— Ну?
— Слушай, мне кажется, что за мной постоянно следят. На улице, в магазинах, даже в библиотеке. Мне кажется, я схожу с ума.
— Следят? — воззрился на младшего с нескрываемым любопытством. — Зеленые человечки?
— Я же просил не издеваться.... — Похоже, проблема зеленых человечков и собственной вменяемости действительно серьезно волнует младшего брата.
— Молчу. Но, может, тебе сходить к психологу? Есть же в универе психолог?
— Я бы сходил... Только, Леш, а если... за мной точно следят? Два мужика. Один рыжий, мелкий, а другой широкий, вечно в кепке. Я их постоянно вижу.
— Головой не стукался? — преувеличенно заботливо поинтересовался Лех. Про себя подумал, что нужно устроить Дариушу разгон. Он просил приглядывать, а не пугать братишку.
— Нет. Лех, я серьезно говорю!
— Ладно. Верю. Завтра сходи к психологу. А я попробую разобраться своими методами. Хорошо?
— Хорошо... — братишка вроде бы успокоился. Казимир всё равно смотрел с глубоким презрением и подозрением.
Глава 7.
— Мессарош — мясник.
— Что?
— Говорю, "Мессарош" означает "мясник". Ему очень подходит.
— А, понятно.
— А вот этот, который в косоворотке, это начальник охранки у Крума.
— А чего у него с лицом?
— Вроде бы в драке. Но поговаривают, что это его любовница. Из ревности. Вроде. Пока спал, облила кислотой.
— Дерьмо.
— Еще какое. А вот та девка рыжая, это его нынешняя. Она сама из "Чартей" и неплохо дерется.
— Вижу.
— А вон тот, с девушкой, это...
— Послушай, не отвлекай, а? Тут не трудно, но нельзя отвлекаться.
— Молчу.
На подносе — лужица. Лужица алая, потому что кровь. Кровь одного из ребят Дариуша. Тот рад был, что совсем не убили, а на литр крови ему при таком раскладе было плевать. В смысле, притащили, махают перед носом кинжалами, у парня сердце давно уже в пятках, а тут выясняется, что с него только и нужна эта кровь. Для гадания. Даже не поморщился, пока "кормил" кровью поднос.
Дариуш вьется над локтем, как стервятник. Он и есть стервятник — в алой лужице мятутся тени, криков не слышно, но тени эти умирают, корчатся в агонии, убивают. Дариушу нравится.
В лужице подноса отражается потасовка, небольшая, в общем, но важная. Сейчас идет передел власти. Идет здесь, на Третьем Ярусе, между венграми и болгарами Крума, идет в далекой Африке, прямо посреди саванны — там ночь, а в ночи сшиблись зимбези и ниррити, этим только дай порвать друг дружке глотки. Затихло уже в снегах Финляндии. Там было жарко, но коротко — там вообще народу не много. Победители уже празднуют и вряд ли способны что-то соображать, тела проигравших застывают в снегах и метелях. Дерутся за власть. Дерутся за сладкие обещания... А Лех смотрит, как дерутся, подпитывает, кого нужно, берет на заметку отличившихся, давит тех, кто слишком сопротивляется... Плещется кровушка на подносе.
— А вот, гляди...
— Умолкни.
— Молчу.
Наконец, всё с Третьим Ярусом. Совсем всё.
И сил не остается ни на что, кроме как дотащиться до кресла и в него рухнуть. И в нем растечься темнотой. Зато мы победили. Еще только начало, самая кроха, Третий Ярус и прочая мелочевка, но победили.
* * *
Агнесса Аглая Горецки сочеталась законным браком с Андреем Корецким двадцать восьмого мая две тысячи двадцать седьмого года.
В этот день лил дождь, небо стояло низко-низко и давило духотой. Дождь шёл мелкий, бисерно-густой, и быстро набухли влагой платья и костюмы гостей, тенты палаток и декоративные гирлянды искусственных цветов.
Вчера еще ничто не предвещало такой природной неприятности, солнце жарило как угорелое — как и положено жарить солнцу в конце мая в Познатце. В этой жаре люди плавились и истекали потом, не зная, какими еще способами кроме кондиционеров от нее спасаться. Агнесса страдала — как в этой жаре венчаться?
Гнесса нервничала, дергала организаторшу торжества, немолодую уже и так задерганную женщину с той же безысходной жарой во взгляде... Агнесса в первый раз в свои почти сорок лет вступала в брак и пребывала в состоянии истерическом.
А с утра, когда невесте пора уже заканчивать макияж — дождь. Рухнул ливень: потоки бесконечные, непроглядные и серые. Они взбили пыль и грязь асфальта в тугую пену, пена потекла по тротуарам и исчезала в водоворотах городских водосливов. Пока Гнес, заламывая руки, стояла у окна и наблюдала природный припадок, а ее организаторша лихорадочно обзванивала своих подчиненных, ливень перешел в серый густой туман вперемешку с бисером влаги. Впрочем, теперь, когда декор и роскошь убранства были безвозвратно порчены, смягчение природного гнева Гнес уже не утешило. Она металась по комнате, выглядывала в окно, словно бы лужи и грязь могут исчезнуть волшебным образом, то бросалась к зеркалу и там принималась наводить красоту...
Ян наблюдал за метаниями тетки с усталостью и раздражением — эта свадьба его полностью выбила из колеи. Мало того, что всё подобралось в одну кучу — экзамены, день рождения Леха, жара весны — так еще и этим своим неожиданным замужеством тетка огорошила. Вчера еще вроде как легкомысленная "свободная женщина", а сегодня без пяти минут мать семейства. А в качестве посаженого отца — Лех. Хотели отца, да вот у него дела государственной важности... И плевать, что посаженый отец на двадцать с гаком лет моложе невесты. И плевать, что Леху это не с руки и вообще — совсем другие планы. Нервы, ссоры, выяснения отношений и мелочные придирки.
А Ян тут вроде как буфер — смягчать, примирять, бегать как мальчик на побегушках по поручениям...
Кстати, жених этот... На два года моложе Гнессы, маг. В целом Яну Андрей понравился, веселый такой, улыбчивый... Похож на итальянца. Способности средние, целительские, но он с ними, средними, очень ловко приспособился обращаться. Так что его частная врачебная практика идет весьма бойко. К тому же, как-то вечером разоткровенничалась Гнесса, Андрей считает, что ее магическим бесплодием можно что-то сделать...
Ян подумал, что, может, оно и выправится — тётка родит ребенка, успокоится, найдет, наконец, свое место в жизни...
Но если бы только не эта свадьба!
Свадьба ворвалась в нервную сессионную жизнь Яна ураганом и нарушила все планы.
И вот — закончилось.
Вялые, под дождем вымокшие гости с показным оживлением возглашали пожелания и тосты, ксендз уныло зачитал клятву верности...
Потом Ян возвратился домой. Лех отправился, конечно, в "заплыв" по бокалам и рюмкам. Не факт, что возвратится сегодня домой. И уж совсем не факт, что возвратится во вменяемом состоянии. И этот человек утверждает, что наркотики — это плохо. Очень плохо, и не прикасайся к ним даже, а то руки оторву. Бла-бла-бла.
Никаких наркотиков Яну нужно не было, а были нужны две книжки по алхимии из университетской библиотеки. Еще нужна была пачка кофе на ближайшие две ночи упорных интеллектуальных трудов — проклятая свадьба! — и, пожалуй, позвонить Кларе.
На улице сначала был ранний вечер, оранжевый, карамельный, с вьющимся от луж паром, а после — поздний, коричнево-серый и зябкий. Давно привычное ощущение чужого назойливого взгляда в спину.
Дома снова тихо. Казя спит — мягкий плюш и слюнявая собачья преданность. Во сне поводит ухом и щерит зубы.
— Алло? Клара?
На Кларе голубое платье с желтыми цветками.
— Ян? Привет! — с каждым месяцем она всё неуверенней говорит по-польски. Если бы не письма и не телефонные разговоры, наверно, совсем бы забыла язык. — Ты давно не звонил...
— Гнесса вышла замуж. Сегодня. Всю неделю был ужасный бардак.
— О. Представляю. Передай ей от меня... Ну, всё, что там полагается передать.
Чинный, вежливый, деликатный разговор.
— Как у вас дела? — Клара сидит спиной к окну, поэтому лица толком не разглядишь. Зато видны бамбуковые занавески на окнах, видны густые ячейки москитной сетки.
— Тебе вежливо или честно? — улыбается. Тени на загорелом лице сгущаются. — Если честно, то отвратительно. Теперь проблемы с зимбзи. Они словно с цепи сорвались. Постоянно нападают на местных, пьют кровь. У них период активности обычно осенью, перед свадьбами, когда у них начинаются ритуальные поединки, это еще можно понять. Им нужна кровь, чтобы побеждать. Но весной? Никто ничего не понимает. Аномалия какая-то. И нас опять отсюда не выпускают! Опять! Мы с тобой договаривались встретиться в июне. А нас не выпустят до июня! Сказали, рассмотрят возможность нашего переезда только в августе.
Ян сжал кулаки. Под столом, чтобы Клара не увидела. Сжал так, что побелели костяшки. Он этой встречи уже год ждет! Они собирались увидеться в прошлом ноябре. Случился местный кризис власти. Потом в январе. Эпидемия в племенах. Потом в марте. Сход вождей племен. В апреле отца Клары припрягли строить барьеры. Но как Ян ждал июня! Пятнадцатого июня, у моста Карола Падаша. Нельзя же так с людьми.
— Извини.
— Сволочи.
— Наверно. Знаешь, я уже сама не верю, что когда-нибудь отсюда уеду. Здесь как болото. Засасывает. Я вот вроде думаю: хорошо бы обратно в Познатец. В университет поступить. Знакомиться с новыми людьми, ходить в кино, гулять. А потом вспомню, что у меня в школе малыши новые, им по пять-шесть лет и они все такие умницы, ты бы видел. Или вот шаман не справляется. В племени постоянно гуляет лихорадка, непонятно даже, откуда берется. Никакого с ней сладу. Ну вот как я их всех брошу? И, знаешь, иногда мне кажется, что я так отсюда и не уеду. Постоянно буду цепляться за какие-то дела, или вот зону опять закроют, или еще что-то... Так здесь и умру.
— В Познатце ты бы тоже нашла кучу дел.
— Мне кажется, что здесь я нужнее. Хотя я очень хочу с тобой увидеться. И очень ждала июня.
— Я тоже... очень ждал.
Губы у Клары дрожат. Поспешно отворачивается.
— Мне, кажется, пора. Кажется, мама зовет.
— До связи.
Темнота монитора.
* * *
— Голова болит.
Глубокое кресло. Плотные черные шторы задернуты так тщательно, что не пропускают ни единого лучика света. Ночь там, за окном, или день?
— Там сейчас ночь? Сколько времени?
— Где — там? Если в Познатце, то да, ночь. За окном тоже ночь. Три часа.
Дариуш. Подходит в темноте. Мягко касается затылка. Сейчас... Ожидаемого чуда не происходит. Змея из виска не пропадает. Голова продолжает болеть.
— Черт побери! Ночь? Дай телефон! — телефон немедленно падает в ладонь. — Где же... Где... Черт... Вот. Ян! Алло! Ян, слушай, я тут застрял у подруги. Нет, не странный у меня голос! Да. Простыл! Горло болит! Я у подруги, слышишь? Так что не дергайся. Нет, я трезвый. Просто... ты по "нитке" не долби, ладно? А то мы всё-таки люди взрослые... ну, ты понимаешь... мало ли, в какой момент... Только в самом крайнем случае, хорошо? И сам не нервничай. Ну, давай. Извини, что разбудил. Да, я не в Познатце. Всё, давай... Не смотри на меня так! Твою мать, не смотри!Это мой брат!
— Спокойно, Лех, спокойно... Сейчас не время истерить.
— Сам бы попробовал. Когда так болит голова. Почему не снял?
— Извини, не могу. Придется тебе работать так.
— Урррод.
— Чшшшш... Сколько тебе еще нужно на отдых?
— Мне нужен кофе. И коньяк. Черт. Хоть таблеток каких...
— У нас сейчас по плану Венгрия. Помнишь?
— А. Да. Наш приятель, которому не нравятся коллеги. Да, помню. Это всё?
— Африка.
— Проклятые черномазые...
— Нам с тобой перед ними плясать. Я включу свет?
— Нет. Пусть... так. Почему ты не можешь снять боль?
— У тебя перегрузка. Ты слишком много работал с энергиями эти дни. Потерпи. Закончим, будешь дня два отсыпаться.
* * *
"Сломался голо. На него свалилась книжная полка. Надеюсь, ты не сильно волновался. Просто тут сложно раздобыть не то что приличный, а вообще хоть какой-то голо. Магазинов здесь нет. Папа выписал по каталогу, но когда придет, теперь неизвестно. Да и, если придет, смогу ли я им воспользоваться? Опять ходят слухи о закрытии зоны. Если вдруг замолчу окончательно — значит, точно закрыли. Но пока вот надеемся...
У нас начинается Пекло. Мы так называем время между последними числами мая и началом августа. Я в Пекло соображаю туго, честно признаюсь. Могу что-нибудь этакое сделать, а потом сама удивляюсь — зачем? Вот в прошлом году среди ночи встала и пошла на речку. Которая в это время пересыхает полностью. Там бродила по сухим камням и вроде как искала воду. Нашла лужу. Грязную и вонючую. Потом меня нашел отец. Весь из себя нервный и взволнованный. У нас по ночам опасно гулять в одиночку, особенно учитывая, что рядышком целая община зимбези, а в саванне, поговаривают, шалит ньекес (это такой злой дух, наверно, что-то вроде наших привидений). Не знаю, сама никогда не видела. В общем, отец прибежал и утащил меня домой. Говорю же, иногда случаются заскоки.
Но у меня заскоки еще не такие капитальные, как у отца Бартона. Миссионер. Рассказывала? Впрочем, тебе, наверно, неинтересно.. Потом напишу. Как-нибудь.
А вообще, как-то мне неспокойно на душе. Давит. Наверно, жара.
И... я потом сама посмеюсь над собой... Но... очень мерзко на душе. Ян, если мы с тобой никогда больше не увидимся... ну, мало ли... не забывай меня, ладно? И я буду помнить тебя всегда."
* * *
— Тупые скоты! Тупыыые...
— Что есть, то есть. Тупые. Тем проще нам, так ведь?
— Я устал! Мне легче их поубивать, чем с ним разговаривать!
— Это у тебя просто переутомление. Всё. На сегодня всё. Ложись отдыхай. Да, тебе брат звонил.
— Ян? Когда? — последний проблеск интереса. Голова продолжает болеть. Кто знал, что она может болеть вот так, безостановочно, третьи сутки подряд? И что, несмотря на нее, нужно плясать перед этими... как там политкорректно?.. перед этим афромазыми в поисках поддержки. Зимбези. Дрянь. Кровь им нужна. Устроил бы им крови, они бы этой кровью умылись... Нельзя. Нужно терпеть их выкрутасы хотя бы сейчас. Этот их, вождь, увешанный цацками с ног до головы, вызвал Леха на поединок. Урод. И не откажешься ведь. Говорит, победишь, племя твое. Делай с нами что хочешь. Проиграешь — боги не на твоей стороне, извини и проваливай. А сам здоровенный, как буйвол. И, говорит, чтобы без магии, по-честному, один на один.
— У тебя, слава Тьме, один брат. Иначе бы я рехнулся. Приблизительно час назад. Перезвонишь?
— Давай. Сколько сейчас в Познатце?
— Около одиннадцати. Вечер. Хочешь, узнаю точно, чем там твой брат занят?
— Просто дай телефон.
В комнате наконец-то темно. А то от света постоянно болят глаза. От Дариуша осталась медведеподобная тень. В трубке долго гудит, Ян или спит, или пока не слышит. Наконец, заспанный голос:
— Да? Леш?
— Привет. Разбудил?
— Да. Я тебе сегодня уже звонил. Ты не брал трубку. У тебя всё в порядке? А то что-то у меня какие-то нехорошие предчувствия.
— У меня порядок. А что у тебя? Как экзамены?
— Закончились вообще-то. Уже каникулы.
— Перепутал. А так всё в порядке? Что Гнес? Отец не заглядывал?
— Гнес прислала открытку. Она сейчас в Фессалониках. От отца пока никаких известий. А ты скоро домой? Мне почему-то кажется, что в ближайшее время тебе лучше быть дома.
