В тот момент, когда поток молний иссяк, Кроу обернулся в человека, не обращая внимания на крохотные молнии, что вгрызлись в ауру, приземлился обеими ногами на плечи Хейзелу, заставив преступника пошатнуться. Зашелестели механизмы клинка: щелкнула, вытянувшись вдвое, длинная рукоять, потом еще раз; лезвие, составленное из четырех сегментов, изогнулось. Когда коса захлестнула мощную шею вертикально под подбородком, Кроу прыгнул, избегая искрящихся ладоней преступника, что схватили пустоту, и изо всех сил дернул оружие на себя, едва ощутив сопротивление, отрывая массивное тело от земли, швырнув его в небеса. Вновь обернувшись в ворона, сжался в крохотный комок перьев, проскользнул подмышкой Хейзела и асфальта коснулся уже человечьими ногами. В тот же миг Кроу прыгнул следом за давним врагом — нельзя было терять ни секунды, ведь в воздухе у Охотника было преимущество. Удар широкого лезвия, вновь ставшего мечом, пришелся на скрещенные руки, изуродованные желтыми и красными праховыми кристаллами, имплантированными в плоть, но сила удара была столь велика, что стальное лезвие, укрепленное аурой, со стоном согнулось, и отбросило здоровяка далеко в сторону, на край площади, подальше от гражданских. Проломив спиной стену, Хейзел скрылся в пыли под обломками и Кроу получил хотя бы несколько секунд на то, чтобы оглядеться.
И то, что раньше его разум отбрасывал в сторону, как несущественное, тараном врезалось в сознание: в уши тут же ударили крики боли, ужаса и гнева; в ноздри — влажный воздух с привкусом дыма, паленой плоти и синтетики. Он приземлился на землю, чудом найдя место, чтобы поставить ногу между неподвижным, обугленным до черноты мужчиной и свернувшейся в клубочек хнычущей женщины с ожогом на поллица, которую от удара, наверно, защитил мужчина. Тел, мертвых и едва живых, вокруг были десятки — над некоторыми уже склонились те, кому повезло больше: они что-то кричали, звали на помощь и панически требовали у лежащих ответа.
"Ну, хоть детей сюда никто не тащил..." — успел подумать Кроу, продолжая оглядываться. Изломанные, окровавленные детские тела — единственное, к чему он так и не сумел привыкнуть, самое душераздирающие зрелище, которое Охотник вообще видел в жизни, а ведь был уверен, что повидал буквально ВСЁ дерьмо этого мира.
Помочь раненным он даже не пытался — не его область ответственности. Его задача — мочить, не спасать.
Взглянув поверх голов, он увидел Белладонну, что-то кричащего с трибуны, но голос фавна тонул в криках, а колонки, наверно, пострадали от взрыва. Рядом с ним, держа трость на манер своего турнирного копья, стоял Ахиллес, опустив голову, будто к чему-то прислушивался, застыв в абсолютной неподвижности волка, поджидающего в засаде оленя. Вокруг него, на земле и в воздухе, крутилась едва заметная черная взвесь, будто тысячи обезумевших мошек.
За спиной Гиры мягким, стелющимся над землей шагом приближалась какая-то низенькая девчонка с иссиня-черными волосами, заплетенными в два хвостика. Девочка держала в руках короткое копьецо, шершаво-серое, будто отлитое из бетона, и почему-то Ахиллес даже не пошевелился, чтобы ее остановить.
Целая лавина мыслей пронеслась в голове Охотника, наслаиваясь одна на другую, толкаясь локтями и сбивая товарок на землю. Хотите разозлить фавнов — устройте взрыв на демонстрации, убейте десятки их, пришедших требовать свои права на абсолютно законных основаниях. Хотите привести их в бешенство — убейте там же Гиру Белладонну, икону мирного равенства и законных путей. Хотите сделать это под носом у человека, повелевающего металлом — избавьтесь от всего, что может хоть сколько-нибудь заметно взаимодействовать с магнитными полями, отвлеките его сотнями противоречивых сигналов, держитесь подальше от злых черных мошек, воспользуйтесь единственной его слабостью — слепотой.
Кроу уже как-то думал над этим — и пришел к выводу, что у любого человека, не ставящего перед собой целей сражаться с Ахиллесом, просто не может не быть с собой чего-нибудь из металла. И тем не менее, девчонка стояла прямо за его спиной, на самой границе черной взвеси и, перехватив деревяшку на манер копья, готовилась метнуть свое оружие.
— ГИРА! — изо всех сил, почти срывая связки, закричал Кроу, вскидывая меч.
Может, у него хоть как-то расширен слух, несмотря на отсутствие кошачьих ушей, может, каким-то чудом услышит что-то в этом звуковом хаосе Ахиллес...
Бесполезно. Наоборот — парень дернул головой в сторону, отвлекшись на что-то, развернулся боком к девчонке, по-прежнему в упор не замечая угрозы. Злые черные мошки сдвинулись в том направлении, позволив убийце сделать еще один шаг ближе.
В отчаянии Кроу коснулся душой механизма меча, активируя трансформацию. Лезвие с хрустом опустилось под девяносто градусов от рукояти, фиксируя два коротких ружейных ствола. Расстояние было слишком велико — его ружья были оружием ближнего боя, метров двадцать-тридцать, не больше, но может, Ахиллес услышит, может, поймет, что Кроу не будет стрелять в Белладонну просто так. Попасть хоть во что-то он мог только случайно.
В такие моменты он всегда забывал о паскудной сути своего Проявления. Каждый раз, когда надо было рисковать для победы, ставить все на зеро, когда рядом с ним умирал человек, которого он мог спасти, все правильные и логичные мысли вылетали у него из головы. Каждый раз, будто ему все еще было семнадцать, Бранвен забывал, что Судьба, высеченная в камне в тот день, когда ему открыли ауру — приносить всем одну только боль, и никогда, никогда (!) — не спасать. Может быть, для разведчика умение всегда найти дерьмо и было полезным, но точно не было таковым для телохранителя.
Кроу в очередной раз забыл и, как всегда, за это заплатили другие.
Оба ствола выплюнули по пуле каждый. Девчонка метнула свое копьецо.
Фиолетовая аура Белладонны вспыхнула, когда обе пули попали ему в живот, он покачнулся, заваливаясь назад, и в тот же миг острый кончик копья ударил в спину — лиловая вспышка на мгновение скрыла все, а в следующий миг девчонка сбила фавна с ног, занесла над головой сверкающую розовым аурным лезвием ладонь. Кроу выстрелил снова, но промазал и от смерти Гиру спасла только бело-алая трость, ударившая в ладонь убийцы, чуть смазав удар — вместо сердца она пронзила насквозь плечо.
Закончить работу убийце не дал Ахиллес — черная взвесь облепила ее со всех сторон, забила глаза и уши, и в следующий миг чемпион был уже рядом, ударом ноги отшвырнув девчонку в сторону.
Облегченно выдохнув, Кроу не успел даже перевести дух, когда перед ним с небес медленно опустился стальной шарик размером с футбольный мяч в бело-красной расцветке какого-то новостного канала, крупным планом снимая Охотника с дымящимися ружьями в руке, стоящем среди трупов фавнов и который только что подстрелил гребанного Гиру Белладонну.
Смачно выругавшись, Бранвен разрубил мерзкую штуку пополам, пусть даже знал, что это уже ничего не меняло — такие штуки всегда отправляют данные на сервер в онлайн-режиме.
От попыток придумать, что с этим делать или хотя бы в полной мере осознать, чем это может ему грозить, Кроу отвлек низкий животный рык за спиной — оттуда, куда всего секунд двадцать назад улетел Хейзел:
— БР-РАНВЕН!
Из провала, проделанного здоровяком в доме на краю площади, вылетел какой-то кусок стены и рухнул бы в толпу, если бы на пути снаряда не встал какой-то незнакомый фавн в маске Белого Клыка. Черный скорпионий хвост, растущий из поясницы, вспыхнул какой-то грязной, с мутными чернильными разводами, аурой и обхватил им снаряд. Ощутимо шатнув хозяина инерцией, хвост проделал полукруг, перенаправляя энергию полета и швырнул каменюку обратно, прямо в выбравшегося наружу Хейзела, пылавшего теперь, кроме желтых молний, еще и обжигающим темно-багровым огнем.
— Ты заплатишь за смерть моих братьев! — с совершенно неуместным весельем крикнул фавн и бросился следом, на бегу раскладывая широкие запястные клинки, похожие на клешни скорпиона. Следом за ним в пролом скользнул еще один дрон этих гребанных падких на сенсации СМИ, правда, другой расцветки.
— Я даже не знаю, за кого я прямо сейчас болею, — пробормотал Кроу себе под нос.
Быстро оглянувшись, Бранвен убедился, что девчонка с легкомысленными хвостиками куда-то подевалась, Ахиллес замер над телом Белладонны, едва различимый за плотным облаком злых черных мошек, которых стало в разы больше, чем было. Еще раз оглядел мертвых и умирающих... и, сплюнув, бросился следом за фавном.
"Мочить, не спасать. Никогда не забывай, Кроу"
Глава 27. О мести, любви и обещаниях
Железо — кислое, и едва слышно шипит на грани слышимости, как открытая бутылка газировки. Смутно-коричневое, оно тускло переливается в колыбели магнитных полей; чуть расплываясь по краям, обрисовывает высокий, почти с меня ростом, стальной гроб.
Ухватившись за приваренную сбоку ручку, я с некоторой натугой поднял его вертикально — весила штуковина, вместе со всем содержимым, почти полтора центнера. Носить и даже бегать с таким на горбу я еще мог, хоть и с трудом, но, к счастью, в этом не было нужды — вес уменьшало Проявление. Постоянное магнитное поле было привязано к моему телу, перемещаясь вместе со мной — не такая уж и сложная задача, на самом деле, не сложнее, чем держать активной ауру. Правда, инерция никуда не девалась, но сражаться с этой штукой за спиной не было нужды — ее можно было сбросить в любой момент.
Блейк, впервые увидев это, фыркнула и назвала меня пижоном. Спорить я не стал, переделывать тоже — страх был одним из оружий Дьявола. Темно-бордовая, цвета засохшей крови, броня, рога, гнев, который я выпускал наружу, как я вел себя и что говорил — все это было ради того, чтобы они боялись меня, так сильно, как не боялись никого и никогда. Гроб был просто еще одним штрихом.
Щелкнул замок, поднялась задвижка одного из отделений гроба на торце. Из квадратного люка хлынул поток синих звезд, десять килограммов растертого в порошок металла — самого магнитного на планете. Разделив поток на десяток ручейков, я прокрутил их вокруг себя, и отправил обратно. Едва люк закрылся, с противоположной стороны щелкнул второй — на этот раз освободилась крупная дробь размером с фалангу. Ровно тысяча снарядов повторила путь синих звезд, и скрылась внутри гроба.
Следующим проскрежетал люк на лицевой стороне: одно за другим, десять крупных чугунных ядер размером с небольшую дыню плавно выскользнули наружу, неспешно сделали круг и с той же величественной неспешностью скрылись внутри.
Конечно, я всегда мог достать металл на месте, — не было такой улицы в этом городе, где я остался бы совсем безоружным, — но все, что я мог собрать таким образом, обладало рядом недостатков. Во-первых — разрушало инфраструктуру, и в Черном море это значило, что вырванный фонарь вновь будет поставлен на место разве что в следующем году. Во-вторых — все куски металла были разными — по весу, форме и составу, что усложняло мне задачу контроля, в отличие от пылинок, дроби и ядер, которые я запихнул в гроб.
Давно стоило сделать это, но раньше мои противники были слишком ничтожны, чтобы так ради них напрягаться — я и Проявление в большинстве случаев использовал лишь для того, чтобы напугать их еще больше, а не потому, что без него не мог победить.
Подтолкнув гроб, я с легким звоном прислонил его к стене.
— Хорошо, кто-то должен потыкать палкой в слона в комнате, — сказал я.
Блейк что-то невнятно промычала в ответ. Она сидела у окна, перед аккуратно разложенными на столе деталями полностью разобранного пистолета. Вокруг кислой, шипящей детали, почти касаясь ее, зависли в воздухе десять железных колец, которые она носила на пальцах. Пять из них непрерывно двигались туда-сюда, когда она протирала ее ветошью.
— Ты проколола уши.
Два железных кольца, вставленные в кошачьи уши, синхронно дернулись.
— Мне кажется, это перебор, — закончил я. — Это не было необходимо.
Колечки пошевелились еще раз, на сей раз — в разных направлениях: одно прижалось к голове, к одной из синих пылинок, запутавшихся в волосах, а второе взлетело вверх, встав торчком. Зажав детальку меж двух колец на пальцах, он подняла ее к обручу на голове, должно быть рассматривая на свету.
— А мне кажется, — наконец, сказала она, положив деталь обратно, — что это мои уши, и я сама решаю, что с ними делать. Да и вообще, я не могла уснуть. Надо же было чем-то заняться.
— И лучшее, что ты смогла придумать — взять иглу, пойти в ванную и проделать две дырки в ушах?
Браслеты на запястьях и плечах поднялись и опустились — она пожала плечами. Взяв в руки корпус, девушка вставила в паз подаватель и пружину.
— Что ты собираешься дырявить дальше?
— Я думала о татуировке краской на основе металлических соединений, — невозмутимо ответила Блейк, продолжая сборку пистолета, быстрыми, почти механическими движениями, столь идеально отточенными, что казались неживыми. — Думаю, можно будет нанести такие на спину и живот, руки и ноги — повсюду, где можно спрятать под одеждой.
— Ты не можешь быть серьезной...
— Это не сработает?
-...Сработает, — вынужден был признать я, подходя ближе. — Я видел такие на некоторых бандитах — сигнал слабоват, но заметен.
— Можно добавить тот же металл, который мы достали для твоей пыли, — предположила Блейк, передернув затвор и щелкнула впустую механизмом, спустив курок.
— Это уже похоже на одержимость, Блейк, — максимально мягко сказал я, положив руку ей на плечо. — Пожалуйста, остановись. Того, что есть — достаточно.
Она не ответила — лишь щелкнула магазином, проверила предохранитель, вставила второй магазин, а затем испытала и третий.
— Я подумаю, — наконец сказала она, движением плеча скинув мою руку. Бросив пистолет в кобуру на поясе, она закинула оба запасных магазина в рюкзачок и встала, подхватив чехол с мечом.
— Куда ты?
— Ты знаешь.
О, ну разумеется, я знал — туда же, где мы провели четверо последних суток, на улицы. После того взрыва на площади, после того как Красная рука взяла на себя ответственность за нападение... Черное море взорвалось. Оно заполыхало пожарами средь бела дня, загрохотало раскатами выстрелов, улицы захлестнули волны насилия и гнева, что багрово-черным потоком пронеслись по кривым узким улочкам и прямому, как стрела, Портовому проспекту. Взбешенные работяги-фавны похватали первое, что попалось под руку и отправились искать виновных — каждый человек, у которого было при себе хоть что-то красное, оказался под угрозой смерти. Работяги-люди из соседнего района, разумеется, безответными не остались — и уже к вечеру на границе районов выросли баррикады, кто-то, разумеется, под шумок решил пограбить и хорошенько оторваться. И уж точно во всем этом хаосе мало кто пытался отделить зерна от плевел, виновных от невинных.
Виновны были все.
Уже к ночи первых суток Вейл, стянув силы со всего города, попытался навести порядок — впервые за Близнецы знают сколько десятков лет копы в Черном море действительно делали то, за что им вообще платят деньги. Они навели порядок на центральных улицах, но при попытке сунуться дальше нарвались на жестокое сопротивление... всех: и людей, и фавнов. Все эти дни я никак не мог выкинуть из головы слова той желтоглазой суки в костюме: "Люди здесь могут не любить фавнов, фавны могут не любить людей, но есть кое-что, что каждый из них ненавидит куда сильнее друг друга... всех остальных. Тех, кому повезло больше, у кого кошелек толще, чей горизонт — высотки и Бикон, а не бездонное, черное, как Озера Гримм, море".
