Приподняв веки, умирающая смотрит на Снэб, вздрагивают посеревшие губы:
-...М-мою... дочь...
В горле молодой женщины булькает, изо рта появляются розовые пузыри, тело содрогается — и каменеет.
-Красивая была... — сокрушённо шмыгает подруга, качая головой.
И бережно прикрывает блондинке глаза.
Почувствовавшая близкую смерть, собака задрала кверху морду и снова душераздирающе взвыла.
На полу рядом с животным слабо шевелится яркая картонная коробка. Стон, всхлип.
Тяжёлым ботинком расшвыривая мусор, Снэб делает шаг — овчарка молча кидается навстречу — и падает, как подкошенная, остановленная крепким поводком. Рявкает, захлёбывается лаем. Сторонясь клыков, сержант наклоняется, что-то тянет на себя, подальше от исходящей бессильной злобой собаки.
Детская нога... Хрупкая маленькая фигурка в таких же светлых шортах. Белокожая, с копной рыжих волос, наверное, лет десяти. Приходя в сознание, девочка садится, таращась на Снэб.
-Вы кто?
И тут, замечая безжизненное тело матери, распростёртое в зловеще огромной кровавой луже, кричит, сдавленно и страшно. Вопль сменяется оглушительным визгом, потом переходит в истерические рыдания.
-Ма-алчать!!! — рявкает Снэб.
Рыжая словно поперхнувшись, застывает, остановив на рослой, атлетически сложенной девушке испуганный, но ставший осознанным взгляд. Пальцы судорожно цепляются за металлическую стойку — один из немногих предметов, оставшихся в разбитом фургоне неповреждённым.
-Только попробуй у меня ещё раз завизжать... Останешься здесь. Одна, — угрожающим шёпотом обещает Снэб.
Поднявшись в фургон, приглаживаю свалявшиеся волосы ребёнка, чувствуя, как сильно бьёт её нервная дрожь.
Сержант тем временем осматривает уцелевшее имущество, собирает в пакет попадающиеся иногда годные патроны. Толстые рифлёные подошвы её ботинок с хрустом давят цветное крошево осколков.
-Тебя как зовут? — спрашиваю у девочки, просто чтобы о чём-нибудь заговорить.
-С-сианка.
Голос дрожит, дыхание прерывисто. Оставляя грязные дорожки на пыльном веснушчатом лице, по щекам часто сбегают слёзы, капают с дрожащего подбородка.
-А его... Или её? — указываю на всё ещё рычащую собаку.
Животное трясёт не меньше, чем единственную оставшуюся в живых хозяйку, чёрная шерсть на загривке не опускается. Задрав верхнюю губу, оно непрерывно демонстрирует крупные белые клыки. Глаза также не выражают ничего хорошего.
-Её, — откликается ребёнок. -Это Тара...
Услышав собственное имя, зверюга сглотнула, и впервые за всё время, когда я её видела, прикрыла пасть. Судорожно зевнула, глаза стали чуточку более осмысленными.
-Ну что, Тара, погибших мы не вернём, нужно жить дальше...
Обращаясь к собаке, я говорила с девочкой, она это хорошо поняла, отозвавшись приглушенным всхлипом.
Собака садится, поводок провисает, касаясь пола.
-Успокой её, девочка, — я мягко толкаю Сианку к овчарке.
Опустившись на колени, рыжая обнимает животное, гладя его по спине. В ответ Тара лижет хозяйке ухо, по-человечески печально вздыхая.
-Лари, давай кончай там валандаться! Подгоняй свою тачку, я уже под завязку залился, — торопит снаружи Гело.
-Идём, — кладу руку на плечо ребёнка.
Снизу вверх она бросает на меня нерешительный взгляд. На неподвижном лице выделяются покрасневшие от слёз глаза, стоячие, словно у кошки. Кивнув, девочка отвязывает поводок. Узел, намертво затянутый бешено рвавшейся всё это время крупной зверюгой, не поддаётся... Взглядом прошу помочь Снэб. При приближении подруги Тара мгновенно вскакивает, ощетинивается, отзываясь утробным рычанием.
-Фу, Тара, сидеть. Свои, — неожиданно сильным голосом командует рыжая, и собака усаживается снова, высунув длинный язык и часто дыша.
Покинув фургон, мы сходим на обочину, чтобы девочка лишний раз не видела многочисленных трупов. Взобрались на откос, пролезаем через кусты. "Тинарри" мигает габаритами в ответ на сигнал брелка.
-Покажи ей место — там, наверху, на полке. И обе садитесь в кабину...
Крупная собака вскакивает внутрь, следом хлопает дверцей девчонка. Повернув ключ, осторожно сползаю с крутого откоса. Завывая на пониженной передаче, внедорожник быстро выбирается на усеянное телами шоссе. Замечаю, как лицо Сианки искажает ужас, и она торопливо зажмуривается.
Подрулив к ближайшему джипу, достаю шланг, прилаживаю насос. Сколько у него там? О-о! Почти полный. Врубаю свой насос — топливный бак "тинарри" начинает жадно глотать литры.
Гело, бродя по дороге, собирает патроны, Снэб, зорко посматривая вокруг, заполняет последние канистры из "антера", а я исследую салон военного джипа.
Прежде, чем тронуться в путь, парень выдал рыжей транквилизатор. Вопросительно скосив на меня голубой глаз, девочка дождалась утвердительного кивка, и только после этого положила капсулу в рот.
Объезжаем перегородивший шоссе двадцатиметровый древесный ствол, и возвращаемся на милые сердцу лесные дороги. Вскоре Сианка начинает клевать носом. Пришлось остановиться, чтобы собаку сверху переместить на сиденье, а девочку положить на полку для сна. Спя сидя, она бы рисковала травмировать себе шейные позвонки. Против моего ожидания, овчарка ничуть не сопротивлялась, и как-то даже умудрилась уместиться на полу перед правым сиденьем.
Последующие два часа Сианка беспробудно дрыхла, поджав к животу острые колени и невзирая на то, что машины всё это время переваливались по бездорожью. Только изредка постанывала. Сон — спасение от кошмаров и мерзости реальной жизни — был необходим ей сейчас как никогда.
Собака, тоже явно непривычная к колдобинам лесных просек, первое время недовольно ворчала, но, в конце концов, угомонилась тоже.
Нокас склонился за деревья, второй многотрудный день пути, приближался к концу, я уже тыкалась носом в руль, готова была остановиться в любом месте и тут же заснуть.
Мы преодолевали последний густонаселённый участок перед обширным заповедником, в центре которого находилась цель всего путешествия. Здесь достаточно больших лесов не было, поэтому, обогнув две деревни, решили удалиться на пару километров к северу. Схожий по размерам участок леса к востоку оказался несколько больше, но находился он в окружении целых восьми деревень. Северный же, размером четыре на четыре километра, с одной стороны отгораживала от людских поселений большая река, а с запада и юга — ирригационные каналы на каких-то полях.
Остановившись там, где появление людей казалось наименее вероятным, мы выбрались из раскалённых кабин. Стоило лишь приоткрыть дверцу, как Тара чёрной тенью выметнулась наружу и мигом скрылась в кустах. Из-за шторки высунулась заспанная веснушчатая мордочка:
-Мне тоже надо в туалет.
-Далеко не уходи. Да, и потом — поищите какой-нибудь ручей...
Снэб добавила:
-Только не кричи, ради Бога — поблизости могут быть люди.
Девочка вслед за собакой нырнула в кусты. Гело проводил обеих осуждающим взглядом.
Темнело. За два дня и "антер" и "тинарри" приобрели цвет того комбайна, что перегораживал вчера дорогу на деревенском мосту, и на своей коже я ощущала примерно такой же слой грязи.
Из зарослей высунулась умная морда овчарки. Мокрые лапы и живот свидетельствовали об обнаружении спасительного источника.
-В той стороне ключ, — указала рукой возвратившаяся следом Сианка. -Минуты три идти.
Она уже умылась и, похоже, прополоскала волосы. Влажные пряди утратили пышность, зато, возможно, стали почище.
Оставив девочку на попечение Гело, не пришедшего от этого в восторг, мы рванулись купаться и вскоре уже поливали друг друга ледяной родниковой водой.
Сидя за ужином, мы почти физически ощущали изучающие взгляды двух пар глаз — рыжей девчонки и её собаки. Оба существа ели молча, жадно, прислушивались к звучащим репликам, интонациям голосов, исподлобья наблюдали за нашими движениями и время от времени вскидывали головы, чтобы осмотреться — нет ли какой опасности вокруг? Закончив трапезу, овчарка сунулась девочке носом в ухо, как будто что-то сказала по секрету.
Узнали и мы кое-что о новой попутчице. Им удалось забраться так далеко только благодаря тому, что автобус-дача пристроился в хвост небольшой воинской колонне. Но всё хорошее кончается вскоре. Из-за какой-то неисправности они застряли на целый час и лишились своих покровителей...
Проснувшись, я выбралась из кабины джипа. Рыжая девочка ещё мирно посапывала, её собака лазила где-то снаружи, наверное, около часового.
Что это за странный шум сверху? Подняв заспанные глаза, я увидела шевелящиеся в лучах утреннего нокаса листья и тонкие ветви деревьев.
Ветер! Поднялся ветер!!
Похолодев, я в ужасе пыталась соображать, откуда он дует, вынесен ли нам уже смертный приговор, или всё ещё продляется отсрочка...
-Не волнуйся, — прошелестело над самым ухом. -Он с юго-востока, мы можем успеть...
Заключив любимую в объятия, я нежно поцеловала её. Несколько десятков секунд мы стояли, не шевелясь, чувствуя сладостную истому. С появлением девочки и собаки стало ещё сложнее уединиться... Сжимая ладонями сильные плечи, я наслаждалась красотой подруги.
Несмотря на угрожающе изменившуюся погоду, мы решили придерживаться прежней тактики — именно благодаря ей удалось всё же преодолеть большую часть пути.
По просеке добрались до лесной дороги, вброд пересекли небольшую реку...
Наверху по-прежнему висел раскалённый купол неба, только теперь его украшали перистые облака. Стало чуточку прохладней, лучи светила уже не так сжигали планету.
И всё как вчера, как позавчера.
За одним лишь радостным исключением — людей стало попадаться меньше и меньше. Только раз около полудня заметили небольшую группу.
Реакция их была отменной. Сверкнули вспышки — стреляли от живота, почти не целясь. На ветровом стекле лязгнул бронещиток, Снэб рванула вправо, прямо на них. Видимо, не ожидавшие такой прыти, неизвестные плюхнулись в траву, огрызаясь огнём. Донеслись злобные крики.
-Гранатами!
Вытащив винтовку, я разрядила в залёгших подствольный гранатомёт. Истошно заорали. В стороны разлетались комья глины, ветки, что-то ещё... Поднялось и повисло в душном воздухе облако красновато-бурой пыли. Сзади выстрелил Гело, его граната подняла в борозде новый клуб пыли и всякого прочего дерьма.
Чуть повернув влево, наш броневик резко затормозил. Из трофейного карабина поливая ошеломлённых бандитов картечью, я увидела длиннющий язык пламени, вырвавшийся из правого переднего окошка. Прицел Снэб был как всегда точен — мгновенно запылали сухие стебли и колосья злаков, вспыхнули облитые горючим залегшие люди. Казалось, воспламенилась даже сама почва! Раздался звериный рёв, на ноги вскочили две охваченные пламенем фигуры, бестолково пробежали несколько шагов, столкнулись, упали, катаясь по несжатому полю. Один за другим вспыхивали факелами новые и новые метры иссушенных нокасом растений, быстро образовав настоящую стену гудящего, словно в печи, огня. Падали обуглившиеся колосья, доносились знакомые уже вопли поджаривающихся заживо...
Забираясь всё дальше в глушь, мы пересекли границу заповедника. Лес казался глухим и нехоженым. Свежих следов пребывания человека не было — ни тех, что в буквальном смысле оставляют на почве ноги, ни других — типа кострищ, мусора или свежесломанных веток. Узкие и заросшие просеки изобиловали совершенно непреодолимыми для наших колёсных машин участками, заваленными буреломом. На полсотни километров отсюда — никакого жилья, и мы рискнули двинуться по дороге. Разбитая колея постепенно сужалась, временами становясь просто лесной тропой. Воспользовавшись деревянным мостом через реку, мы щедро полили его из огнемёта. Двинулись дальше, только когда настил превратился в пепел, и хорошо разгорелись брёвна. Аналогичным образом поступив со следующей переправой, мы почувствовали себя в какой-то мере ограждёнными от надвигавшейся из городов моторизованной орды человекообразных хищников.
К подступам базы подобрались утром. Не раз бывавший тут Гело теперь принял командование на себя. Развернув план базы на капоте "антера", указал входы:
-Здесь, здесь и здесь, — водил он пальцем по ламинированной бумаге. -Эти два — узкие колодцы, а этот — ворота, куда может спокойно въехать грузовик. Расстояние между входами около пятисот метров.
Тщательно замаскировав машины, оставив там Сианку с собакой и резервной радиостанцией, мы разошлись по наблюдательным пунктам, приготовившись к длительному ожиданию. Старлей взял на себя наиболее опасные "главные ворота". Пользоваться связью стало рискованно, потому мы лишь внимательно прослушивали все диапазоны, а "щёлкать" договорились лишь в самых крайних случаях.
Куст, маскировавший мой колодец, не шевелился, но я старательно обозревала подступы, не забывая вслушиваться в шорохи эфира. Дремучий вековой лес был неописуемо красив, и, если б не облака, наводившие на мысли о радиации, я могла бы получать удовольствие от созерцания девственной природы.
Разведчик вернулся довольно быстро — по крайней мере, заснуть я ещё не успела. Громом среди ясного неба прозвучала весть, что нас кто-то опередил. База снаружи недоступна, оставленная Гело секретка свидетельствует о том, что внутрь прошли люди.
О том, чтобы проникнуть туда помимо желания обитателей спецсооружения, нечего было и думать. Система супернадёжна — несколько уровней блокировки замков напрочь исключали возможность такого проникновения. Конечно, можно попробовать взорвать двери... Если хватит взрывчатки. Но мы точно так же были заинтересованы в сохранении герметичности сооружения, как и те, кто нас обошёл.
Гело выглядел, словно обгадившийся ребёнок. Кожа на высоких скулах Снэб заметно натянулась. Наверное, вскоре мы пошли бы на штурм. Если б...
-Тихо!! — выкрикнула сержант, задирая голову.
Разом замолчав, мы уловили приближавшийся с запада чуть слышный стрекот.
-Как откроют ворота, по одной гранате световыми, потом — валим всех! — старлей молча указал направление и махнул рукой.
Пару минут бега по лесу, и мы уже залегли вблизи небольшой поляны. Вертолёт неторопливо выплыл из-за холмов лишь спустя минуту. Небольшая военно-транспортная машина на пяток пассажиров с несущими винтами над кабиной и коротким двухкилевым хвостом. Рёв двигателей становился невыносимым.
-Первый, я орёл-пять, на месте. Приём.
-Принято, — отозвался низкий баритон.
Совершенно случайно я наткнулась, наконец, на их диапазон!
Зависнув над поляной, пилот сделал полный круг. Верхушки громадных деревьев заметно сгибались от мощного потока воздуха, вниз летели целые охапки листвы и сухих ветвей. Невидимый стрелок, водя спаренными стволами тяжёлых пулемётов, пару раз нажал на гашетки, разнося в клочки ни в чём не повинную флору. Подняв тучу опавших листьев и пыли, грохочущая железная стрекоза плавно опустилась на поляну, едва не посрубав ветви кончиками винтов. Лишь только шасси коснулись травы, сверкнули стёкла на дверцах — в лес метнулись чёрные фигуры в бронежилетах. По обе стороны от поляны парни с винтовками наизготовку наскоро прочесали очередями кусты, ничуть не жалея патронов. Если б не упорство Гело, я пожалуй, залегла бы поближе и теперь вынуждена была бы обнаружить себя.
