Время текло нестерпимо медленно, и паника охватывала при мысли, что кошмар будет продолжаться как минимум до утра — каждая минута казалась вечностью.
Кельм по-прежнему был пристегнут на кресле, паралич давно прошел, его допросили — но ничего об Ивик выяснить ему не удалось. Ясно лишь, что с ней что-то неладно... Кельм настаивал на старой версии — встречались, любовные отношения, больше ничего о ней не знаю.
Ее, видимо, держали в УВР или еще где-то. Почему-то ему казалось, что она не в атрайде.
Кельма снова тошнило. В последнее время постоянно мучает эта тошнота — никак не отойти от препаратов... Наверное, уже ночь — но яркий свет по-прежнему лез в лицо, пронизывал закрытые веки. Ивик, думал он. Только не это... ко всему он готов в принципе, ничего страшного произойти не может — но вот только Ивик...
Ему было плохо. Он попытался заснуть, и увидел — не то сон, не то просто бредовое воспоминание. Он давно уже не думал об этом, загнал вовнутрь, и сейчас не позволил бы себе — но вот всплыло... Это уже было с ним. Давно, очень давно, когда он был таким, как Эрмин.
Лени. Лени была тонкая, с волной черных волос, двигалась, будто танцуя. Он гордый тогда такой ходил — подцепил самую красивую девочку в части. Они обменялись кольцами.
Лени убивали у него на глазах. Конечно, он не помнил всего. Лезли из памяти какие-то мгновения, словно озаренные фотовспышкой: разводы крови на бледной коже... голова (уже после всего, уже когда везли на Тои Ла) — лысая, со странными серебряными кустиками, остатками волос... ввалившиеся глаза, покрытые пленкой, словно у курицы... ревущий гнуск вдали, и у его ног что-то розовое и желтое...
Конечно, они сделают это снова. Опять. Они же понимают его, он не мог этого скрыть... Он не так уж любил Лени, он вообще тогда не знал толком, как любят. А Ивик... Они все понимают. И они возьмут Ивик.
Если есть малейшее подозрение — они возьмут ее.
И у него на глазах... А ведь он сильный гэйн, крутой разведчик, живая легенда.
Я сдамся, сказал он себе. Если они начнут ее мучить, я сдамся.
Значит, не такой уж я сильный, и не такой железный, и не легенда. И плевать. И даже если они все равно ее потом убьют, если это не будет иметь смысла — все равно плевать. Если мне опять скажут — сдавайся, и ей не будет больно, я сдамся. Только чтобы ей не было больно.
Он принял решение, и ему стало легче.
Кстати, надо подумать, что действительно делать в таком случае. Во-первых, постараться не завалить всю сеть. Что-то наговорить придется. Сдать человек пять или шесть... может быть, они успеют уйти. Об Ивик — она обычная мигрантка, он, предположим, сошелся с ней и попросил о какой-то услуге. Не вербовал, не раскрывал себя. Словом, она ни при чем, виновата только в том, что она — его любовница. В этом случае у нее есть небольшой, но шанс выйти из атрайда.
Его, понятное дело, в таком случае уже не выпустят. Даже если он искренне раскается. Вряд ли даже оставят жить под замком, просто вывезут на Тои Ла, в лапы гнусков. Но это неважно. Все лучше, чем смотреть, как Ивик...
Кельм стал продумывать детали — как сделать, чтобы не завалить всех, чтобы минимум людей, а лучше — совсем никто не попался в результате его предательства. Его тошнило от этих мыслей.
Но по всей вероятности, Ивик привезут уже завтра, и тогда надо будет не ошибиться — надо будет что-то решать.
Репетиция давно кончилась, и ребята ушли. Эрмин остался еще посидеть, он часто так делал, поиграть еще в одиночестве, и Кели тоже осталась с ним. Она сидела на низкой скамеечке, в полутьме, в тени между двумя большими шкафами, и смотрела на него. Слушала. Но Эрмин лишь вяло перебирал струны, его пальцы работали будто отдельно от мозга, выводя технически сложные немелодичные упражнения, временами обрывая игру, начиная снова. Дейтрин все последние дни был какой-то странный, как в воду опущенный, мало разговаривал и будто все время думал о чем-то своем.
Он прекратил играть, пальцы бессильно повисли над струнами. Темные глаза глядели в одну точку где-то внизу.
— Эрмин, — тихо позвала Кели. Он обернулся.
— С тобой что-нибудь случилось?
"Не со мной". Он помолчал. И этого — во всяком случае, здесь — нельзя говорить.
— С чего ты это взяла?
— Ты какой-то... странный стал. Как будто депра у тебя.
— Да, что-то вроде этого, — откликнулся он, — пойдем-ка отсюда.
Он встал. Взял ее за руку. Он теперь иногда брал ее за руку, и это нравилось Кели — никогда бы не подумала, что в таком простом жесте может быть так много заключено. Это ведь не объятия, не поцелуи. Они вышли из зала. Кели думала, что Эрмин свернет в сторону лиара, в свою комнату, но он пошел в направлении спорткомплекса.
Между интернатским бассейном и спортзалами располагалась открытая игровая площадка, вокруг — два ряда скамеек, для болельщиков и запасных игроков. Вечер был теплый, еще далекая весна потихоньку начинала заявлять о себе. Лас-Маан вообще теплый город, теперь они ходили уже без курток. А сегодня днем на солнце можно было по-настоящему загорать. Эрмин сел на скамейку, Кели опустилась рядом.
Ему просто хотелось поговорить без помех. Он не отдавал себе в этом отчета, но эта девочка, пятнадцатилетняя, прозрачная, тихая, глядящая на него иногда с таким восторгом и преданностью, стала для него единственным близким здесь человеком. Теперь уже совсем единственным — после того, как Тилл... когда он начинал думать о Тилле, к горлу подступало отчаяние.
Но и Кели об этом ничего говорить нельзя.
Но все равно — с ней можно быть хоть немного открытым. Эрмин знал, что все помещения лиара и интерната могут прослушиваться. Теперь, когда взяли Тилла, они могут специально отслеживать и его. Каждый день по нескольку раз он тщательно осматривал одежду — на предмет возможных жучков. Конечно, кто знает, до чего дошла дарайская техника... Но по крайней мере, с Кели ему хотелось говорить вне помещений — здесь гораздо меньше вероятность прослушивания.
— Ты какой-то грустный все время, — сказала Кели, — что-нибудь случилось?
Он повернулся к ней.
— А ты заметила, что всех дейтринов арестовали? Иль Кэра, иль Ната, даже вашу физкультурницу...
— Да? Да, действительно, я заметила, что они куда-то делись... но как-то не придала значения. Их арестовали?
— Да, они в атрайде. И программиста в лиаре одного арестовали, тоже дейтрина...
— Ой, ничего себе... а тебя...
— Меня пока не трогают. Пока.
— И что все это значит?
— Если бы я знал, — с горечью сказал он, — я даже не представляю, Кели... совершенно не представляю. Знаешь, как тяжело... жить вот так, вслепую. Не понимая, что происходит. Иногда думаешь, лучше бы я сдох тогда, в атрайде...
Она положила руку ему на предплечье. Эрмин замер.
— Тяжело там было? — спросила она. Его слегка передернуло.
— Да, — сказал он каким-то искусственным голосом. Кели ткнулась носом в его плечо. Сердце разрывалось от желания помочь, и от невозможности это сделать, ведь он же не говорит ничего, она понятия не имеет — ни что он пережил в атрайде, ни почему так страдает сейчас. Ни — что собирается делать дальше.
Эрмин вдруг накрыл ладонью свободной руки пальцы Кели, лежащие у него на предплечье.
— Ты хорошая, — сказал он тихо. Кели встрепенулась. Но он молчал. Тихо горели над головой звезды. Обе луны сияли во тьме, заливая площадку и кортановое покрытие ненавязчивым мягким светом. Кели вдруг вспомнила, как он пел сегодня. На репетиции он преображался, был веселым, быстрым, резким, командовал, требовал — ему было невозможно возразить, он заряжал всех энергией; и как он играл, и пел вместе с ней — они отрабатывали "Песню последних дней", мрачно-веселую, про апокалипсис; там головокружительные аккорды и пассажи, и Кели пела резким и низким голосом, а Эрмин с Энди подпевали, и получалось здорово, весело... Невозможно поверить, что это был вот этот же самый человек, убитый горем, совершенно никакой, молча сидящий теперь рядом с ней. Откуда он берет силы на все это?
— Ты тоже очень хороший, — тихо сказала Кели. Вдруг на нее напала откровенность, — ты удивительный, Эрмин. Наверное, потому, что ты дейтрин. У нас я таких не встречала.
— Да вроде я самый обыкновенный, — откликнулся он.
— Нет, — сказала Кели, — как тебе объяснить. Ты живой, настоящий... но не только это. С тобой я чувствую себя... ну так, наверное, ребенок должен чувствовать себя с мамой и папой. Только мои предки... знаешь, они ведь нарки. Я всю жизнь их только боялась. У меня не было никого, кто бы... защитил, понимаешь? Позаботился как-то. Мы с братом и сестрой всю жизнь так... в одной и той же тряпке всю декаду, я потом уже в классической научилась стирать, следить за собой... Знаешь. чего мне это стоило, и как меня дразнили. Жрать все время хотелось. Я привыкла в общем-то. А ты — другой. Я путано говорю, да? Ты, конечно, не родитель... да меня уже не надо кормить и одевать, я уже большая. Но такое ощущение с тобой, что понимаешь... как будто ты можешь от всего защитить. Да, я знаю, что на самом деле это не так, что ты сам беззащитнее меня, что тебя в любой момент могут забрать... убить... Но как-то вот такое ощущение возникает. Ты... очень надежный. Я вообще таких у нас тут не видела...
Она осеклась, заметив, что Эрмин внимательно смотрит на нее. Как будто впервые заметил. Темные глаза его блестели, будто болезненно, со знакомым странным выражением. И лицо его было почему-то совсем близко.
Кели не успела понять, что происходит, он наклонился к ней, и их губы встретились.
Прошла вечность. Они сидели теперь совсем рядом, вжавшись друг в друга, слившись воедино. Что-то случилось, поняла Кели, будто ударил большой колокол — что-то случилось, и ничто никогда уже не станет прежним.
От сознания этого было горько и радостно.
— Келиан, — тихо сказал он, — ты... как ты думаешь — ты могла бы вместе со мной вернуться... уйти — в Дейтрос?
Она с изумлением смотрела на него. Это было непонятно. Она вообще не задумывалась о таком. Она его просто любила. А ему — надо знать, что будет дальше? Именно сейчас, в такую волшебную лунную минуту?
И в то же время это было понятно и правильно, и это было совсем — его. Он не мог иначе. Это он, вот такой, как есть. Прекрасный, единственный такой.
Пока она ощущала и соображала все это, Эрмин молча ждал. Только потом до нее дошел смысл вопроса, и она испугалась. В Дейтрос? Она?
— Тебя же там расстреляют, — наконец сказала Кели.
— Не думаю, — мотнул он головой. Потом добавил:
— Тебя тоже примут. Не бойся. Я думаю, тебе у нас понравится.
Кели не знала, что ответить, в голове у нее роились обрывки мыслей.
— Только, — сказал он, — я теперь не знаю. Может, придется прорываться с боем. Я-то рассчитывал... Но наверное, придется самому. Ты в Медиане тоже не беззащитна. Но... это очень опасно. Не знаю. Я-то ладно... но ты можешь погибнуть.
Он все равно ведь уйдет, подумала Кели. Схватила руками его запястье, крепкое, очень твердое, будто из железа, со старым белым затянувшимся шрамом. На миг она представила себя — здесь, одну, без него.
— Я с тобой. Куда угодно. В Дейтрос. Даже если расстреляют. Или по дороге погибнем. Я не хочу оставаться без тебя, Эрм. Я не смогу без тебя больше.
В Дейтросе, в городе Лора, заметно выросшем за последнее десятилетие, в просторном светлом здании у окна стоял главнокомандующий шематы Тримы Эльгеро иль Рой.
За стеклом шел снег, погружая город в уютную зимнюю сказку, мягкими лапами укрывая ветви, карнизы и крыши. Но Эльгеро не смотрел в окно, его взгляд был устремлен в экран маленького переносного эйтрона, притулившегося на подоконнике, и пальцы временами совершали быстрый пробег по клавишам.
Как ни был занят — как обычно — шеман, он сразу отреагировал на тихие шаги сзади — резко обернулся. Лицо его тут же расслабилось и размягчилось легким подобием улыбки. К нему, так же улыбаясь, подошла Кейта иль Дор. Положила руку на плечо.
— Занят? Отвлекаю?
— Нет, все хорошо, Кей. Сейчас начнем... я просто хотел еще раз просмотреть. Но это неважно. Все равно, — он махнул рукой и совсем уже повернулся к ней.
— Народ так удивляется, — сказала Кейта, — всех вызвали с Тримы... как будто катастрофа какая.
— Недолго осталось удивляться. Скоро все все узнают.
— Эль, послушай... а почему такая спешка? Я тоже не понимаю. Ты говорил, что излучатель существует давно, что его уже испытали на группе добровольцев даже... все работает. Почему именно сейчас рванули так?
Он взял ее за руку.
— Потому что сведения из Дарайи поступили соответствующие. И они проверены на Триме.
— То есть — какие сведения?
— Что у них есть излучатель, и они намерены его применить. Но по-своему. И на прошлой неделе мы получили подтверждение с Тримы. Все, Кей. Теперь все будет иначе, и главное — не упустить контроль за ситуацией.
— Вот как, — прошептала ошеломленная Кейта.
— А знаешь, кстати, от кого получено сообщение? Решающее? Помнишь Кельма?
— О, серьезно? Я думала, он простой агент... у него же дейтрийская внешность, серьезное внедрение невозможно.
— У твоего отца тоже была дейтрийская внешность!
— Да, но он был в какой-то мере исключением...они его сами перевербовали, и там личные связи...
— Кельм тоже исключение, — Эльгеро улыбнулся так самодовольно, как будто Кельм был его сыном. Впрочем, в какой-то мере, и он, и Кейта давно считали этого человека не чужим себе.
— Это здорово. Я помню его хорошо, каким он был в молодости... А ты знаешь, что Ивик была в него влюблена?
— Да? Нет, не знал, — суховато ответил Эльгеро, и Кейта почувствовала, что эту тему развивать не стоит. Эльгеро всегда был жестким традиционалистом и к вопросам нравственности относился сурово.
— Да, был у нее такой период, давно уже. А помнишь, какой он был? Я, честно говоря, не думала, что он станет вообще нормальным человеком, сможет работать. Его было так жалко... Но потом, через несколько лет, он перестал вызывать жалость. Знаешь, я не удивляюсь тому, что он стал реально великим разведчиком.
— Да, меня это тоже не удивляет. Очень дельный человек, — согласился Эльгеро. Посмотрел на часы. Кейта кивнула и безмолвно пошла к двери.
Пройдя небольшой коридорчик, она открыла дверь и вошла в небольшой зал, набитый народом. Почти все стулья были заняты, в глазах рябило от серо-зеленой гэйновской формы. Кейта и сама была в парадном, со своими пятью сверкающими Знаками чести, с нашивками стаффы у воротника. Зал тихо гудел, гэйны переговаривались между собой. Здесь собрались только командиры, званием не ниже зеннора, только работающие на Триме — всех их внезапно вызвали сюда. Кейта нашла взглядом в углу своего сына, Дэйма, он уже командовал отделом Контрстратегии стран Карибского бассейна. Дэйм оживленно беседовал о чем-то с другом, таким же смуглым и остролицым, чем-то похожим на латиноамериканца. Из третьего ряда Кейте помахала стаффа Арта иль Вэш, старая знакомая. Рядом с ней был свободный стул. Кейта протиснулась и села.
