— Ты сейчас разгневан и можешь совершить необдуманный поступок, о котором потом будешь сожалеть, — рассудил рыцарь. — Несколько позже, когда ты успокоишься, мы разберемся. Лично я уверен, что ученик Мудреца, благородный юноша, с нежным именем Тихоня, не хотел сказать ничего обидного, и ты неправильно его понял. А если в его речи прозвучало что-нибудь неприятное для тебя, то он выскажет по этому поводу свои искренние сожаления.
Теперь Бахаррак мог отступить без потерь. Что он охотно и сделал.
— Тогда конечно, разрази его гром! Не буду ему сейчас голову рубить. Пусть выскажет сожаления. И козу сейчас не трону.
Тихоня никаких сожалений высказывать не собирался. Тихоня собирался выдать варвару несколько хороших слов, которые считались крайне оскорбительными даже у нищих на геликском базаре. И камень парнишка держал так, что в любой момент мог запустить его в голову Бахаррака. Но и его остановил рыцарь.
— Меня зовут Калант, Сокрушитель Троллей, — со всей присущей ему вежливостью представился рыцарь. — У нас, благородный юноша, по имени Тихоня, действительно важное дело к Мудрецу, иначе мы не решились бы его побеспокоить.
Тихоня по-прежнему подозрительно поглядывал на Бахаррака но, в ответ на вежливое обращение рыцаря, повел себя более приветливо.
— Я не могу сейчас попросить Непревзойденного, чтобы он вышел, благородный рыцарь, — глаза паренька, как и предупреждал варвар, оказались небесной голубизны. И убедительно подтверждали, что хозяин их говорит только правду.
— Почему? — поинтересовался рыцарь.
— До полудня Непревзойденный Мудрец размышляет, и никто не должен его беспокоить. После полудня он выйдет и выслушает твою просьбу.
— Зови, иначе я вытащу его сюда за бороду, разрази его гром! — не выдержал Бахаррак.
— Вытащи, — согласился Тихоня. — Для того чтобы вытащить Мудреца много ума не надо. А он потом прилепит тебе такое пророчество, что тебя даже зеленые навозные мухи станут облетать стороной.
— Давайте подождем, — предложил Мичигран. — Не надо настаивать на немедленной встрече. Когда мудрец размышляет, беспокоить его не следует.
— Ты прав, — согласился рыцарь. — Прервать мысль мудреца, это то же самое, что прервать поединок, на самом интересном месте.
— Полдень скоро наступит. Мы можем пока отдохнуть и перекусить, — монах спрыгнул на землю и направился к кузову экипажа, где находились съестные припасы.
— Раз вы так считаете, — не стал перечить Бахаррак, — можно и подождать, разрази нас гром! — ему-то, вообще, торопиться было некуда. — Давайте, пока, поедим. Окорок у вас хороший.
— Вы чем собираетесь расплатиться за совет или пророчество? — спросил Тихоня у Каланта. — Не знаю что тебе нужно, благородный рыцарь. Но пророчество стоит дороже, чем совет.
— Мы можем заплатить золотыми монетами, — решил Калант, который видел, что Буркст взял у варвара несколько золотых за исцеление ноги.
— Это нам ни к чему, — отказался Тихоня. — Если у нас заведется золото, эти, — он кивнул на Бахаррака, — ограбят. Чтобы добыть золотые монеты они и проклятья мудреца не побоятся. Нам бы что-нибудь попроще. Мудрец, можно сказать, месяцами одними овощами со своего огорода питается.
Гельма с удивлением посмотрела на мальчишку. Лично ее овощи вполне устраивали.
— Рассчитаемся, — Буркст, рассматривал запасы провизии, прикидывая, что не жалко отдать Мудрецу. — Послушаем, что твой учитель скажет, потом и рассчитаемся. Может быть, он такое нам выдаст, что мы и сами знаем.
— Это будет зависеть от того, какое настроение будет у Непревзойденного Мудреца, смиренно объяснил Тихоня. — Если дар хороший, то и настроение поднимется. А от хорошего настроения пойдет хорошее пророчество — это и козе понятно.
— М-е-е, — подтвердила Гельма.
— Хм... — монах намек уловил, и сообразительность мальчишки оценил. — А как ты думаешь, головка хорошего сыра может поднять у Мудреца настроение?
— Ну... — Тихоня помнил, что варвар похвалил окорок. Тихоне тоже захотелось вкусного окорока. — Я думаю, что увидеть хороший окорок Мудрецу будет приятно.
Монах не собирался жертвовать окорок какому-то отшельнику, который, вполне возможно, тайный еретик.
— Сыр способствует благочестивым мыслям и укрепляет дух, — сообщил он, как будто и не слышал об окороке.
— Но для того, чтобы проникнуть мыслями в будущее надо употреблять в пищу мясо, — продемонстрировал свои знания Тихоня.
— Сын мой, — монах был гораздо опытней в дискуссиях: — пост, пост и пост — вот основа благочестия, просветления разума и познания истины.
— Но мясо служит укреплению тела, — стоял на своем Тихоня, — и придает силы.
— Главное — сила духовная, — монах возвел очи к небесам. — Верой в святого драконоборца, дважды рожденного Фестония достигаем мы благочестия. А для укрепления воли и могущества мысли, мудрецы всегда предпочитали сыр.
Мичигран с интересом следил за поединком.
"Конечно, монах переспорит мальчишку, и окорок не отдаст. Но Тихоня хорош. Умен и нахален. Я в его годы был таким же... Надо помочь пареньку", — решил он.
— Я думаю, благородный рыцарь, — обратился маг к Каланту, — хороший совет и благоприятное пророчество стоят окорока.
— Ты как всегда прав, благородный Мичигран, — поддержал его рыцарь. — Но дело не в этом. Мы должны покровительствовать тем, кто беден, и делиться с ними своим имуществом. Таково одно из важнейших правил рыцарства. Буркст, выдай этому юноше наш лучший окорок.
— Как прикажешь, — гном не торопился выполнять указание рыцаря. — Только дорога у нас длинная, а припасов мало. Если раздавать окорока каждому, кто их попросит, нам скоро и есть станет нечего.
— Не пропадем. Вы, монахи, привыкли поститься, да и мы, рыцари, тоже... — напомнил ему Калант.— Я, святой отец, однажды постился целую неделю и от этого почувствовал себя просветленным.
Буркст хоть и был монахом, но он был еще и гномом. А гномы, даже уверовавшие в святого Фестония, как известно, постов не признают. Оправдывают они это тем, что заняты тяжелым трудом, и вынуждены постоянно употреблять мясо.
— Впереди у нас битва с драконом, и тебе, благородный рыцарь, надо сохранить все свои силы, — упорствовал гном.
— До встречи с драконом у нас припасов вполне хватит. А после того, как мы его уничтожим, можно будет, и попоститься, во славу святого Фестония. Выдай благородному юноше окорок. Это позор для всех нас, что Мудрец питается одними овощами.
Глава двадцать шестая.
"Они идут сражаться с драконом... — сказать что Тихоня удивился, нельзя. Тихоня растерялся. Тихоня был потрясен. Тихоня не поверил. Он еще раз оглядел небольшой отряд. — Рыцарь, маг, монах, эльф и варвар со своим рабом. И все ненормальные".
— Вы хотите сразиться с драконом? — спросил он.
— Конечно. А что, по-твоему, должен делать рыцарь, если узнает, что где-то свирепствует дракон, а прекрасная принцесса изнывает в заточении? — спросил, в свою очередь, Калант.
Тихоня, по меркам геликского базара, был мальчишкой сообразительным. Он мог посоветовать Каланту с полдесятка добрых дел, при которых никто не станет рыцаря сжигать. Но благоразумно не стал этого делать.
— Да, конечно, — согласился он. — Но я слышал, что эти драконы плюются огнем. К ним даже близко не подойдешь.
— Ты еще мал и тебе следует опасаться драконов, — посоветовал мальчишке рыцарь. — Но у тебя сильная рука и меткий глаз. Я уверен, что когда ты вырастешь, то уничтожишь не одно чудовище.
Тихоня был совершенно уверен, что когда он вырастет, то с чудовищами связываться не станет. Но разочаровывать рыцаря не стал.
— О, до этого мне еще расти и расти...
"До чего все взрослые глупы, — размышлял он между тем. — Не понимают самых простых вещей... Может быть Кныпш их пожалеет: посоветует оставить дракона в покое... Но окорок надо забрать..."
— Благородный рыцарь велел дать окорок, — напомнил он монаху.
— Овощи очень полезны для здоровья, — проворчал Буркст, но рыцаря послушался.
Окорока были совершенно одинаковыми, и монаху выбирать не пришлось. Он отдал Тихоне крайний.
— Ты, святой отец, еще головку сыра собирался дать, — напомнил парнишка, чем окончательно покорил Мичиграна.
— Так тебе же окорока захотелось, — монах захлопнул дверцу кузова, показывая этим, что никакого сыра не будет.
— Мы от сыра не отказывались, — стоял на своем Тихоня. И рассудив, что главный здесь все-таки Калант, обратился к нему. — Благородный рыцарь, всем известно, что твоя щедрость и справедливость не имеют границ, а головка сыра это так мало, по сравнению с подвигами, которые ты совершил и с тем, что тебе предстоит совершить.
— Ме-е-е-е... — подала голос Гельма, которая тоже любила сыр.
Каланту приятно было услышать, что о его подвигах, справедливости и щедрости знают даже в таких глухих уголках.
— Буркст, мы вполне можем дать еще и головку сыра, — поправил он монаха.
— Но мы им дали самый лучший окорок, — не согласился тот. — Зачем им еще и сыр?!
Возможно, Калант и послушался бы монаха, но мальчишка смотрел на рыцаря такими ясными голубыми глазами, а коза Гельма глядела на него с такой надеждой... Рыцарь не выдержал:
— Буркст, будет справедливо, если мы поделимся частью своих припасов с Мудрецом и этим скромным юношей, — сказал он твердо, как может говорить только рыцарь, выполняющий обет.
Поскольку речь зашла о восстановлении справедливости, монах понял, что теперь рыцаря не остановить, и хорошо, если он остановится на головке сыра.
— Твоя воля — для меня закон, — Буркст открыл дверцу кузова, опытным взглядом оценил головки сыра и протянул Тихоне ту, что показалась ему несколько меньше других.
"А не взять ли мне его в ученики... — подумал Мичигран. — Давно надо было завести себе ученика... Он будет чистить мне одежду, убирать квартиру и говорить кредиторам, что меня нет дома. И за кувшином пива к Гонзару Кабану будет кого послать. Да и соображает он неплохо. Можно будет научить его кое-каким заклинаниям..."
Маг подошел к мальчишке.
— Давай знакомиться, — сказал он. — Я Мичигран Казорский, Великий Маг свободного города Геликса. Не хотел бы ты пойти ко мне в ученики?
Стать учеником мага! О таком Тихоня даже мечтать не мог.
— Ты это серьезно? — не поверил он. — Нехорошо шутить над сиротой.
— Серьезней не бывает. Мне сейчас как раз нужен ученик. Надо передавать кому-то свои знания. А ты паренек бойкий и сообразительный. Так как?
Глаза у Тихони загорелись. Это же какое счастье ему привалило. И маг выглядит человеком хорошим, во всяком случае, сразу видно, что он не такой зануда, как Непревзойденный Мудрец.
— С превеликим удовольствием, — заявил мальчишка. — Быть учеником у Великого мага — большая честь для меня.
Сказал и опомнился. Становиться учеником мага в момент, когда тот отправляется на битву с драконом, не имело смысла. Тихоня не собирался жертвовать жизнью из-за того, что какого-то рыцаря потянуло на подвиг. Вспыхнувшие от радости голубые глаза тут же погасли.
— Но я сейчас не могу оставить Мудреца, которому без меня будет одиноко, — с тоской в голосе заявил он. Может быть несколько позже...
— Понимаю, — кивнул Мичигран. — Мое приглашение остается в силе. Если надумаешь, приходи в Геликс и спроси первого встречного, как найти Великого Мага Мичиграна. Он покажет тебе мое жилище, в котором найдется место и для двоих.
"Если тебя не сожрет дракон, — подумал Тихоня. — Ну, до чего мне в жизни не везет! Можно стать учеником мага, а маг отправляется в пасть к дракону. Что же делать?.."
— Я запомню твои слова, Великий Маг Мичигран. И постараюсь придти к твоему порогу.
— Вот и хорошо, — похвалил парнишку маг. — А пока прими в знак моей приязни пару свежих хлебцев: для тебя и твоего учителя.
Не дав застывшему от удивления Бурксту времени вмешаться, Мичигран достал из кузова пару больших лепешек и передал их мальчишке.
"Надо попросить хозяина, чтобы он их остановил, — решил Тихоня. — Пусть они вернутся в Геликс. И тогда я стану учеником мага! А дракон от голода не умрет, его поселяне кормят баранами и коровами".
— Я думаю, что Мудрец скоро выслушает вас, — сообщил он Мичиграну. — Не заставит же он ждать Великого мага.
Зажав в правой руке окорок, Тихоня прижал к груди левой рукой головку сыра и хлебцы, и понес добычу в пещеру.
Гельма осталась у входа. По решительному виду козы было ясно: в пещеру она никого не пропустит.
Кныпш сидел в просторном деревянном кресле на толстой подушке набитой козьей шерстью и размышлял. Женщина-змея Хахаганга не раз говорила ему, что если он хочет стать настоящим Мудрецом, ему придется много думать. Но не о веселых девицах, не о жирных окороках и кувшинах пенистого пива, а о том, что окружает человека и с чем человек встречается в своей жизни. А Хахаганга была очень умной и к ее словам в балагане прислушивались все, даже Плешивая Дылда.
Думать о том, "что окружает", Кныпшу было скучно но, следуя совету Хахаганги, он взял за правило посвящать этому занятию каждое утро. Хоть недолго, но думал. Сегодня он думал о том, как странно устроен окружающий мир: скалы, сколько он помнит их, совершенно не изменились. А земля все время меняется: то на ней появятся трещины, то откроется вымоина, то, наоборот, какая-нибудь впадина заполнится и станет ровным местом. Но, ведь, в природе все устроено разумно, значит, эти изменения для чего-то нужны. А для чего?..
Он услышал, как Тихоня с кем-то разговаривает, и вспомнил, что поселяне, приходившие вчера за советом, принесли черствые лепешки. Сами ничего решить не могут, а лепешки едят свежие, даже, наверно, теплые. Без его советов они бы давно разорились. Бессовестные паразиты... И тут он сообразил, что позорный поступок поселян оторвал его от размышлений об устройстве мира. Это рассердило Мудреца. Ведь если он не будет рассуждать об окружающем мире, то кто сможет это делать? Не поселяне же, которые жрут свежие лепешки, но от природы тупы, ленивы и размышлять не умеют.
Тихоня сдвинул полог, вошел, не говоря ни слова, положил на стол свою добычу и уставился на хозяина. Тот попытался вернуть свои мысли к природе вещей, но ничего не получалось. Перед мысленным взором Мудреца нахально маячили черствые лепешки. Кныпш закрыл глаза, тряхнул головой и снова открыл. Лепешки исчезли, но вместо них торчала глупая физиономия ученика.
— Сколько раз я говорил, чтобы ты не отвлекал меня во время размышлений, — раздраженно сказал Мудрец.
— Я не отвлекаю тебя, мой учитель, просто мне нравится смотреть, как ты думаешь. Когда я смотрю на тебя, мне тоже хочется думать,— почтительно сообщил Тихоня.
— Ты отвлек меня тремя факторами, — продолжал сердиться Кныпш. — Первое — ты вошел в пещеру во время моих размышлений и этим не только нарушил плавное течение мыслей, но и прервал их. Второе — увидев, что я размышляю, ты не удалился, чтобы не мешать мне. Третье — не удалившись, ты тем самым даешь понять, что хочешь что-то сказать. А ничего разумного ты сказать не можешь. И своими словами, которые ты собираешься произнести, ты окончательно прервешь нить моих размышлений.
