По эмпатической связи пришла волна паники — похоже, Матиас решил, что я собираюсь сбежать на корабль и бросить его среди солнца и соленой воды. Пришлось щелкнуть по связи, призывая к порядку, и показывая, что я все еще тут, рядом. Омытая кровью, его искра сияла чисто и ярко, а наша связь давно не была такой четкой.
Навигационный маяк стоял над цитаделью и со стороны казался целым. Рядом с ним возились техники, подключая привезенную аппаратуру связи. Миль вышел из приземистой башни, стягивая перчатки, и цинично хмыкнул:
— Сломался? Я вас уверяю, они его отключили и включить не смогли. Не трогать! — внезапно рявкнул он на любопытно пододвинувшихся к маяку островитян. — Не приближаться! Не смотреть! Кэрэа, что ваш народ такой бестолковый?!
Вздрогнули даже темные-ремонтники. Островитяне с опаской покосились на заклинателя и бочком-бочком отодвинулись подальше, решив, что с ненормальными не связываются.
Ко мне относились с почтением и не липли; но стоило во дворе появиться Матиасу — судя по мокрым волосам и разводам на лице, слишком поспешно — как девушки подобрались ближе, а потом окружили, касаясь одежды, рук; самая смелая погладила по волосам, подав пример остальным.
Когда я преодолел все лестницы, внизу уже собралась небольшая толпа — вслед за девушками подтянулись прохожие, которые случайно раз в третий шли мимо, вслед за ними береговая охрана, а потом и почтенные сановники. Заарн даже не вырывался, и только на лице его отражался тоскливый ужас. Я бросил последний взгляд на маяк и отправился спасать своего светлого мага от насильственного заглаживания.
Правители Нейцих подловили нас уже на подходе к кораблю. На вопросы о самочувствии Матиас молчал как рыба, стараясь держаться от людей подальше; пребывание на Островах точно нанесло ему душевную травму. Мне же оставалось только ждать, чем близнецов осенило на этот раз.
Близнецы на Островах рождались достаточно часто, и это считалось хорошим знаком. Я уже знал, что Таома и Руа Нейцих учились на материке, в светлой гильдии — мы даже могли встречаться, я только начинал, когда они заканчивали. Но, как и многие островитяне, они не стали проходить второе посвящение, вернувшись на родину. Светлые маги, все-таки, служат гильдии, а нейтралы предоставлены сами себе, и статус их на Островах гораздо выше, чем на материке. У Нейцих вдобавок проснулся особый дар к предсказанию погоды, и в Токитири их носили на руках.
Власти старались, чтобы островная молодёжь училась на материке. Так они проникались культурой метрополии, прекращали шарахаться от других народов и начинали нормально говорить на всеобщем. Всеобщий — искусственный язык, простой и красивый, и на Островах его учили принудительно, но если в тхаэле не произносятся некоторые звуки, то специально никто стараться не будет. Тхаэллик, островной всеобщий, на слух тоже никто не понимал.
Правители вновь говорили на ритуальном тхаэле — и на этот раз рядом не было Шеннейра. Я изучал ритуальный язык уже на материке, в светлой гильдии, и помнил, что главное в нем — правильно отсчитывать слоги.
— Мы просим вас остаться, — объявил мне Руа. — Островной магистр должен принадлежать Островам. Острова — чистая земля, и сюда не доберется ни вторжение, ни заарнские твари, ни Властители, ни темные... мы скроем вас от темных, они будут нам не нужны. Ваше появление — это знак, знак великой благости...
— Мы знали, что случится, мы чтили ритуал и держали наши земли чистыми, и Хсаа'Р'Нэа не причинит нам вреда, — горячо поддержала его сестра. — Зачем вам возвращаться на этот холодный грязный материк? Останьтесь! Все Острова будут счастливы!
Я посмотрел на них глубоким мудрым взглядом — именно тем, каким должен смотреть светлый магистр, и если у меня не получилось, я все равно старался — и спокойно ответил:
— Хсаа'Р'Нэа уничтожит весь наш мир. Мирринийке, ла'эр, ашео, Ньен, Аринди, нас и наши Острова, наш океан, наше солнце и наши звезды, Властители пожрут все, и ритуалы не приведут к спасению. Я должен. Светлый магистр существует не для того, чтобы наслаждаться жизнью в счастливых землях.
Они хотели возразить — о, как они хотели возразить — но смирившись склонили головы. Светлый магистр — тот светлый магистр, в которого они верили — не мог поступить иначе.
— Таома, — я взял правительницу за руку, закатывая ткань, и зажег над повязкой исцеляющую печать. С каждым разом исцеление получалось у меня все лучше и лучше. Магия отзывалась сразу и как будто с готовностью. — Руа. Вам не стоило так делать. Светлая гильдия не требует крови.
— Но светлая гильдия платит кровью за нас, — тихо сказал Руа.
Таома прикоснулась к повязке и бережно расправила рукав, легко улыбаясь уголками губ. Ее эмоции сверкали вокруг нас переливающимися золотыми искрами.
— Мы знаем, что светлые сложили оружие, сдались и пожертвовали собой, чтобы спасти заложников. Вы показали всей стране, что наши жизни, жизни обычных людей, что-то стоят. Темные, — слово упало, тяжелое и округлое. Теперь правительница говорила так, чтобы каждый мог услышать и понять. — Темные бы никогда так не поступили.
Они же темные. Бессмысленно требовать от темных то, что не входит в их жизненную парадигму.
Я прошел к кораблю по длинному белоснежному пирсу и постарался ни разу не оглянуться.
По металлу прошла дрожь: пробуждались нервные центры, что обеспечивали вменяемое управление большим кораблем. Таома и Руа Нейцих так и стояли на пристани, за ними, кажется, высыпало все население города.
— Поучаствовать в резне наравне с нами, замазаться в крови по уши, с грохотом провалить войну — и сиять теперь непорочной чистоты мучениками? — процедил Миль, враждебно глядя на толпу. — Светлые, а что, так можно было?
— Конечно, Миль. Если вы готовы для этого умереть.
Если бы проиграли темные, я думаю, у них бы тоже получилось. Какой смысл проигрывать, если не получать от этого выгоду?
— Ну разумеется, мы бы не стали жертвовать собой. У нас же есть мозги, — разговор с правителями Миль услышал; и почему я не удивлен. — Разменивать свою элиту на людишек... обычных людишек — только светленькие так могут. Никогда не поверю, что у ваших, даже после падения Иншель, не было путей отхода. Сбежали бы на Острова, Острова бы вас прикрыли. Людишек жалко, Рейни, но как они могут сравниться с лучшими магами, цветом гильдии? Это же... это... таких может не появиться в ближайшее столетие!
Острова? Это была бы отсрочка. Острова велики, но не настолько, чтобы не прочесать их за несколько лет. Война продлилась бы дольше; крови пролилось бы больше; было бы больше смертей. Светлые потеряли бы все, но заставили бы себя запомнить. Темные веками бы боялись светлой магии.
Заложниками пришлось бы пожертвовать.
— Ишенга поступил бы именно так. Конечно, тогда бы вас никто не стал настолько облизывать...
Миль говорил это так, словно его, высшего темного мага, терзала зависть.
— Но к тому моменту, — я поднял руку, прощаясь; правители Токитири повторили жест, и вслед за ними, слаженно, все остальные, — магистром был не Ишенга.
Нервная сеть корабля Ньен отличалась от привычных ариндских — более тонкая, со множеством веточек. Управляющих центров тоже было больше, но меньшего размера — чем больше слабых управляющих центров, тем легче контролировать корабль, но тем он менее надежен и подвержен голосу моря. Приращение частички мозга "Песчаного ската" прошло быстро и успешно.
Коридоры попытались отмыть до блеска, но рядом с одной из дверей я все равно заметил следы крови. Тело волочили и зацепили об порог.
Эмоции Шеннейра разом скакнули от ровного тона до грозовых аккордов, и темные появились рядом так быстро, что впору было принять их за эмпатов. Маг из внутренней службы сосредоточенно уставился на пятно, на всякий случай принимая вид "но мы ведь старались"; боевик из круга Шеннейра глянул на следы мельком, мгновенно оценив ситуацию, и убежденно сказал мне:
— Это краска.
Службист посмотрел на сородича как на идиота, и широкая улыбка примерзла у того к лицу. Я открыл дверь и прошел дальше.
Двойная мораль темных не прекращала изумлять. Убийства — это нормально, но все, связанное со смертью — табуированные вещи. Светлым можно проливать кровь, иногда светлые должны проливать кровь или умирать, но видеть кровь — ну что вы, они же будут бояться и думать о случившемся несчастье. В этом я замечал дорогой каждому темному оттенок ритуальности.
— Меня не испугает кровь, Шеннейр. Это расстраивает, конечно...
Но неважно.
— А почему вы, светлый магистр, должны ее видеть и расстраиваться? — логично возразил тот, и я не нашелся с ответом. В конце концов, на корабле поедет моя гильдия.
Солнце свалилось в океан, и ночь зачернила небо стремительно — душная при полном безветрии. Матиас угрюмо сидел на носу корабля. Он больше не прятался, и это радовало; но от небольшого эмоционального подъема, что получилось вызвать в Токитири, не осталось и следа. Мне теперь его постоянно кровью поить?
— До вашей глупой зверюшки наконец дошло, что скоро она перестанет быть единственным светлым, на которого направлено все внимание, — Миль рассмеялся и, насвистывая, двинулся вдоль борта. Торжество над заарном доставляло ему искреннее наслаждение. — Светлый магистр, наш светлый магистр, скоро найдет новые игровые камушки и забросит старые...
Я предпочел сделать вид, что последней фразы не слышал.
Матиас напряженно смотрел внутрь раковины и совсем замер, стоило мне приблизиться. Мы молчали долго, может быть, несколько минут.
— У нас тоже было море. Потом оно ушло... спряталось под землю, — заарн наконец поднял на меня совершенно неподвижный взгляд. В фиолетовых глазах даже появились зрачки: такие большие, что заполнили всю радужку. — Теперь там живут Лорды. Лорды слишком большие, и на земле им тяжело.
Вот только не говорите мне, что заарны — это неудачно вышедшие на землю рыбы.
— В инкубаторе тоже соленая вода. А в ней... икринки, — он облизнулся. — Они вкусные.
Я медленно сел рядом и вытаращился на волны точно таким же бессмысленным взглядом. Порой казалось, что Матиас, подобно Лорду, способен сожрать любую разумную живность — будь то человек или сородич.
Теперь я понял то, на что намекал Миль — эмпатическое поле переливалось оттенками тревоги и почти неосознанной обиды. Ревность Матиаса была наивной и эгоистичной, и печальной оттого, что вызывала только равнодушие. Живому существу плохо — так почему я не чувствую ничего?
Ему не стоило становиться светлым магом. Светлая магия может помочь, но не должна становиться опорой — она всегда в зависимости от других. Первое, чему учатся обращенные — ставить личные границы и помнить о разуме, потому что эмоции дорого стоят... Ах да, и еще не растворяться в сиянии своего магистра. У каждого своя искра, каждый идет сам по себе.
— А мне повезло, что я тебя встретил, правда? — я чуть было не добавил "изгнанники окажутся беззащитны, но ты способен за ними присмотреть" и мысленно выругался. Может он решить, что нужен мне только для того, чтобы охранять светлых? — Понятия не имею, кого встречу на острове, но мне легче от того, что на тебя я могу положиться. Как бы там ни было, одного настоящего светлого мага я точно нашел.
Матиас даже не заметил запинки; он старался держать лицо, но сквозь настороженное внимание отчетливо пробивалась гордость. Иномирная тварь с удовольствием сощурилась, и мне показалось, что следующим этапом она потребует: "Говори мне, человечишка, какой я хороший и полезный, говори больше!".
Если игровая фишка станет опасной для моих светлых — мне придется ее убрать.
— У меня для тебя задание, Матиас, — заарн заинтересованно придвинулся, наконец сбросив угрюмость, и я серьезно продолжил: — Заставь людей себя полюбить. Заставь людей себя полюбить, и они сделают для тебя все, что угодно.
Он хотел было возразить, но призадумался. Это был вредный совет, но вряд ли заарн так уж ему последует, и вряд ли у него получится. В любом случае, будет полезно, если он попытается.
То, что ценно, всегда требует крови и жертв. Загорье не даст соврать.
Я запрокинул голову к небу, смотря на знакомые созвездия. На огромную, раскинувшую щупальца на северную половину неба Медузу, и на зеленоватый Глаз тайфуна, что поднимался над южным горизонтом. Нигде, кроме островов, нет такого черного неба. Нигде, кроме Островов, нет таких ярких звезд...
Черные рваные прорехи уже сожрали половину звезд. Над горизонтом поднималась лиловая засветка от пробудившегося подводного источника. Или где-то там, на чужих небесах, поднималось солнце Заарнея.
— Матиас, у тебя когда-нибудь было заветное желание?
В глубине души я надеялся, что у иномирца есть нечто свое. Заветные желания, пусть неисполнимые, делали нас лучше — возможно, и у Матиаса было что-то подобное.
Лицо заарна смягчилось, наполняясь внутренним светом:
— Да, — тихо, словно доверяя тайну, ответил он. — Я хочу убить Лорда.
С самого начала путешествия я опасался конфликтов. В тесноте плыли боевые маги Шеннейра, гильдейские заклинатели, внутренняя служба, и я, светлый; делать нечего, паек ограничен, и на корабле не столь много углов, где можно спрятаться. Но была вещь, которая объединяла. Миль всех достал одинаково.
Солнце неправильно светило, море было неправильного цвета, корабль неправильно плыл. Команда — обычные люди, не маги — забаррикадировалась в рубке. На третий день после отплытия из Токитири мастер проклятий прямо с утра вырубил охлаждающие печати по всему кораблю, мотивируя тем, что ему дует. Когда я выглянул из каюты, Миль угрожающе нависал над последней, дохленькой морозильной печатью, а объединенные темные озверевшие силы готовились броситься на ее защиту. Жара и солнце потихоньку подтачивали общую стойкость, вызывая странные мечты об экипировке островного отдела.
Хотя если бы печати были отключены, Миль бы их включил. Дело было вовсе не в жаре или в холоде, а в том, что ему не нравилось, куда мы едем и что собираемся делать.
— Миль, вы всем мешаете, — попробовал достучаться я. — Неужели вам приятно знать, что из-за вас кому-то будет плохо?
Миль возмущенно вскинулся. Что мешает, он, может, и понимал, но не понимал в упор, почему его, мага высокого ранга, это должно волновать.
— Низкое светлое соглашательство.
— Мне тоже жарко, — по-простому сказал я. — И если вам холодно, то мы установим обогреватели лично для вас в вашей каюте. Верно?
Боевые маги сурово кивнули, а предупредительно стоящие за ними службисты и техники закивали истово. На идее сжечь Миля на медленном огне все сдружились окончательно.
Миль странно посмотрел на полусдохшую морозильную печать и ушел наверх, так ее и не тронув. Темные разбрелись по кораблю, восстанавливая систему охлаждения обратно.
Снаружи все сияло, и находиться на открытой палубе было почти невыносимо. Вдалеке среди сверкающей синевы то и дело мелькал изогнутый парус. Маги-нэртэс оказались очень прилипчивы.
Шеннейр практически все время проводил наверху — в одиночестве и подальше от Миля, который довел и его. Я поправил накидку, проверив, чтобы она закрывала голову, и подошел к другому борту.
