю, бог принял мое покаяние, — предположил я. — Ты же сама говорила, что прощен может быть каждый, независимо от количества грехов. Главное — качество покаяния.
— Нет, — покачала головой Лена, — это невозможно. Он только что разговаривал со мной и его приказ был четким и недвусмысленным. Ты должен быть уничтожен.
— А ты уверена, что с тобой разговаривал бог?
— А кто же еще?
— Головастик.
— Кто?!
— Головастик. Мой бывший покровитель.
— Но... как это возможно... боже! Неужели он способен ввести в заблуждение даже меня?
— Он способен ввести в заблуждение кого угодно, не зря его называют отцом лжи. Но Иисуса ему не удалось искусить.
— Меня тоже. Почти. Господи боже! Но как я смогу определить, кто из них со мной разговаривает?
— Просто доверься своему сердцу. Не забывай, бог есть любовь, он не будет творить зло даже чужими руками. Если он призывает к злу, это не бог.
— Да, ты прав. Подожди, я должна помолиться.
Лена сложила руки, как примерная школьница, и закрыла глаза. Ох, сейчас начнется...
Повторный разговор с богом занял совсем немного времени и когда он завершился, в глазах Лены стояли слезы.
— Я не могу пробиться к нему! — простонала она. — Сатана не пускает меня, он говорит, что я должна снять с тебя крест и после этого заклинание подействует, но... бог не может это требовать! И я не могу так надругаться над символом веры! Нет, это существо никак не может быть богом. Как я только могла поверить, что его устами со мной говорит господь? Господи, если ты слышишь меня, прости меня!
— А ты уверена, что это действительно Сатана? — поинтересовался я. — Может, я ошибаюсь, может, это действительно воля божья?
— Нет! — Лена решительно пресекла мою попытку сообщить ей правду. — Я ценю твою скромность, она тебя украшает, но, к сожалению, ты не ошибся. Но что мне делать? Я не могу связаться с богом, не могу узнать его волю, что мне теперь остается?
— Подумай своей головой, — предложил я. — Ты, вообще, кто — посланница света или марионетка в кукольном театре? Ты сама хоть что-нибудь можешь решить?
Лена глупо хихикнула.
— Кажется, я начинаю пьянеть, — сообщила она, — что-то ничего в голову не лезет. Давай так — если до завтра бог ничего не скажет, я начну действовать по своему усмотрению. Правильно?
Я пожал плечами.
— Тебе решать.
— Вот и замечательно. Да, кстати, давай я тебя оживлю. Нехорошо, что ты ходишь в таком виде, человек вроде тебя не должен быть мертвецом.
Я так и не понял, как устроено это заклинание, похоже, образ темного посланца уже успел приклеиться к моей душе и большая часть белой магии закрыта для меня если не навсегда, то надолго. Но это не главное, главное сейчас то, что неведомая сила затрясла меня, бешеная дрожь пробрала все тело, мышцы сжались судорогой, из горла вырвался хриплый стон и я рухнул на пол, свернувшись в позу эмбриона. Температура тела быстро повышалась, оно оживало и наполнялось болью. Это было ужасно, боль разрывала тело на части, но вместе с болью ко мне возвращалось то, что я уже начал забывать. Запахи, теперь я чувствую запахи, и в первую очередь запах собственного тела, которое, во-первых, не мешало бы помыть, а во-вторых, оно пахнет чем-то мертвым, нет, не гнильем и не формалином, а чем-то почти неуловимым... не могу объяснить. А еще я чувствую запах герани с подоконника, аромат кагора, и еще в нос бьет та неясная и нелепая комбинация запахов, которая всегда наполняет место, где живут одинокие несчастные женщины.
Боль достигла предела и отключилась, как будто кто-то щелкнул рубильником. И я понял, что по жилам заструилась новая кровь. Интересно, откуда она взяла эту кровь и как она обошла закон сохранения материи?
Сердце дернулось и начало биться, вначале нерегулярно, но с каждым новым ударом все более уверенно. Все-таки ей удалось это сделать, я снова жив. Но, пожалуй, лучше бы я был мертв, потому что я понял, что имела ввиду Зина, когда говорила о том, что слишком быстрое исцеление — тоже плохо. В голове медленно разворачивается очаг пульсирующей боли, пока почти незаметной, но с каждой секундой она становится чуть-чуть сильнее и страшно подумать, во что превратится моя голова минут через десять. Оживший желудок напомнил о своем присутствии, спазмы, вначале нерегулярные, стали повторяться каждые несколько секунд, я вскочил и побежал со всех ног к туалету, но в голове помутилось, в ней снова возникла боль и она ударила в основание черепа тупым молотом, я рухнул на колени и только неимоверным усилием воли сумел сохранить сознание.
Но это не принесло облегчения. Желудок в очередной раз напомнил о себе, я закашлялся и изо рта брызнуло то, во что превратилась непереваренная пища за прошедшие сутки. Этот аромат может сравниться только с запахом разрытой могилы, в которой хоронят второго покойника. Считается, что лет за десять первый покойник истлевает окончательно, но, мягко говоря, это не совсем так, разрытая могила воняет даже через пятнадцать лет. Помнится, это рассказывал... как же его звали-то... у него отец на кладбище могильщиком работал... Я так и не вспомнил, как звали моего бывшего фронтового товарища, потому что серовато-зеленая комковатая мерзость хлынула изо рта сплошным потоком.
Боль в животе не утихала и я с ужасом почувствовал, что приближается еще одно испытание. На этот раз я каким-то чудом сумел остановить рвотные спазмы и добежать до сортира. И слава богу.
Я не буду описывать подробности своего пребывания в сортире, скажу лишь, что длилось оно примерно полчаса, за которые я превратил чистенький и аккуратный санузел в готовую декорацию к сериалу "Зловещие мертвецы". По окончании процедуры очищения головная боль снова отступила, но зато накатила слабость.
Я вышел из туалета шатающейся походкой, сознание уплывало, желаний осталось только три — выпить литра два чистой воды, уснуть и помыться. Именно в таком порядке я и выполнил первые два.
10.
Меня разбудил истошный визг на пределе слышимости, когда звук перестает ощущаться как звук и превращается в чистую боль. Глухой удар, нецензурная брань за стеной, тело отреагировало на ситуацию быстрее, чем измученный мозг успел ее осмыслить. Привычным жестом я протянул руку, но не обнаружил под рукой ни автомата, ни бронежилета. Я вдохнул воздух и непроизвольно сморщился в гримасе омерзения. Да уж, аромат специфический.
— Будьте вы прокляты! — крикнула за стеной Анна Игнатьевна и вслед за этим что-то тяжелое рухнуло на пол, как будто мешок с картошкой сбросили с высоты примерно полутора метров.
Дверь распахнулась от могучего пинка и в комнату влетел атлетически сложенный лысоватый мужик лет сорока с пистолетом в руках и жвачкой во рту. Я успел принять нематериальность.
Комната наполнилась грохотом, пули летали по ней, как мухи по сараю, в двух местах зазвенело бьющееся стекло, мужик перехватил пистолет за ствол, краем глаза я уловил, что он не забыл поставить его на предохранитель, профессионал, мать его... короче, он ринулся в рукопашную.
Я не стал уворачиваться от удара рукояткой по голове, я позволил пистолету пройти сквозь себя, а когда мужик замер в неудобной позе у самого пола, я отпрыгнул на шаг и привел в действие заклинание. Изгнание бесов.
— Командуй, — прошипел я, — или выпью души.
— Отбой! — крикнул мужик.
В дверном проеме появились еще два персонажа, гораздо моложе, лет по двадцать пять, один — лохматый черноволосый бородач, второй — худощавый блондин интеллигентного вида, но с пустыми злобными глазами, как у задыхающейся рыбы.
— Не грешите, ребята, — сказал я и вернул телу материальность.
Ох, какой отходняк сейчас начнется! Но ничего, минут пять я продержусь. Я просто обязан продержаться.
— Чья была идея? — спросил я.
— Это он, — начал говорить интеллигентный блондин, но даже не успел показать пальцем на объект обвинения, потому что получил от бородача несильный тычок по почкам.
Самый старший из бандитов выпрямился, аккуратно убрал пистолет в подмышечную кобуру и начал докладывать:
— Нам было видение. Явился Христос, он выглядел точь-в-точь, как в музыкальном фильме, где Гиллан поет. Сказал, что в соседнем квартале живет антихрист, и тому, кто его убьет, простятся все грехи. Вот и все.
— Он объяснил, как убить антихриста?
— Да, он велел сначала оглушить, а потом прочитать специальную молитву, которую он продиктует.
— Он до сих пор держит с вами связь?
— Не знаю... наверное.
— Эй! — крикнул я в пространство. — Может, ты появишься и мы поговорим один на один, как мужчина с мужчиной?
Как и следовало ожидать, никто не ответил.
— Почему вы решили, что это бог? — спросил я.
Бандиты переглянулись и хором забормотали что-то неразборчивое. Я прислушался к их мыслям и в мою душу влилось непередаваемое ощущение величия, беспредельного могущества, доброй силы, суровой, но справедливой... да, этот товарищ запросто мог оторвать яйца Онану и устроить извержение вулкана в Содоме и Помпее. Или в Гоморре... не помню.
Если бог и держал связь с бандитами по какому-то божественному каналу, эта связь ничем себя не проявляла и обнаружить канал мне не удалось. Жалко. Хоть я и не знаю, что бы я делал, если бы сумел вычислить расположение бога, но... брр... что-то у меня не то с головой творится.
— Все свободны, — объявил я. — Хотя нет! Стоять! Что с женщинами?
Бандиты состроили виноватые гримасы и посторонились. Я выбежал из комнаты и обнаружил Лену в прихожей, а Анну Игнатьевну в коридоре, ведущем к кухне. Две нервные минуты, и я убедился, что их жизням ничего не грозит, если не считать легкого сотрясения мозга, которое у нас в Чечне и за болезнь не считалось.
— Все свободны, — подтвердил я и мне больше не пришлось повторять эти слова. Бандиты испарились, как по мановению волшебной палочки, а я занялся приведением в чувство жертв налета.
Эта процедура не заняла много времени. Придя в себя, Лена немедленно сотворила соответствующее заклинание и исцелилась окончательно, а заодно исцелила свою маму, и, до кучи, немного поправила мое здоровье. Впервые за последние два дня я почувствовал себя человеком.
— Нам надо убираться отсюда, — заявила Лена. — Сатана не остановится ни перед чем, вначале он пытался натравить на нас ментов, потом бандитов, а что дальше?
— Явится сам, — предположил я, — и при этом попытается замаскироваться под бога.
— Запросто, — согласилась Лена. — Собирайся и пошли. Мама, ты остаешься.
Анна Игнатьевна машинально кивнула. Похоже, у нее начинаются серьезные проблемы с психикой, чем дальше, тем больше она становится похожа на зомби. Сдается мне, ей не помешала бы квалифицированная психиатрическая помощь.
— Мне нечего собирать, — сказал я. — Я готов убраться отсюда хоть сейчас.
Лена немного поразмышляла о чем-то, а затем кивнула.
— Да, мы уходим немедленно, — согласилась она. — Чем быстрее мы скроемся, тем лучше. Христос не зря говорил, что богатство не... короче, неважно. Пошли отсюда.
Мы быстро оделись, даже быстрее, чем духи из учебки на второй день службы в армии, Лена чмокнула маму в щеку и входная дверь закрылась за нами. Анна Игнатьевна так и стояла в прихожей, изображая окаменевшую от божьего гнева супругу то ли Ноя, то ли Еноха.
11.
Как спрятаться от бога? Интересный вопрос. Если подойти строго формально, с научной точки зрения, то от бога спрятаться невозможно, потому что бог всеведущ и вездесущ. Но тот, кого Головастик называет Бомжом, далеко не всеведущ, ведь если бы он был всеведущ, он бы пресек мою авантюру в самом зародыше. Раз я все еще нахожусь рядом с Леной, он никак не может быть всеведущим.
Как он находит нас? Какое-то заклинание? Или это свойственно ему от природы — захотел узнать, где находится такой-то человек, и сразу нашел?
Затрудняюсь ответить, вмешался в мои мысли Головастик, этим вопросом никто никогда не интересовался, разве только Четырехглазый...
Какой еще четырехглазый? Подожди... существуют и другие боги, кроме вас двоих?
Мы не боги! Что бы некоторые ни думали. Да, существуют и другие могущественные личности, например, Четырехглазый. Только он ничего не скажет, даже если что-то и знает, его о чем ни спроси, никогда не говорит ничего дельного. Как начнет вещать, типа, разница между природой и магией проявляется только в глазах смотрящего, а в объективной реальности есть только одна единая сущность, в которой все едино, но ты не постигнешь ее, пока не поймешь, как звучит хлопок одной ладонью... бред, короче.
Четырехглазый — он с Востока?
Да, откуда-то из тех краев, только это ничего не значит, мы с Бомжом тоже родом с Востока. Но Восток, знаешь ли, разный бывает, разве можно сравнить, например, Израиль и Японию?
Ты из Японии?
Нет, я из Ирака. Только когда я родилась, он назывался по-другому.
Родилась?! Ты — женщина?!
Да. А что, ты еще не понял?
Раньше ты говорила о себе в мужском роде.
Это не я так говорила, это ты так воспринимал. То, что я передаю, передается в виде мыслеобразов, которые облекаются в слова только в твоей душе. Ты решил, что я мужчина, и облекал мои мысли в мужской род, а моя половая принадлежность передалась тебе только сейчас.
