Дедушка был один, без положенной по статусу свиты. Старый, списанный полковой конь, а мнит себя Буцефалом. Вот только гардероб давненько не обновлялся: те же шорты чуть ниже колен, да тапки "на босу ногу". Только майку надел другую, из более плотной ткани.
Пост ГАИ жил привычной, размеренной жизнью. Потом подошел автобус "Ростов — Минеральные воды", и началось: двое сотрудников зачем-то прошли внутрь, остальные встали с автоматами наизготовку. Законник заблаговременно юркнул в салон своего "Мерседеса" и спрятался за тонировкой.
Пассажиров вывели из салона. Четверых отконвоировали в служебный вагончик, остальные пешком перешли через мост. Пару минут спустя, за ними проехал автобус.
Похоже, я пропустил кое-что интересное, — подумал Валерий Георгиевич, — на пост просочилась какая-то информация, или что-то поблизости произошло. Если гаишники схватились за автоматы, что-то из ряда вон. Можно было сходить на пост и все выяснить, но, как говорила бабушка, "с одной жопой на три торга не поспеешь", да и встреча с Черкесом пока не входила в планы полковника. Надо ждать именно здесь. Он прилег на сухую траву и вдохнул полной грудью забытый запах степной полыни.
Максимейко устал от жизни, поизносился. Кочевой неустроенный быт, каждодневное "надо". Он очень быстро добился всего, что хотел, и столь же быстро все потерял: детей, жену, лучшего друга...
"Не боится собаки волк, да не любит, когда она гавкает", — говорил покойный Петрович, имея в виду гаишников. Усаживаясь за руль служебной машины, он пристегивался ремнем безопасности и всегда повторял эти слова. Если верить его теории, каждый из нас по жизни какой-нибудь зверь: кто медведь, кто лиса, кто заяц. Себя он всегда относил к серым матерым хищникам и считал вожаком, лидером. Мол, не каждому в жизни светит стать инструктором подрывного дела в Академии ГРУ Генштаба. Он был слишком уверен в себе. Особенно когда выходил на последний след.
Чем закончилась та охота, отдел запомнил надолго. От Петровича хоть что-то осталось. Опознали его по безымянному пальцу с обручальным кольцом.
Было следствие. Максимейко сам взялся за это дело. Вот тогда все и всплыло: что это за Центр Стратегического Планирования, и какую стратегию там планируют. Он копал глубоко. Там где положено, отметили рвение молодого полковника и вызвали на беседу. Но не "туда, куда следует", а на ковер к своему непосредственному начальнику.
В кабинете у шефа находилась невзрачная личность. Как призрак, сидела на краешке стула. Но в присутствии этой личности даже шеф нервничал и потел. Он тоже, наверное, чувствовал себя "на ковре".
Валерию Георгиевичу вежливо попеняли, что, дескать, не стоит быть таким любопытным и въедливым, что имея жену и детей, нужно больше думать о них, что наличие Центра в недрах Системы само по себе нонсенс, а значит — государственная тайна. В общем, "вы меня понимаете..."
Вот так! Государство на ладан дышит, а все продолжает темнить.
Уголовное дело заглохло само по себе. Не по причине того разговора, просто все вокруг запахло дерьмом. И страна, и люди в этой стране учились жить заново. Например, его Танька. Из жалких процентов немецкой крови, что текла в ее ушлых жилах, она выжала невозможное. Сначала уехала в Гамбург, вроде как, по гостевой визе, потом забрала детей, да там и осталась.
— А кто б, не остался?! — "успокаивала" соседка.
Да, фрицы совсем с ума посходили. Дали этой дуре квартиру и множество льгот. Живет теперь, в ус не дует, чувствует себя стопроцентной немкой. Научилась считать деньги. Сортир у нее больше его квартиры. Государство с детей пылинки сдувает.
Через год после отъезда он получил от Таньки письмо, в котором она просила развода. Прости, мол, Валера, но я хочу жить, и очень устала бояться за тебя, за себя, за детей...
А этот невзрачный тип, что стращал его мертвым взглядом в кабинете у шефа, взял да и помер. Выбросился из окна знаменитой высотки.
Максимейко услышал, как остановился автобус и сразу открыл глаза. В древнем "Икарусе" работали только передние двери. Это облегчило задачу зафиксировать всех. Пассажиры делились по признакам пола, разбегались по придорожным кустам. Последним вышел мужчина с длинной седой бородой. Именно мужчина, а не старик, разведчика не обманешь. Был он одет в ослепительно белый комбинезон, в руке держал небольшой чемоданчик.
Стало быть, прибыли, собираемся выходить, — насторожился Максимейко. — Ничего себе, остановка по требованию. Ну что же, добро пожаловать! Он почему-то решил, что это и есть стрелок, хозяин бесхозного карабина.
Автобус скрылся из виду. Старик проводил его быстрым взглядом и двинулся в обратную сторону. Он шел, опустив голову, слегка загребая левой ногой. Поравнявшись с пригорком, на котором сидел полковник, негромко сказал:
— Там, на мосту, я видел вашу машину и сразу же понял, что вы где-то здесь. Выходите, Валерий Георгиевич, вам нечего меня опасаться. Эта работа оплачена мной, я и есть настоящий заказчик.
Максимейко решил, что молчать и таиться бессмысленно.
— Если даже и так, это ничего не меняет, — ответил он столь же спокойно и равнодушно. — Я буду иметь дело только с одним человеком, и это оговорено условиями контракта. Шагай от греха, прохожий. Самозванцев в России не любят, могут накостылять.
— У меня на руках ваша расписка и второй экземпляр контракта.
— Засунь их себе в задницу.
Прохожий заметно занервничал:
— Но послушайте, обстоятельства изменились. Тот, кто беседовал с вами в Москве, уже неделя, как мертв.
— Это ничего не меняет, — упрямо повторил Максимейко.
Переговоры все больше заходили в тупик.
— Ладно, — сплюнул старик, — здесь, в чемодане, остатки твоего гонорара. Слышь, буквоед? — хватай и п...дуй отсюда, без сопливых управимся. И оставь в покое мой карабин. Ему сегодня предстоит поработать.
Полковник решил, что такой поворот дела его тоже не очень устраивает. Стоило наживать горб, чтобы сойти с середины дистанции?
— Хрен с тобой! Поднимайся сюда, знакомиться будем. Только учти: убивать тебя мне не резон. Бить тоже не стану, так... слегка попинаю, если сильно попросишь или, вдруг, убедительно не докажешь, что ты это ты, а не кто-то другой. Да одежду попроще надень, здесь слишком пыльно.
"Прохожий" согласно кивнул, скинул белоснежный комбинезон и вывернул его наизнанку. В руках у него оказался легкий, добротный комок с раскраской под жухлый осенний лист.
М-да, — Максимейко присвистнул, — чтоб попинать такого без ущерба для собственного здоровья, нужно еще две недели не пить. А еще маскируется под дедулю. Да на нем лошадь в цирке возить! Ишь, как ногами сучит — чисто племенной жеребец!
Стрелок в три прыжка взлетел на пригорок и с виду совсем не запыхался.
— Если все упирается в доказательства, есть у меня документ надежней вашей расписки.
— С удовольствием посмотрю.
Он опять перешел на "вы", — констатировал Валерий Георгиевич, — стало быть, уважает, признает, что беседует с равным. Впрочем, куда ему без полковника Максимейко? — при этом раскладе у меня на руках все четыре туза. Закушу удила — и кранты! Не видать ему Чиги Малого, как бабушке прожиточный минимум. А Чига ему край как нужен. Знать бы еще, зачем?
Незнакомец достал из сумки старую потертую фотографию. Такие снимки хранили во внутреннем кармане полевой гимнастерки вместе с комсомольским билетом и последним письмом из дома. Сколько их, отщелканных стареньким "ФЭДом", впитали в себя историю неизученных войн? На снимке унылый афганский пейзаж, глинобитные стены пуштунского кишлака и два пацана перед спешенным с неба "МИ-8". Не "вертушка", а решето: в фюзеляже дыры, величиною с кулак, перебитая лопасть винта...
Обычный любительский снимок. Качество не ахти. Но такой не подделаешь. Все, от выцветшей надписи до вальяжных поз пацанов, и есть высшая правда. Та, что зачтется на Страшном суде.
— Я узнал его, — сухо сказал Максимейко, — хоть это и мудрено. И тебя я тоже узнал. Скажи мне, а кто из вас будет Мансур?
— Я.
Полковник кивнул:
— Сосед, стало быть. Ну, спасибо за прошлое. Я слышал твой позывной в горах Торо-Боро. Так что ж ты, вроде и большенький, а ружьишко так плохо припрятал?
— Так уж и плохо! Наш человек сразу отыщет, и дальше копаться не станет, а чужой... чужой сюда не полезет.
Максимейко снова кивнул:
— Я мог бы тебе помочь. Наш контракт останется в силе, если скажешь, зачем тебе Чига.
— Честно? — Мансур почесал в бороде.
— Как на духу.
— Тогда я и сам не знаю. Его используют в темную, сразу по нескольким направлениям. Сразу и не поймешь, которое из них главное. Одно лишь могу сказать, как его ведущий куратор, этот парнишка мне нравится. Ему бы в другое время родиться, да при другом дяде. Жизнь топчет его и трамбует, а он поднимается, чтобы снова карабкаться в гору. Скоро с ним многим придется считаться.
— Здесь я с тобой согласен. Широко шагает, паскудник, как бы штаны не порвал. Где он, там сплошной серпентарий... ты работаешь на Россию?
— Хотелось бы верить. Во всяком случае, на Москву. Но больно она припахивает просроченной кока-колой.
— Слышал по радио, Шеварнадзе уходит в отставку. Говорят, собирается в Грузию.
— Это пока слухи, но они похожи на правду. Моим руководством уже принимаются превентивные меры. В горах Ингушетии и Чечни открываются медресе, готовятся люди, умеющие стрелять по первому слову муллы.
— Что-то типа народного ополчения?
— Да, но с изрядной дозой религиозного фанатизма. Это работа на перспективу. Крыша наша. Значит, можно предположить, что для подобных случаев.
— Чига здесь при делах?
— Чига — уроженец Абхазии.
— Я помню. Его кто-то хочет убить?
— Не то слово хочет. Спит и видит бедного парня клиентом гробовщика. Три неудавшихся покушения за последние две недели. И это в тюрьме, практически, на глазах у ментов! Представляешь, какие деньжищи вбуханы в осуществление этой мечты?!
— Сейчас, как я понял, будет четвертое. За что же такой почет? — спросил Максимейко, почти не надеясь на честный ответ.
— Хочешь верь, хочешь нет, — ногтем большого пальца Мансур черканул по зубам, — но это обычная уголовщина. Случай конечно не ординарный. Некий питерский апельсин (в узких кругах он известен как Фармацевт) хочет поймать удачу за сиськи. Одной рукой ухватить сразу за две: подмять под себя Гогу Сухумского и войти в нефтяную элиту.
— И я бы хотел. Да харя, боюсь, треснет.
— Он считает, что у него нет. Похищение дочери полковника Векшина это тоже заказ Фармацевта.
— Да ты что?! — Максимейко присвистнул, — вот это наглость! И главное, все у него идет, как по писаному... в русской народной сказке. Чига — Кощей Бессмертный, притеснитель прекрасной царевны. Но тут прилетает лихой Фармацевт, берет его за яйцо и спасает Забаву Путятичну. В чистом осадке — пир на весь мир, скорая свадьба, полцарства в придачу и очень высокая крыша. Остается всего ничего — уничтожить Кощея, дабы никто не узнал, что герой на белом коне — это и есть Змей Горынович.
— Ловко у тебя получается, — Мансур невесело усмехнулся, — только сказочка вышла какая-то куцая. Нет в ней ни слова о Гоге Сухумском.
— Что о нем вспоминать? Георгий Саитович далеко, в тридевятом царстве. Сидит на высоком дубу, в золотом сундуке. По большому счету, он и есть то яйцо, в котором вся сила Кощея. Уничтожат его, и что от Малого останется? В лучшем случае — вечный стрелочник, на которого можно списать все дядюшкины грехи. Чем Фармацевт, и воспользуется, если...
— Если успеет! — Мансур изящно закончил фразу и в упор взглянул на полковника. — Видел дедушку на мосту?
— Черкеса? — знаю такого, недавно познакомился лично. Он тоже из этой сказки?
— О самолете что-нибудь слышал?
— О каком самолете? — Валерий Георгиевич почему-то почувствовал себя дураком, — ты, брат, прости, — сказал он и тяжко вздохнул, — я с пятницы не в кондиции. Отрабатывал наш контракт, усиленно спаивал кума. Уж просвети, хотя бы в общих чертах.
— Честно сказать, я и сам не богат информацией, — Мансур осторожно погладил приклад БСК. — Суть дела в том, что несколько отморозков угнали автобус с детьми. Кое-какое оружие у них, естественно, было, на ОМОН с рогаткой не прыгнешь. В обмен на заложников они получили несколько АКМов, наркоту и, как я уже говорил, самолет "ИЛ-76" Мурманских авиалиний. А теперь самое интересное.
— Ну!!! — Максимейко внезапно услышал хруст прошлогодней листвы под собственным задом.
— Было у них и еще одно требование. Доставить на борт самолета трех постояльцев ростовской тюрьмы. В том числе, и нашего Чигу!
— Ты прав! — без раздумий согласился полковник, это Георгий Саитович, да больше и некому.
* * *
Конопатый сержант властно махнул жезлом: к ноге, мол, почему нарушаем?! Пришлось выходить из попутки, брать под защиту водителя:
— Свои, Тарасюк.
Тот просиял:
— Товарищ полковник! — и рукой шоферу: линяй, мол!
К "Волге", оставленной на другой стороне моста, они шли чуть ли ни под руку.
Гаишник коротко доложил последние слухи и новости:
— В Минводах угнали "ИЛ-76". Говорят, за границу. Шмонаем теперь всех подряд, на предмет оружия и наркотиков, а тех, кто без документов, в вагон — и до выяснения.
— Еще что-нибудь слышно по этой же теме?
— Пока ничего... а ну, — сержант проглотил слюну и запнулся на полуслове, — ну ни фига себе! Простите, Валерий Георгиевич...
Как охотничий пес, почуявший след, он продвинулся к знаку "стоп", на ходу снимая с пояса жезл. Максимейко тоже заметил причину его беспокойства — неопрятный, поношенный джип с ростовскими номерами. Скорость его была, мягко говоря, вызывающей. Пост ГАИ далеко не то место, где принято хвастать финансовой независимостью.
Попали ребята, — хмыкнул полковник, — и поделом! Сейчас Тарасюк с них шкуру сдерет, чтоб впредь неповадно.
Он проследил за джипом до полной его остановки — мало ли? Как только спина сержанта затмила окошко водителя, вернулся к своим баранам:
Ничего. И здесь ничего! Ну что же, придется играть в темную, без козырей, — куча разрозненных фактов никак не хотела слагаться в единое целое. Над зыбкой и зябкой конструкцией, как вульгарная дуля, торчал угловатый вопросительный знак.
В общих чертах, он уже слышал о самолете и о том кто может стоять за его угоном. Все вроде правильно, если бы ни одна нестыковка: люди Гоги Сухумского улетели без Ичигаева, почему?
Происки Фармацевта в отношении Чиги тоже выглядят странно и больше похожи на имитацию, — продолжал рассуждать Максимейко, — уж где-где, а на зоне проще всего завалить человека, будь то козырный фраер, законник, или сам кум. Расценки известны, все зависит от предложенной суммы, а тут? Три неудавшихся покушения за последние несколько дней! И, опять же, этот Черкес! Неспроста он здесь. Ох, неспроста!
Криминальный авторитет крутился на полусогнутых возле его машины и, цокая языком, щупал подкрылки. Замечено, что люди, давно и серьезно топтавшие зону, чувствуют взгляд спиной. Нахальный дедок оглянулся, по-молодецки выпрямился и шагнул навстречу полковнику. Где-то на полпути, протянул для приветствия широкую, как лопата, ладонь, предварительно вытерев ее о штаны.
