Царь Дмитрий Иоаннович - Im perator

— Сам отливал, сам ответ держи перед мною и господом — говорил им Дмитрий, но вопреки здравому смыслу и просьбам свиты, находился во время стрельбы неподалеку от орудия.

— Отсюда лучше видно, как ведет себя при выстреле пушка. А оттуда куда вы меня отправляете ни черта не видно — неизменно отвечал им государь с легкой усмешкой.

В этот день все шло как обычно. Шесть орудий оглушительно выстрелили свой заряд, порадовав государя и зрителей, смотревших на испытание пушек во все глаза. Ничто не предвещало беды, когда голландец ванн Аллен поднес фитиль к запалу седьмой пушке.

Государь, в окружении свиты стоял неподалеку от него, как всегда в привычной форме подтрунивая над мастером. Голландец невозмутимо поднес огонь к запалу. Раздался оглушительный взрыв, безжалостно разметавший во все стороны пушку, мастера и стоявших рядом с ним людей.

Как потом выяснилось, от взрыва орудия погиб сам мастер, трое его подмастерьев и ещё семь человек включая императора Дмитрия Иоанновича и двух его телохранителей. Кроме них было много раненых, в числе которых оказался и воевода Шереметев. Он скончался от полученных ранений через две недели.

Дмитрия ещё не успели похоронить, а вокруг императорского престола началась боярская возня. Памятуя кончину царей Ивана Грозного и Бориса Годунова многие из бояр хотели "половить рыбку в мутной воде", пока у власти будет малолетний царевич Иван. Именно ему перешла власть и императорский титул, согласно завещанию царя и принятому Думой закону.

Нет ничего лучше и удобнее для смут и шатаний, при правителе ребенке. Подобное положение погубило не одно государство, но все их потуги получили твердый и решительный отпор со стороны двух регентов: Пожарского и Скопина-Шуйского. Быстро найдя между собой общий язык, воеводы пригрозили репрессиями и бояре отступили. Пробовать на своей шеи крепость и твердость воеводских обещаний никто не хотел.

Среди обиженных на регентов был и патриарх Филарет. За полгода до своей смерти, Дмитрий вывел из состава регентского совета Симеона Бекбулатовича, намереваясь заменить его патриархом Филаретом. Так утверждал сам Филарет, но подтверждений его слов у дьяка Фрумкина не нашлось и воеводы отказали патриарху в месте.

Оставшийся ни с чем, Филарет попытался действовать через вдовствующую императрицу Ксению. Энергично пытаясь исправить столь неприятный для него поворот судьбы, он смог добиться понимания и даже поддержки с её стороны, но регенты были неумолимы.

— Государь сразу не включил его в число избранных, значит не посчитал нужным это сделать. Не нам менять его волю — твердо заявили Ксении регенты и пригрозив царице уйти со службы, если она не оставит попыток ввести Филарета в состав совета.

Действия князей поддержал начальник гвардии Михаил Самойлов и императрица помня о трагической судьбе своего брата Федора отступила. Благоразумно пообещав патриарху вернуться к рассмотрению этому вопросу сразу после совершеннолетия сына.

Крепкий дуумвират в лице двух воевод, удержал короля Сигизмунда от соблазна испытать крепость русского трона. Под видом проверки построения крепостей Белгородской линии защиты от татарских набегов, Пожарский с большим войском отправился на юг империи. Придя в Переяславль, князь простоял до конца лета, готовый в любой момент, обрушиться на правобережные польские воеводства или дать отпор их союзникам крымским татарам.

Чтобы окончательно спутать карты Сигизмунду, Пожарский подкупил не реестровые казаков Запорожья, приказав им совершить поход на Дубно. Город казаки не взяли, но знатно пожгли имения польских панов и счастливо разминувшись с брошенным против них войском гетмана Потоцкого, вернулись к себе домой.

На последовавший протест польского посла на действия казаков, Скопин-Шуйский заявил, что всё двадцатитысячное реестровое казачье войско находится под Харьковом, где князь Пожарский устроил их смотр.

— Если пан посол, не верит мне, то он может поехать туда и лично пересчитать верных нам казаков. Проезд и охрану я обеспечу — издевательски предложил воевода и поляк удалился пыхтя от гнева.

Счастливый союз двух полководцев продлился четыре года, пока внезапная хворь не скосила сначала Скопина-Шуйского, а потом и императора Ивана. Скоропостижно скончавшегося, простыв от купания в реке на охоте.

Внутренние и внешние недоброжелатели Русского государства вновь подняли голову в предвкушении большой придворной смуты, но к радости простого люда ничего не случилось. Смуту на корню решительно пресек регент — князь Пожарский. На большом государственном совете собранного сразу после смерти императора Ивана, он объявил законной наследницей престола, царевну Марию Дмитриевну.

В качестве подтверждения правоты своего решения, князь приказа дьяку Фрумкину прочитать закон о престолонаследии, принятый по воле государя Дмитрия Иоанновича, за два года до его смерти. Согласно ему, императорский престол могла наследовать и представитель женского пола, при условии, что она является прямым и единственным наследником государя.

Специальным пунктом оговаривалась роль её супруга, который мог царствовать, но не править. Такое положение сохранялось и в случае преждевременной кончины императрицы. Престол и верховная власть передавалась его потомкам, но никак не ему.

После того как дьяк зачитал документ, не давая боярам опомниться и позволить начать ненужные дебаты, Пожарский присягнул на верность малолетней императрице и поцеловал ей крест. Вслед за Пожарским присягу верности царевне Марии принес начальник гвардии Михаил Самойлов, а стоявший рядом с троном патриарх Филарет тотчас благословил их действия.

После этого, всем остальным членам большого государственного совета ничего не оставалось как последовать примеру первых лиц государства. Крест новоявленной императрице целовали воевода Алексей Воротынцев с Богданом Ропшином и все находившиеся в Грановитой палате бояре да дворяне.

После этого, по приказу Пожарского дьяк Фрумкин вышел на Царское крыльцо и громогласно объявил собравшимся в Кремле людям о вступлении на трои императрицы Марии Дмитриевны.

Столь неожиданное для всех известие, было встречено москвичами больше с одобрением, хотя и с удивлением.

— Баба будет у нас на троне! Чудны дела твои господи! — говорили одни.

— Не баба, а законнорожденная императрица! — тотчас поправляли их другие. — Была у нас равноапостольная Ольга, теперь будет государыня императрица Мария.

— Поживем увидим — философски бурчали третьи, откровенно радуясь тому, что не случилось смуты.

Утверждение царевны Марии на императорском троне устраивала очень многих, кто стоял возле трона. Пожарский близко сошедшийся со вдовствующей императрицей Ксенией, сохранял свою власть как регент. Михаил Самойлов приходился царевне "дядькой" и крестным отцом и имел на неё сильное влияние.

Злые языки не преминули обыграть этот факт, сказав: — Мишка Самойлов верен себе. Один бабский подол на другой поменял. Везет же мужику.

Видел в воцарении Марии выгоду для себя и патриарх Филарет. Не сумев попасть в регентский совет, он принялся играть по куда большим ставкам. У патриарха был сын Михаил, которого тот решил всеми правдами и неправдами женить на принцессе. Будучи человеком прагматичным и обстоятельным, Филарет в тот же день принялся столбить место своему отпрыску и в конце концов ему это удалось. Достигнув совершеннолетия, императрица вышла замуж за Михаила Романова, но это — уже другая история.

Конец.