Проговорив все положенные случаю приветствия и милостиво кивнув на поклоны придворных, мы сели в принесенные нам кресла. Мы — это я, король и королева-мать. Остальные рылом не вышли и, что называется, стояли пешком. В числе остальных были двое моих знакомых по прежним временам. Старый граф Юленшерна и священник, в котором я узнал теперь уже епископа Глюка. Единственной дамой, допущенной в нашу компанию, была графиня Браге, которой король тут же уступил свое кресло и непринужденно присел подле нее. Увидев это, королева Кристина недовольно зыркнула глазами, но сдержалась и, обернувшись ко мне, начала разговор:
— Мы рады видеть вас после долгого отсутствия, Иоганн.
— Эта радость взаимна, ваше величество, хотя ее и омрачает печаль по случаю отсутствия моей дорогой супруги с сыном.
— Да, ее отъезд весьма досаден, хотя причина для него весьма веская.
— Что же, надеюсь, наша разлука не будет вечной. Тем более что необходимо как можно скорее показать царицу ее новым подданным, а перед тем уладить формальности.
— Что вы имеете в виду?
— Коронацию, ваше величество: царская корона, как и всякая другая, предполагает коронацию. В России это называют венчанием на царство.
— Надеюсь, принцессе Катарине не придется менять вероисповедание? — постным голосом проговорил Глюк.
— Этот вопрос мы обговорим позднее, — дипломатично ответил я.
— Однако это очень важный вопрос, — глядя на королеву, продолжал епископ, — насколько я помню, в брачном договоре не было пункта о смене веры.
— А вы хорошо осведомлены, ваше преподобие, в документах рылись? Что-то я не припомню, чтобы вы принимали участие в их составлении.
— Господин епископ перед получением нового сана был нашим викарием, — поджала губы королева.
— Это многое объясняет, — отвечал я, миролюбиво улыбнувшись, — однако нет никакой необходимости обсуждать этот вопрос в отсутствие самой принцессы. Кстати, если вы такой ревнитель буквы и духа брачного договора, то, может, ответите мне, где находятся средства, выплата которых оговорена этим документом?
— Э-э... — промямлил потерявший апломб епископ, — я не уполномочен говорить об этих вещах.
— Какая жалость!
— Когда составлялся договор, вы, ваше величество, еще не были московским царем, — проговорил скрипучим голосом Юленшерна, — с тех пор многое изменилось.
— Совершенно верно, только вот мекленбургским герцогом я быть не перестал, так что в этом смысле не изменилось ничего!
— Его королевское величество говорили, что вы хотите сделать какое-то заявление риксдагу? — перевел разговор на другую тему старый ярл, — не просветите ли, какого рода это заявление?
— Дорогой граф, вы узнаете об этом первым.
Видя натянутые лица моих собеседников, король попытался разрядить обстановку.
— Графиня, посмотрите, как стал одеваться наш друг, — обратился он к Эббе, — право, он теперь похож на московитов больше них самих.
— Его царское величество прекрасно выглядит, — звонко отвечала девушка, к вящему неудовольствию депутата и епископа, — в его нынешнем наряде чувствуются богатство и мощь его страны. Возможно, это убранство выглядит немного варварски, но оно прекрасно!
Заявление графини вызвало смех у короля и гримасу у королевы с епископом, а я посмотрел на Эббу с признательностью. Когда-то я помогал зарождавшемуся роману между ней и тогда еще наследным принцем Густавом Адольфом. В те времена наши отношения можно было назвать дружбой, и я был рад, что ее отношение ко мне не изменилось.
— Скажите, ваше величество, — продолжала она, — а женщины в вашей новой стране одеваются так же красиво?
— Гораздо более красиво, графиня, — отвечал я ей, — и вы в этом скоро убедитесь. Как только я вернусь в Москву, прикажу придворным мастерам изготовить наряд, достойный вашей красоты, и отправлю его вам в подарок. Надеюсь, вы примете его в память нашей прежней дружбы?
— Ну разумеется, у меня ведь нет мужа, который мог бы мне запретить это сделать!
При этих словах Эббы король немного поскучнел, а королева Кристина покрылась пятнами. Дальнейший разговор не заладился, и скоро мы разошлись в разные стороны. Пока в переговорах наступил перерыв, я вернулся к своим спутникам, глазевшим по сторонам немного ошалевшими глазами. Глядя на их неподдельное восхищение, я подумал было, а не устроить ли парням экскурсию по дворцу... но меня снова отвлек старый ярл.
— Ваше величество, — проскрипел он, — я хотел бы узнать, что именно вы имели в виду, говоря о выступлении в риксроде?
— Хорошо, что вы сами пришли, граф, и мне не понадобилось вас искать. Очевидно, вам известно, что я прибыл сюда из занятой моими войсками Риги?
— Да, а еще мне известно о предлагаемом вами обмене. Хочу сразу сказать, ваше величество, что я полагаю его неравноценным и не намерен менять свою точку зрения!
— Это могло бы иметь крайне печальные последствия, но я надеюсь, что вы передумаете.
— Для кого именно они такие печальные, ваше величество — для вас или для вашего варварского царства?
— Для вашей семьи, граф.
— Что вы имеете в виду?
— Вам известно, как именно я захватил Ригу?
— Нет, но, зная вашу "изобретательность" и неразборчивость в средствах, я могу себе это представить!
— Полегче, старый пират, не стоит увеличивать счет, накопившийся у меня к вашей семейке, еще одним оскорблением! Так вот, она была взята без единого выстрела, если не считать того, который сделал по мне ваш сын в присутствии целой кучи свидетелей. И если я не смогу при необходимости представить это как покушение на члена шведской королевской семьи, то вы меня крайне недооцениваете!
— Бросьте, господин Странник, вам не удастся обмануть меня. Мой сын сейчас в Нарве.
— Черта с два! Карл Юхан сейчас сидит в рижском замке на цепи. Впрочем, вам, вероятно, знаком его почерк? Вот его письмо, ознакомьтесь.
Письмо было написано моим пленником, как только я узнал, что он способен писать, то есть до фарса с венчанием. Ничего способного скомпрометировать меня там не было, но его отец убедился, что он в моих руках.
— Что вы хотите, денег?
— Э нет, на этот раз вы так легко не отделаетесь. Я хочу, чтобы вы и ваши сторонники в риксдаге всеми силами поддержали обмен всех занятых Швецией русских земель, включая Новгород и Корелу, на Ригу.
— Это невозможно!
— Значит, вам придется сделать невозможное. Потому что если над рижским замком не взовьется шведский флаг, вашему сыну придется распрощаться с головой.
— Вам не удастся осудить его в Швеции!
— Хотите, поспорим? Впрочем, кто вам сказал, что мне непременно нужно решение шведского правосудия? Я вполне могу осудить его сам, могу заставить сделать это рижский магистрат, могу просто приказать удавить его по-тихому в каземате.
— Я обращусь к королю! Не хватало еще, чтобы шведских дворян казнили какие-то варварские царьки!
— Удачи! Но прежде хорошенько приготовьтесь, вам придется многое объяснить своему королю, при том что никаких доказательств у вас нет.
— У меня есть письмо...
— Там где-нибудь написано мое имя? Или место, где он содержится?
— Негодяй, но это вы его мне передали!
— Не кричите так, а то за оскорбление величества повесят не вашего сына, а вас!
— Вы слишком много на себя берете!
— Разве? Послушайте, я впервые столкнулся с вашей семейкой, когда был принцем-изгнанником, а теперь я имперский князь, русский царь и муж шведской принцессы. Вы же и ваш недоумок-сын — по-прежнему провинциальные дворянчики, путающиеся у меня под ногами. Однажды я неловко поставлю ногу, и славный род Юленшерна прервется. Но выход есть. Давайте как можно скорее осуществим этот обмен, и я покину Швецию, причем довольно надолго. Ей-богу, это всем будет выгодно, причем вам тоже.
— Каким образом?
— Святая пятница! Неужели это так трудно понять? Ну, во-первых, голова вашего непутевого сына останется на плечах. Во-вторых, этот обмен угоден вашему королю. Если вы его поддержите, его величество подумает, что вы и ваш род не столь уж безнадежны. Или вы вечно собираетесь быть в оппозиции?
Наш разговор прервал королевский паж, передавший, что меня хочет видеть королева-мать. Улыбнувшись на прощанье старому графу и ответив кивком на его поклон, я пошел за маленьким придворным. Покои ее величества располагались на прежнем месте, и я, пока шел, размышлял на тему, выселит ли свою мать Густав Адольф в случае женитьбы или для его жены отведут какое-нибудь другое помещение. Так и не придя ни к какому выводу, я вошел к теще и внимательно осмотрелся. Убранство комнаты не претерпело никаких изменений со времен нашей последней встречи. Королева Кристина с грустным видом сидела в высоком кресле и, казалось, не замечала моего прихода.
— Вы звали меня, матушка, — попытался я привлечь ее внимание.
— Ах, это вы Иоганн, я немного задумалась... кстати, раньше вы не называли меня матушкой.
— Наверное, это оттого, что раньше я называл вас "ваше величество".
— Верно, вы при всем своем шалопайстве были воспитанным и почтительным молодым... принцем, помнящим о своем происхождении и понимающим свои обязанности.
— Вас огорчает ваш сын?
— Вы заметили? Впрочем, о чем это я, тут и слепой бы заметил, а уж вы и подавно.
— Могу я что-нибудь сделать для вас?
— Не знаю. Помните наш разговор в этой комнате два года назад? Вы тогда говорили, что связь моего сына и графини Эббы совершенно нормальна и в ней нет ничего страшного.
— И готов повторить это сейчас. Ваш сын еще очень молодой человек, и его потребность в любви совершенно нормальна.
— Вы что, не понимаете, он ведь собирается на ней жениться!
— Вот как, простите, но мне так не показалось.
— Вы ошибаетесь, эта чертовка совсем его окрутила, и он уже спрашивал нашего позволения на этот брак.
— Как интересно; а что вы ему ответили?
— Вы издеваетесь? Разумеется, мы ответили категорическим отказом!
— Понятно.
— Что вам понятно? Иоганн, вы разумный человек и имеете влияние на нашего сына. Кроме того, вы член семьи и обязаны — вы слышите меня — просто обязаны повлиять на него!
— Матушка, вы ставите меня в неловкое положение. Мы друзья с вашим сыном, и я дорожу этой дружбой. Мне, знаете ли, не хотелось бы ее терять.
— Если вы его друг, то просто обязаны предостеречь его от ошибки!
— Но так ли уж велика эта ошибка? Давайте посмотрим на госпожу Браге без предвзятости. Она красива, умна, что немаловажно — здорова и потому вполне может родить шведскому королевскому дому кучу наследников. Разве не в этом предназначение королев? Да-да, знаю, она не королевского рода, но ведь и Ваза не всегда были королями.
— Иоганн, все дело именно в этом! Вы, верно, не знаете о печальной судьбе короля Эрика, вздумавшего жениться на простолюдинке!
— Брагге не простолюдины. Впрочем, я понимаю ваше беспокойство и в определенной степени разделяю его. Да, браки владетельных особ должны приносить и политические дивиденды. Такова уж наша доля.
— Слава богу, вы в отличие от моего сына это понимаете.
— Это да, но я понимаю и его, а также и малышку Эббу.
— Было бы что понимать... — фыркнула королева-мать.
— Не скажите, Густав влюблен и хочет добра своей возлюбленной. И он и Эбба хорошо понимают, что после их связи ее репутация подмочена. Разумеется, пока она королевская фаворитка, никто не посмеет ей что-нибудь сказать по этому поводу. Но как только король женится, она останется одна против людской молвы.
— Но это же не повод ему на ней жениться!
— Это не повод, это гораздо хуже. Это единственный выход, какой пришел в голову нашему доброму Густаву Адольфу. А поскольку он весьма упрям, то будет следовать по этому пути, пока не сломает на нем все препятствия. Или шею.
— Но что же делать?
— Нет ничего проще, надо найти другой выход.
— О боже, вы издеваетесь надо мной! Вы полагаете, мы не искали этот самый "другой выход"?
— Тогда странно, что вы его не нашли, ибо решение лежит на поверхности. Графиню Браге надо выдать замуж, и дело с концом.
— За кого?.. — простонала королева. — Вы же сами говорили о ее репутации... Из знати никто на это не пойдет, а что-то меньшее не устроит ее саму. К тому же у этой охотницы в силках сам король!
— Не все так плохо, матушка. Я в отличие от вас знаю Эббу. Во-первых, она девушка разумная, а во-вторых, действительно любит вашего сына. Нужно лишь найти выход, который всех устроит. Поскольку Густав вряд ли откажется от связи с ней, потенциальный жених должен быть не слишком щепетилен и при этом достаточно знатен, чтобы состоять при дворе.
— Вы полагаете, найдется человек, согласный добровольно увенчать свою голову рогами?
— Если цена за это будет приемлема, то половина шведской знати выстроится в очередь на руку и сердце юной графини.
— Чтобы стать посмешищем в глазах представителей второй половины?
— Представители второй половины будут готовы пинками загнать своих жен в королевскую постель, если узнают эту цену.
— Не будет ли она в таком случае слишком велика?
— Нет, если он будет при этом человеком полезным.
— Но где взять такого человека?
— Ну, не знаю... вы лучше меня знаете шведскую аристократию.
— Иоганн, кого вы хотите обмануть? Называйте вашего кандидата.
— Господь с вами, ваше величество, вы приписываете мне способности, каких у меня отродясь не бывало. Единственное, я мог бы подсказать вам, кого на эту роль пробовать не стоит совершенно.
— Говорите.
— Ну, не знаю... Карла Юхана Юленшерну, например.
— Интересный выбор.
— Да нет же, я говорю вам, что этого не стоит делать, несмотря на то что по ряду своих качеств он подходит почти идеально.
— Каких именно?
— Ну, он представитель одной из знатнейших семей в Швеции, стало быть, проблем с его пребыванием при дворе не предвидится. С другой стороны, он жаден и беспринципен, так что выгоды подобного брака могут его соблазнить. При этом он достаточно безнравственный человек, чтобы его не пугала двусмысленность положения.
— Хм... Почему же вы говорите, что он не подходит?
— Человек он совершенно пустой, но при этом деятельный. Обязательно совершит какую-нибудь глупость — и скомпрометирует и себя, и супругу, и покровительствующего ему монарха. Тут нужен человек другого склада характера — скажем так, более верный шведской короне.
Королева-мать нахмурила брови и глубоко задумалась... потом, очевидно приняв решение, встряхнула головой и внимательно посмотрела на меня.
— Иоганн, вы поговорите с графиней Браге об этом деле?
— Ну если вы хотите все испортить, то я готов.
— Испортить?
— Разумеется, матушка. Я мужчина, а Эбба, при всем ее незаурядном уме, все же женщина. Есть вещи, которые женщине может сказать только женщина. Другое дело, что когда Густав Адольф узнает о вашем — именно вашем, государыня, предложении — и придет ко мне, я мог бы расписать ему все выгоды и преимущества подобной комбинации.
— Пожалуй, в ваших словах есть смысл. Хорошо, я обдумаю все, что вы мне сказали. Кстати, почему вы сказали: "...мог бы"? Ах да, понимаю. Вы тоже что-то хотите взамен.
