— Постойте! — Запоздало встрепенулся я, но незнакомка уже шагнула в сгустившуюся тьму.
— Как мне с вами встретиться?! — бросил я вопрос в пустоту.
— Всё зависит от вас. — Прозвучало то ли у меня в голове, то ли я на самом деле услышал ответ.
И в этот миг в моём бедном мозгу взорвалась радужным серпантином бомба воспоминаний. Я вспомнил всё! И там... Там был слепец... Да, да! Именно так. Мужчина средних лет, с проседью в прямых, густых и длинных волосах, высокий чистый лоб, брови радугой вразлёт, над левой едва заметный шрамик. Глаза карие, мёртвые, скрытые за зеркальными стёклами старых, поцарапанных очков. Нос с лёгкой горбинкой. Губы тонкие, в постоянной улыбке, с уголками, загнутыми вниз, из-за чего создавалось впечатление печального сарказма. Тщательно выбритый, в сером поношенном пиджаке явно с чужого плеча. В застиранной, старой рубашке военного покроя с расстёгнутым воротником. Тёмно-синие брюки со швом чуть ниже левого кармана. В видавших виды, избитых, никогда не знавших гуталина ботинках, так же с чужой ноги. Он стоял, опершись на свою не раз погнутую трость, и в упор смотрел на меня, своим несуществующим взглядом. Усмехнувшись, отступил назад и в сторону, как бы открывая то, что находилось за его спиной. Между нами появились два мальчика и маленькая девочка. Они играли у какого-то огромного сундука. Подсознание вежливо подсунуло подсказку — угольный ящик.
— Я сегодня буду королевой. — Произнесла девчушка.
— Нет, сегодня будет моя сестра. — Потребовал отказаться от титула один из мальчишек.
— Нет. — Возразила малышка. — Я завтра уже умру по-настоящему, поэтому сегодня буду королевой, а твоя сестра будет завтра.
И тут же я увидел похоронную процессию. Люди несли на руках маленький гробик. Чуть в стороне от процессии стоял один из пацанчиков, игравших у сундука. Он старательно пытался заглянуть в лицо лежащего под покрывалом маленького покойника. Видно, пацанка предсказала свою смерть верно.
Видение сменилось. Горящий дом, и к нему разъярённая толпа тащит растерзанного и окровавленного человека в разодранном кафтане. Последний даже не сопротивлялся. Наверняка, у него уже не было сил это делать. Несчастного связали, что говорится, по рукам и ногам, как будто он смог бы развязаться, и, раскачав, швырнули в огонь.
Снова картинка сменилась. Какой-то пацанчик стоял с двумя девочками в подобие сарая. У одной были завязаны глаза, другая же та, что постарше, отвернулась. Мальчишка целовал младшую. Сверху, сквозь дырявую крышу подглядывал другой парнишка. Что-то отдалённо знакомое было в целующемся донжуане.
И опять мираж сменился. На этот раз больничная палата с широкой кроватью, на которой лежал молодой человек под капельницей. Возле него, низко наклонившись, с растерянным видом стояла молоденькая медсестричка и плакала. Рядом у окна стоял мужчина ниже среднего роста со смолисто-чёрными, вьющимися волосами и потерянно смотрел на больного.
Декорации сменились ещё раз. В хвосте самолёта сидели два парня с бутылками пива в руках. Тот, что был ближе к проходу, протянул свою бутылку, стоящей подле, стюардессе. Она взяла предлагаемое и отхлебнула прямо из горлышка. Потом парни поднялись и все втроём отправились в багажное отделение. По дымку, потянувшемуся оттуда, не трудно было догадаться, чем они там занимались.
Призраки исчезли. Вновь появился слепец и двинулся на меня, стуча своей страшной клюкой. Вот тут-то понимание посетило мою душу. Страшная догадка молнией блеснула в мозгу — это же я!!! И шёл я сам к себе, дабы воссоединиться, восстановить нарушенное равновесие. Ко мне шёл физический урод!.. В ужасе отшатнувшись, я схватился за грудь. Руки наткнулись на что-то округлое и твёрдое. В бешеном отчаянии рванул воротник сорочки так, что пуговицы дождём посыпались в разные стороны. Вспыхнул ярчайший свет. От нестерпимого огня я закрыл лицо руками, а когда отнял их, увидел её... Мою Стюардессу. Она стояла, чуть наклонив свою прекрасную головку, печально и в тоже время счастливо улыбаясь.
— Ну, вот мы и встретились, как вы и хотели. — Одними губами прошептала она. — Медальон сделал своё дело. Я же говорила, помните?
Я, не в силах вымолвить ни слова, смотрел на девушку, не веря собственным глазам.
— Вы не рады? — Всё также тихо осведомилась стюардесса.
— Я!.. Не то слово... Но...
— Теперь-то вы поняли? — Очень грустно спросила она и улыбнулась так светло, так счастливо, что сердце моё готово было разорваться на миллиарды кусочков от испытываемого и переполняющего его чувства.
— Так вы Надя?!
— Нет.
— Вы и Надя — это одна и та же девушка?!
— Где-то вы правы. Во всяком случае, очень близко, — глядя мне в глаза. Нежно произнесла единственная в мире.
— Так вот оно... Мгновенье, стой!!! Для того, чтобы вас встретить и понять самого себя, понадобилось столько пережить... Но теперь я наконец-то могу сказать вам то же самое, что вы поняли и сказали мне гораздо раньше.
— Не стоит. К чему слова?! Я ведь, как и вы, не сказала этого тогда, когда в этом была необходимость. Мы с вами наделали столько ошибок... Сколько раз мы могли изменить свою жизнь... Сколько раз я была рядом с вами, но не почувствовала, что вы тот, кто мне нужен. Мне, как, впрочем, и вам, понадобилось так много пережить, чтобы это понять. Но прошлого назад не вернёшь. Я нарушила законы вселенной, чтобы спасти хотя бы вас. Но, кажется, ещё больше усугубила наше с вами положение. Теперь для того, чтобы мы встретились, понадобятся неимоверные, нечеловеческие усилия для преодоления преград, которые возникли из-за нашего обоюдного стремления друг к другу...
— Постойте! Милая моя стюардесса! Вы говорите такими загадками... Вроде и на понятном языке, но я ничегошеньки не понимаю! Я люблю вас! Я не хочу с вами больше расставаться... Для чего же я тогда вас нашёл? Чтобы снова потерять?!
— Да... — Едва слышно подтвердила фея.
— Зачем?! — Вскричал я и переспросил, мгновенно охрипнув: — Зачем?! Ведь я этого не хочу!
я раскрыл свои объятия и сделал шаг навстречу своей судьбе.
— Я тоже... — Согласилась она, но не сделала даже попытки сдвинуться с места.
— Так что же нас может разлучить?! — В недоумении остановился я.
— Время. — Мгновенно последовал ответ.
— То есть как?
— А вот это вы должны понять самостоятельно. — Ответила девушка, и предательская слезинка скользнула из прекрасных её глаз. — Я привела вас в Храм, нарушая все законы, в надежде, что этим спасу хотя бы вас, но своим необдуманным поступком натворила неописуемых бед. Простите, если сможете... — Как-то виновато улыбнулась она и закрыла лицо руками.
Всё вдруг поплыло, затуманилось. Откуда-то раздался знакомый насмешливый голос:
"Жить — хорошо!" — Произнёс он.
"А хорошо жить ещё лучше!" — ответил ему другой такой же, не менее знакомый голос.
И я опять вспомнил!..
Ресторан блистал всеми своими люстрами, зеркальными окнами, хрусталём на столах, блестящей фарфоровой посудой, серебряными ложками, вилками, ножами. Музыка гремела, будучи запертой в четырёх стенах и не имея возможности вырваться на свободу. Разгорячённые алкоголем пары метались в подобие танца. Кое-кто энергично продолжал напиваться втихомолку, одиноко сидя за столом. В это самое подходящее время мы и решили покинуть сей замечательный уголок человеческого грехопадения. У входа нас задержал фотограф-любитель.
— Не желаете сфотографироваться на память? — Заискивающе заговорил он.
— Как ты думаешь? — Поинтересовался я у своей спутницы. — Фоткнемся?
Она неопределённо пожала плечами.
— Давай. — Решил я, даже не полюбопытствовав, во что это мне обойдётся.
Фотограф обрадовано заторопился.
— Давайте-ка вон там, возле ёлочки.
— Нет. Возле ёлочки что-то не хочется. — Отказалась моя подруга.
— Ладно, тогда вон там, чуть сбоку, у фонтанчика? — Заторопился фотограф.
— У фонтанчика лучше. — Кивнула, соглашаясь подруга.
Мы подошли к бассейну, заполненному до половины водой. У самого дна плавали в ожидании своей участи золотистые рыбёшки.
— Нет. Здесь не хочу. — Вдруг заупрямилась девушка.
— Почему? — Не понял я.
— Я не хочу фотографироваться на фоне этих несчастных, приговорённых к пожиранию.
— Девушка, — забормотал фотограф, — рыб видно не будет. Будут видны струи фонтана, русалка в центре, а рыбы, они внизу, их не видно. Хотите, сами посмотрите, — он приглашающе отступил от штатива с фотокамерой.
— Лучше на фоне вон того панно. — Указала она жестом в сторону совершенно голой стены.
Фотограф скривился, но тут же исправился, заулыбался.
— Как скажете, как скажете. — Затараторил он, разворачивая объектив в указанном направлении.
Мы подошли к стене. Я обнимал подругу левой рукой за талию, правой держал обе её маленькие ручки пианистки в своей лапище.
— Внимание?! Ой, девушка, вы, кажется, моргнули. Позвольте, я, на всякий случай, сделаю повторный снимок? — И, не дожидаясь согласия, снова щёлкнул фотовспышкой.
Я только и успел, что поменяться с девушкой местами. Теперь я обнимал подругу за талию правой рукой, левой продолжал держать её пальчики в своих руках.
— Готово! — Торжествующе возгласил он.
— Спасибо. — Безынициативно поблагодарила девушка. — Сколько с нас?
— Прошу прощения, — перебил я её, вынимая из кармана несколько мелких купюр. — Сколько вы сказали?
— Нет, нет, нет! — вдруг запротестовал фотограф. — Я исключительно ради искусства.
— Простите? — Не понял я.
— Просто мне очень захотелось вас сфотографировать. — Смущаясь, ответил фотограф.
— А можно узнать, почему? — Заинтересовалась моя спутница.
— Как вам сказать... — замялся парень. — Мне показалось, будто это ваша последняя совместная фотография.
— Что-о-о! — Удивились мы оба одновременно.
— Я бы даже сказал, что и ваш совместный поход в подобные заведения.
— Тоже последний? — Спросил я, внимательно разглядывая фотографа.
— Да. — Согласился тот.
— Вам не кажется это странным? — Снова спросил я.
— Нет, — твёрдо ответил парень. — Я чувствую настроение людей. Вам не понравилось здесь. Но это не главное. Главное то, что один из вас обманывает другого.
— Вот-те на! — Изумился я. — Не я ли?
— Можно, я на этот вопрос не отвечу? — Просительно посмотрел мне в глаза фотограф.
— Нет уж, отвечайте. — Потребовал я.
— Понимаете... Дело в том, что вы оба пока что не осознаёте происходящего с вами.
Парень мялся, явно не желая говорить. Моя подруга внимательно разглядывала фотографа. Она, кажется, всё прекрасно понимала. Я же стоял остолоп остолопом.
— Вы можете изъясняться точнее? — Попросил я.
— Я же говорю, мне трудно вам объяснить то, чего вы не понимаете, и даже не можете просто принять к сведению. — И добавил, спохватившись: — Пока не понимаете.
— Что значит "пока"? — Переспросил я.
— Пока — это значит, временно, сегодня вы ещё не понимаете, может, даже через месяц понимать ещё не будете. А через полгода всё станет на свои места, и тогда наступит так называемое озарение.
— Слышь, мужик, ты кончай шутки шутить. Говори чётко, разборчиво и понятно, кто и кого обманывает? — Угрожающе насупился я.
— Вы меня не поняли, — заторопился с пояснениями фотограф. — Вы ещё не понимаете, что друг друга обманываете.
— Да, блин, не понимаю? — Начал звереть я.
— Да погоди ты со своими выяснениями. — вдруг вмешалась моя подруга. — Вы хотите сказать, что мы обманываемся в своих чувствах друг к другу? — Уточнила она, обращаясь к фотографу.
— Не совсем, но очень близко. — Облегчённо вздохнул парень.
Девушка внимательно посмотрела на меня. Потом на фотографа, и снова на меня, как бы оценивая.
— Вы знаете, — снова заговорила она, обращаясь к фотографу, — а вы правы. Я не понимаю, как это, но чувствую вашу правоту. Даже больше. Я могу с очень большой уверенностью сказать, что обманываюсь в чувствах именно я.
Я ошарашенно посмотрел на свою любимую.
— Ты что такое говоришь? — Неуверенно произнёс я.
— Прости, милый, — она обратила свой чудесный взгляд на меня. — Но, наверное, этот парень прав.
— И что с того? — Тупо уставившись на неё, спросил я.
— А то, что хоть сейчас я на все сто уверена в любви к тебе, но есть очень большая, невероятно огромная доля того, что через некоторое время кто-нибудь из нас поймёт, что никакого взаимного чувства между нами нет.
— Это как?
— Очень просто.
— И ты хочешь сказать, что этим первым понявшим будешь ты?
— Да, милый. — Легко согласилась девушка.
Я не поверил. Я не мог этому верить. Этого просто не могло быть по определению.
За окном ресторана заканчивалась суббота, двадцать второго декабря. А в моей душе пылала весна, могущая растопить любую зимнюю стужу, и вдруг такое признание!.. Я смотрел в воду, на дефилирующих внизу рыб, подсвеченных цветными фонариками, и ощущал приближающуюся беду. Нет, я ни на миг не поверил им, но вечер был безнадёжно испорчен.
Теперь я держу в руках эти две выцветшие фотографии, и вспоминаю... Вспоминаю всё, что произошло после этого. Да. Мы ещё почти целый год встречались, но трещина в наших отношениях всё увеличивалась и увеличивалась, разводя нас по разные стороны громадной пропасти.
И вот прошло тридцать пять лет. Тридцать пять долгих или коротких, человеческих лет. Почти тринадцать тысяч дней и ночей. Много это, или мало? Не знаю. Наверное, всё-таки много!.. Очень много!.. Невозможно много!.. И фотограф оказался прав. А я?! А я так и не понял ничего. Я всё также оставался один на один со своим чувством неразделённой, непонятой и не принятой любви. Один, как перст, посреди пустыни, образовавшейся вокруг меня не без моей, разумеется, помощи. Горечь одиночества, нерастраченного чувства, утраченной веры — всё это и много больше присутствовало в моей разгромленной душе. Для чего тогда жить, если любви нет? Если люди не умеют любить друг друга? Если они не могут оценить этого великого дара всевышнего? Если они не понимают, что это такое — любовь? Как быть тому, кто это познал? Как ему поделиться своим знанием со всеми, если этого никто не хочет? Если это никому не надо? Или может быть всё-таки кому-то нужно? Тогда где они, те, желающие познать истинную любовь?! Где они??? Отзовитесь!!!
Я вздрогнул. Замотал головой. Не может быть? Этого не может быть? Я не мог такого забыть!
— Но забыл же? — Раздался нежный голосок.
— Господи! Не может этого быть?! Какие тридцать пять лет?! Откуда?! О! Господи! О чём я думаю?.. Я не понимаю... Я не могу понять... Моё бедное сознание сейчас взорвётся от непонимания...
я сильно растёр лицо. Никаких фотографий не было. Никакого ресторана... Я стоял там, где и застало меня это непонятное состояние полной реальности никогда не существовавшего события.
— Не понимаю... — Прошептал я. — Помогите мне, пожалуйста?! — И вдруг меня озарило: — Но погодите! Кто же вы?! Если не девушка Надя, то кто? Стюардесса погибла, хотя в реальности ничего подобного не было. Я расстался с Олесей, однако и её ведь никогда не было. Я читал письма, которых никто и никогда не писал. Я любил тех, кого никогда не было. Что это? Наваждение? Волшебство? Но так не бывает? — Мои руки непроизвольно поднялись к небу, как бы прося помощи и защиты. — Я не могу жить без вас, но и вы не реальны. Так кто же вы? _Л_Ю_Б_О_В_Ь_?!
