— Ну да, не до того тебе, — усмехнулся боярин. — А я вот видел. Меня-то он боится, но будь уверена — только я со двора, он сразу слугу к попу местному пошлет. Он-то наградой не погнушается. Ну, так что делать думаешь? Помогу, чем смогу, но могу я немного. Денег у самого негусто. Думаешь, чего я на большую дорогу вышел на купцов беспошлинных охотиться? В кости проигрался подчистую. Пьяным напился, да и проигрался. Да еще и пергамент подписал, что вотчину отдам, если в срок не расплачусь. А где по нынешним временам денег взять? Каралет меня за такое как бы вздернуть не приказал, да и новый князь, кого ни выкликнут, не пожалеет.
— А ты меня попам сдай! — хмуро посоветовала Элиза. — Один раз ведь уже отдал, отдай и еще. Гривна все-таки...
— Ну, в тот день, когда я человека им за деньги сдам, я сначала на осине повешусь, — ощерился Меший. — Одно дело — ведьмак с подручной ведьмой, и другое — нормальный человек, хоть и баба вроде тебя. Им-то все равно, кого жечь, а вот мне — не все равно. А еще раз такое предложишь — не посмотрю, что девчонка, полсотни розог дам.
Он вдруг подмигнул, и Элиза против воли улыбнулась в ответ.
— Вот и ладно, — тоже улыбнулся боярин. — А то словно лисица в клетке смотрела. Ну, хватит тебя пытать. Ты, верно, еще и сама не знаешь. Думай. Утро вечера мудренее. Лошадь для тебя я найду, да и денег на дорогу отсыплю. И провожатого дам...
— Спасибо, боярин Меший! — искренне ответила Элиза. Внезапно ей захотелось заплакать. Усилием воли он сдержала слезы. — Есть у меня деньги. Я, наверное, обратно в Граш проберусь. Там знакомые есть.
— У-у-у... — протянул боярин. — Вот такое точно не выйдет. Не слышала разве — большая орда с тех краев валит? Да тебя первый же отряд на кусочки разрежет, окажись ты хоть трижды воякой. Слышал я, правда, что бабы у них наравне с мужиками дерутся, а то и покруче, они, может, и пощадят, хотя вряд ли. Да уж не у них ли ты свою повадку переняла? Ну да я опять не о том. Нет, на юг тебе дороги нету, и никому нет. Хочешь — иди, конечно, да только проще сразу зарезаться. А хочешь — у меня оставайся? — вдруг предложил он. — Мой-то олух как на тебя поглядывал, а? Странный он у меня, на девок даже и не смотрит. Вернее, по сеновалам валяет, а вот жену себе присматривать не хочет. А вот на тебе, пожалуй, женится...
Элиза прыснула, потом, не удержавшись, захохотала во все горло. Гридни с удивлением оглядывались на нее. Наконец, закусив кулак мало что не до крови, ей удалось остановиться.
— Спасибо тебе, боярин, за доброту... — начала она и осеклась.
Дверь распахнулась, и в зал один за другим потянулись вооруженные люди — вои вперемешку с монахами. Среди них девушка с ужасом заметила сухощавого мужчину с фанатически горящими глазами — брата Куария.
— Ведьма! — сходу возгласил он, вытянув палец в сторону Элизы. — Взять ее, мои верные!
Девушка окаменела. Неужели боярин предал ее? Но зачем, зачем тогда разговоры? Или не он? Тогда кто же?
— Стоять! — рявкнул Меший, вскакивая с лавки. От его рыка Элиза оглохла на одно ухо, но зато и пришла в себя. — Стоять на месте, я сказал! Дружина, к оружию!
Гридни, словно весь вечер ожидали команды, уже стеной выстроились перед пришельцами, не пуская их в глубь залы. Кистени и сабли пока оставались опущенными, но чувствовалось — сделай кто из новоприбывших шаг вперед, и начнется драка.
— Ах, как нехорошо... — пробормотал Меший. — Не иначе, хозяин таки удружил. Ну, доберусь я еще до него... Что надо, Куарий? — уже в голос спросил он. — Чего врываешься, ровно во вражью крепость?
— Отдай ведьму, боярин! — не своим голосом взвыл монах. — Она бежала из заточения! Ее должно вернуть!
— Если она ведьма, то я — Настоятель! — нехорошо ухмыльнулся боярин, выходя вперед. — Ты знаешь меня, Комексий. Ведьмаков я сам за версту чую. Чиста она, чиста!
— Не твое дело, боярин, мешаться в дела Храма! — прошипел монах, явно огорошенный неожиданным отпором. — Я верну ее назад, а ты получишь свою награду. Отдай девку!
— А если не отдам? — Меший снова ухмыльнулся в лицо монаху. — Кто ты такой, чтобы мне, боярину, указывать? Аль тебя новым князем вече выкликнуло?
— Ты знаешь закон Храма, боярин! — монах уже оправился от потрясения. — Ворожею не оставляй в живых! Того же, кто покрывает ее, Отец-Солнце будет вечно жечь своим пламенем! А уж я позабочусь, чтобы ты попал к нему до срока, ведьмачий подпевала!
Боярин побагровел и молча потянул из ножен саблю. Монах отпрянул назад, а солдаты у него за спиной взяли алебарды наизготовку. Гридни напружинились.
— Элиза, сейчас беги по лестнице наверх! — раздался шепот. Девушка дернулась и обнаружила рядом с собой Семена. — Там есть окно, оно на задний двор выходит. Сигай в него и прячься в кустах. Мы разделаем поповичей и найдем тебя, поняла?
— Дурак ты, Семка! — злым шепотом ответила Элиза. — Куда я от них сбегу? Вся округа меня ловит!
— Вперед! — дурным голосом завопил монах и тут же, захлебнувшись воплем, рыбкой нырнул вперед, пробороздив пузом пол. Качнувшаяся вперед шеренга храмовников раздалась в стороны, оборачиваясь к неожиданному врагу.
— Тилос! — охнула Элиза, оседая на лавку. — Тилос...
— Что здесь такое? — с металлом в голосе спросил пришелец. — Что за драка между своими, когда враг на пороге?
— Кто ты такой? — сурово спросил один из храмовников. — Кто такой и почему мешаешь правосудию?
— Какому еще правосудию? — удивился Тилос. — Кто-нибудь объяснит мне, что здесь за бардак?
— Мы пришли за ведьмой, — храмовник подбородком показал в сторону Элизы. — Предатель-боярин ее не отдает. Ты с нами или с ним?
— Ведьмой? — еще сильнее удивился Тилос. — Она — ведьма? Ребята, вы, кажется, обознались. Девочка — моя племянница, а я ейный дядька и опекун. Я оставлял ее ненадолго в монастыре, а сейчас вот вернулся. А за ведьмами вам в другое место надо, не сюда.
— У меня приказ! — угрюмо огрызнулся храмовник. — Вот доставлю ее в монастырь — тогда и разбирайтесь, кто ведьма, а кто — племянница. А сейчас отойди в сторону, парень, а то порешу!
Тилос шагнул вперед и рывком поднял на ноги потерявшего дыхание брата Комексия.
— Ты здесь главный, верно? — холодно спросил пришелец. — Читать, надеюсь, умеешь? Так читай.
Он вытащил из-за пазухи пергамент и сунул его под нос монаху. Тот, метнув на Тилоса злобный взгляд, вперился в буквослоги. По мере чтения глаза его округлялись. Дочитав, он ухватился за бок и сделал слабую попытку опуститься на ближайшую скамью, однако Тилос не позволил.
— Ну? — спросил Тилос. — Еще вопросы есть?
Монах помотал головой, и Тилос аккуратно отставил его в сторону. Затем он прошел вперед, миновав людей Мешего, и остановился перед Элизой, критически оглядев ее с ног до головы.
— А изгваздалась-то как! — укоризненно погрозил он пальцем. — Вот так и оставляй тебя одну, бродяжку.
Элиза повисла у него на шее и зарыдала в голос.
Чуть позже, когда боярин закончил лично воспитывать хозяина постоялого двора, а выплакавшаяся Элиза уснула в своей комнате, Тилос и Меший уселись в том же темном углу общей залы.
— И не боишься, боярин, идти против Церкви? — в упор спросил Тилос, пронизывая Мешего взглядом мало что не насквозь. — Живьем ведь проглотят и не поморщатся.
— А что мне попы? — усмехнулся боярин. — Я князю присягал, не храмовникам, и в Пророка не верую. Дознатчиков ихних я еще у себя терплю, бо большую силу себе забрали, но указывать, как жить, никто мне не может, кроме князя. Слушай, друг милый, давай-ка начистоту. Что человечек ты не из последних — и сам вижу. Но только догадки гадать не собираюсь. Кто ты есть и что тебе нужно?
Тилос усмехнулся.
— Что, если я враг рода человеческого и истребить его хочу? — угол его рта искривился в глумливой ухмылке. — Что, если я войну раздуваю, невинных людей на бойню гоню?
— То есть как? — удивился боярин. — Что значит — ты гонишь? Я с южанами всю жизнь воюю. Сопливым мальчишкой их деревни жег. Они ж не люди — нежить пустынная, крови нашей взалкавшая...
— Глупости говоришь, боярин! — оборвал его Тилос. — Если бы всерьез ты такое толковал, на сем наш разговор бы и закончился. Однако, вижу, гаерствуешь. Нет у меня сейчас настроения шуточки шутить. Так что ты сделаешь, если узнаешь, что я войну начал, южан с места сорвал и на вас натравил?
— А ты меня не учи, как разговоры разговаривать! — рявкнул боярин, правда, почти шепотом. — Не дорос еще — со старшими так баить! Я тебе всерьез говорю, что южане и без тебя на нас рот разевали. Да что южане — мы-то друг с другом сколько воевали, пока Приморскую империю не создали! Дед рассказывал, а ему его дед передал, какие побоища случались еще во времена рода Кантосов... Так что много ты на себя, парень, берешь. Да и говоришь все больше намеками, начистоту не хочешь...
— Хочешь начистоту, боярин? — прищурился Тилос. — Хорошо. Изволь. Я не человек, и если кто у нас здесь не дорос, так это ты. Мне за триста пятьдесят перевалило, и помирать я пока не собираюсь. И южан на вас действительно я погнал. Что теперь скажешь?
— Что врешь ты хреново... — неуверенно сообщил боярин. — Какой же ты нелюдь?
— Обычный. То, что ты перед собой видишь, вообще не человек, одна видимость. Как призрак, только твердый, от человека неотличимый. Мир, понимаешь ли, куда сложнее, чем тебе кажется, и боги здесь совсем иные, и их подручные тоже непросты. Сила могучая мне дадена, уж и не знаю, на добро ли, на зло ли. Устраивает ответ? Или попроще объяснить?
— Давай попроще, — кивнул Меший, во все глаза разглядывая собеседника.
— Если проще, то есть в мире много штуковин, людям не известных. Я — одна из них. И у меня собственные интересы, не связанные ни с Севером, ни с Югом, равно как и с прочими сторонами света. Нынешняя война — моих рук дело. Я науськивал Церковь на святую войну с язычниками, и я убеждал южан в слабости княжеств. Ну?
Боярин неспешно почесал затылок.
— Тогда, наверное, тебя стоило бы хорошенько прожарить на костре, — раздумчиво ответил он. — Или чего ты от меня ждешь, свои злодеяния расписывая?
Тилос молча глядел на него.
— Смотри, парень, как дело выходит. Сначала я на тебя дуром на большаке наскакиваю и в полон беру. И хоть бы трепыхнулся ты, ан нет — чуть ли не добром со мной пошел, только для гридней балаган устроил. Потом играючи мне нож к горлу приставляешь и крутишь мной, как захочешь. Потом среди ночи появляешься с грамотой от самого Настоятеля и странные вещи рассказываешь. Я, хотя и четвертый десяток приканчиваю, и борода седая, немощью ни телесной, ни умственной пока не страдаю. Что-то ты от меня хочешь, а что — не пойму никак. — Он кашлянул и смачно харкнул на пол, растерев плевок сапогом. — И вот еще — девка твоя. Я ведь за ней не только с гриднями — с собаками охотился, для надежности. Так она моего Семку козлом связала его же веревкой, от собак без царапины отбилась, да еще и двоих моих людей одним махом положила, хорошо — не насмерть, а ведь могла, наверное. Видел я, как она руками машет. Тролличья повадка, сам ей немного владею. Отец научил, а его — наемник из троллей.
Меший помолчал, потом махнул рукой.
— Не знаю, что тебе сказать. Не верю я в злодеев, что ради собственной потехи войны устраивают, да и война давно зрела, младенцу понятно. Ну, я все сказал, а ежели тебе мало — не обессудь.
Тилос закинул руки за голову и откинулся назад, опершись на бревенчатую стену с торчащей из нее паклей. На боярина он не смотрел. Какое-то время в углу висело тяжелое молчание, потом Тилос заговорил:
— Вот что, боярин Меший. Ты дядька неглупый, хотя и не знаешь многого. Опять же, смелый, но не безрассудный. Хотя гибкости в тебе нет, переговоры тебе я бы не доверил. Разбоем не гнушаешься, но угрызения совести еще чувствуешь. Ну, нет у меня времени тебя по косточкам разбирать, так и сяк прикидывать. В общем, люди мне нужны отчаянно. Лихие времена, лихие нравы, и крови прольется ох как много... В общем, я предлагаю тебе службу, боярин. Раньше служил ты князю верой и правдой, а теперь иди ко мне. Вот! — он неуловимым движением, словно из воздуха достав, сунул Мешему под нос пергамент. — Твоя расписка долговая. Мой человек ее выкупил, а я как чувствовал, что с тобой встречусь. Да возьми ты ее, не пялься бараном!
Боярин осторожно, двумя пальцами, взял расписку и, расположив под светом, долго изучал. Потом осторожно свернул и спрятал за пазуху и, повернувшись к Тилосу, спросил:
— И что я тебе должен, гость дорогой? Служить верой и правдой незнамо зачем и для чего? Маловата цена.
— Еще можешь забыть про Церковь и храмы, — спокойно продолжил Тилос. — Я ее создал, я ей и управляю. Попы тебя не тронут.
— А я иногда по небу летаю, крылышками помахиваю... Еще?
— Ну, новым князем я тебя делать не стану. Староват ты, уж прости, боярин. Князя если сажать на правление, так надолго, а не на пять лет и даже не на десять. Но вот в числе особо приближенных окажешься, обещаю. Не одним из тысячи аристократов, что на дворе отираются, станешь, а у самого княжьего кресла место займешь, и только князь тебе приказывать сможет. Ну, и сына твоего не забуду. Все. Или мало?
Меший крякнул.
— За такую цену и продаться можно, — признал он. — Да только не платят ее первому встречному-поперечному. Сдается мне, парень, что дуришь ты старику голову. Или нет?
— А кто сказал, что ты встречный-поперечный? — удивился Тилос. — Я про тебя уже давно все знаю. Мои люди в Саламире про тебя многое разузнали. Хочешь, расскажу, сколько раз ты с южанами воевал, сколько — с северными кочевниками, с какой добычей возвращался? Или каких дворовых девок пользовал, сколько ублюдков наплодил, сколько денег на дружину тратишь, сколько с холопов дерешь? Каков ты в гневе, каков во хмелю, какими словами сына учишь? Я, боярин, таких предложений первым встречным не делаю. Вот ты про меня не знаешь ничего, и никогда не узнаешь. А начнешь любопытствовать — поплохеет. Таковы мои условия. — Тилос неожиданно повернулся и уставился прямо в глаза Мешему. — Я много даю, друже, но и требую вина до дна и бочонок впридачу. Не злодей я, ты прав, но даже и добрые помыслы, случается, к такому душегубству приводят, что и ты содрогнешься.
Боярин отвел взгляд.
— Даже и не знаю, что ответить, — хмыкнул он. — Подумать надо, стоит ли твою руку держать. С бухты-барахты такие дела не решаются.
— Думай, — согласился Тилос. — Я здесь до утра задержусь, пусть девочка немного отоспится. Но уйду с ней еще до рассвета. Не ответишь до того согласием — значит, не судьба. Так что решай. За Элизу тебе, кстати, спасибо. Не принял бы ты ее так близко к сердцу — я бы тебя распиской еще помучил. Своих я не бросаю, а за помощь всегда сторицей плачу. Думай, боярин, но помни — времени мало.
Он резко встал с лавки и, не оглядываясь, ушел по лестнице наверх. Осторожно прикрыв за собой дверь, чтобы не нарушить тревожный сон девочки, вытянулся на топчане и задумался. Нет, кажется, все сделано правильно. Только так и можно разговаривать со старым воякой. Пусть размышляет. Все равно никуда не денется. Если я хоть что-то понимаю в людях, он согласится задолго до срока... Так, ладно. Пора слушать отчеты. Поехали перебирать частоты...
