Вивьен внутренне содрогнулся и ощутил дурноту, однако продолжил делать один болезненный шаг за другим. Его провели мимо стражников, дежуривших у выхода во внутренний двор тюрьмы, и краем глаза Вивьен уловил на себе заинтересованные взгляды, но у него не нашлось сил посмотреть на этих людей в ответ.
«Они, видимо, знают, кто я и что совершил», — подумал он, и эта мысль вызвала у него подобие нервной усмешки.
Стражники провели смертника мимо помоста, на котором расположилась знать. Вивьен почувствовал отвращение и не стал смотреть в ту сторону. Он смотрел на позорный столб, представляя, как мучительно будет к нему подниматься. Эти несколько шагов дались ему с огромной тяжестью, и когда он преодолел необходимое расстояние, ему показалось, что сейчас он, словно мертвец, повиснет на путах.
Стражники развязали ему руки, подтолкнули к столбу, и Вивьен не успел ощутить облегчение в травмированных плечах, как ему снова завели их за спину и завязали — на этот раз за столбом. Через миг стражники удалились.
На помосте для знати Гийом де Борд поднялся со своего места. Он начал зачитывать приговор, но говорил слишком тихо — возможно, чтобы не вещать на всю тюрьму о том, что вероотступник прежде служил в рядах инквизиции. До Вивьена долетали отдельные слова, которые он не хотел слышать. В его ушах громче звучал другой голос:
Они все последуют за тобой. Ты позволил этому случиться. Они думают, что проклят ты, но прокляты они. Все и каждый.
— Мы отпускаем тебя, Вивьен Колер, с нашего собрания и передаем тебя в руки светских властей. Теперь светский суд, который мы умоляли вынести милосердный приговор, будет решать твою судьбу, — насмешливо закончил де Борд, после чего сел на свое место.
Теперь поднялся мэр города Жиль Даниэль и заговорил от лица светской власти. Вивьен прекрасно знал, что ему скажут. Это Sermo Generalis отличалось удивительной ущербностью.
— Вивьен Колер, — зычно повторил его имя Жиль Даниэль. — За предательство веры и службы Господу, за многочисленные преступления против истинной веры, против Святого Престола и против мирного населения Руана ты приговорен к смертной казни через сожжение, которая будет исполнена немедленно.
Как по команде вернулись двое стражников, которые установили дрова с высокими ветвями хвороста точно так, как Вивьен и предполагал. Затем его дополнительно привязали к столбу, перехватив туловище, а следом ноги. Вивьен зажмурился, стараясь унять охватывающую тело дрожь.
Наконец, стражники отошли. Видимо, за факелом, чтобы поджечь хворост.
«Скоро все закончится…» — попытался успокоить себя Вивьен, но не мог подавить страх.
Внезапно на помосте для знати началось движение. Вивьен заставил себя поднять взгляд и заметил, что Ренар покинул свою позицию, быстро перемолвившись парой слов с де Бордом, а затем стремительно направился к столбу.
«А я ведь оскорбил его. Наверняка, он злится…»
В руке молодого инквизитора Вивьен заметил черную книгу в кожаном переплете. Он сразу узнал ее: это была та самая книга, что погубила его. Книга, которую вручил Ансель.
* * *
Ансель Асье увидел, как Ренар сходит с помоста и стремительно направляется к прикованному к позорному столбу Вивьену. Что-то в его руках невольно бросилось в глаза, и Ансель едва не ахнул, понимая, что Ренар собирается уничтожить. Это была его книга. Память о его вере. Возможно, последняя память.
— Господи Всемогущий! — прошептали его губы. Он невольно поддался импульсу тела и сделал несколько шагов, словно в попытке спасти книгу.
Что ты творишь? Решил сдаться? — прозвучал в его голове голос Гийома.
Чья-то сильная хватка остановила его.
— Эй, Анри! — прошипел второй стражник. — Ты чего удумал? Подходить ближе нельзя.
Ансель понял, что часто дышит, а лоб его покрывает испарина.
— Я… я не знал… — пролепетал он.
— Отсюда все будет прекрасно видно.
— Да… ты прав…
Огромным усилием воли Ансель заставил себя замереть.
Ты хоть понимаешь, какой ты глупец? — усмехнулся Гийом. — Что ты хотел сделать? Спасти Вивьена? Спасти книгу? Серьезно, ты все тот же идиот, что убил меня в моем собственном доме, потому что решил медлить и молиться, вместо того, чтобы просто сбежать!
Ансель не знал, что на это ответить. Он боялся, что вот-вот рухнет без чувств.
* * *
Вивьена отвлекло движение у самого входа на внутренний двор. Он невольно перевел взгляд на стражника, который сорвался с места и сделал несколько шагов к помосту смертника.
Несколько хромых шагов…
Несколько слишком знакомых хромых шагов…
— О, Боже… — выдохнул Вивьен, и ему, несмотря на боль и страх, удалось встрепенуться. — Не может быть…
Тем временем второй стражник остановил Анселя — а это ведь явно был Ансель! — и вернул его на место. В этот же миг на помост поднялся Ренар.
— Эта мерзкая книга, — заговорил он громко, подняв подарок Анселя повыше, чтобы видели зрители, — оказала пагубное действие на этого вероотступника. Это она послужила его обращению в ересь. Так пусть же она сгорит вместе с ним!
На помосте для знати, когда Ренар бросил книгу под ноги Вивьену, чтобы ее поглотил огонь, началось заинтересованное перешептывание: похоже, де Борд объяснял мэру и его помощнику, о чем говорил молодой инквизитор. Во время этого смятения Ренар вдруг скользнул рукой в какую-то странную дыру в сутане, которую прежде незаметно прикрывал. Оттуда показался небольшой кинжал.
— Не кричи, — буркнул он, успевая подойти к спине смертника и сделать вид, что проверяет и поправляет дрова.
Укол боли был резким, но сильным. Вивьен стиснул челюсти, глаза широко распахнулись, а затем он почувствовал, как кинжал так же проворно вырывают из раны. На этот раз он не сдержал тихого сдавленного стона. Почти сразу он почувствовал, как рана начинает обильно кровоточить.
Ренар убрал кинжал обратно в прорезь черной сутаны, действуя быстро и решительно. Как уличный щипач, которым он когда-то был.
— Это все, что я могу. Прости. Так будет быстрее.
Вивьен попытался заговорить, но боль пронзала его, и он боялся, что закричит и выдаст друга, который оказал ему истинное милосердие. Однако напоследок — чтобы хотя бы отплатить ему — он должен был предупредить:
— Ренар… — с трудом выдавил он, но, сделав вдох для следующего слова, едва не задохнулся от боли. — Ансель… — сумел произнести он, но мучительно застонал, не договорив слово «здесь».
Ренар на миг словно начал на что-то надеяться, однако, имя Анселя подействовало, как пощечина. Он лишь устало покачал головой, моментально почувствовав себя на много лет старше.
— Ну, конечно. Еретик до конца, — хмуро бросил он, стремительно покинув помост смертника.
— Нет… нет… — попытался задержать его Вивьен, но произнести это смог лишь шепотом. Ренар не обернулся к нему, он решительно направился на свое место на помосте. — Прости… — прошептал Вивьен, чувствуя, что будет слабеть каждый миг. Рана была очень серьезной. Широкой, глубокой и, похоже, кинжал попал в печень. Такое ранение убьет его за считанные мгновения.
На помост взошел палач, держа в руке горящий факел. Не задерживаясь и даже толком не глядя на смертника. Он поджег костер в нескольких местах, чтобы тот быстрее занялся, и отошел подальше от помоста.
Вивьен вновь застонал, предчувствуя, какие мучения ощутит перед тем, как рана убьет его, и почувствовал, что плачет. Хворост занялся, дрова начали разгораться.
Вивьен закрыл глаза. Язык пламени лизнул его ногу, и он вновь приподнял тяжелые веки и попытался сдвинуться, протестующе тихо замычав, но путы держали крепко. Эти незначительные попытки к движению отняли последние силы. Он чувствовал, что рана убивает его, но отчего-то до последнего цеплялся за жизнь.
«Пожалуйста!..» — произносил он в мыслях, но не понимал, что должно последовать за этим словом. Молитва? Раскаяние? Крик о пощаде? Он не знал.
И тогда на помощь ему пришел тот самый голос из глубин его темной души:
Отпусти, — мягко и вкрадчиво произнес он. — Отпусти, ты уже все сделал. Отпусти. Не борись больше.
«Но… я не знаю, что дальше… я… мне…» — Вивьен почувствовал жар огня, и ощутил панику, связавшую узлом все его внутренности, но сил на крик у него не хватило.
Тебе страшно, — закончил за него этот голос. — Тогда я скажу тебе: мы еще увидимся. Веришь ты в это или нет, но мы вернемся сюда. Скоро.
«И я никогда не вспомню… о том, что было здесь? Я буду кем-то другим?»
Ты вспомнишь, — успокоил его голос. — Однажды ты все вспомнишь. Мы никогда не будем потеряны в мире. Это я могу обещать.
Вивьен чувствовал, что голос звучит все тише, тише, и превращается в отдаленное эхо. Изображение перед глазами начало тускнеть и будто бы отдаляться.
Я умираю, — понял он. И на этот раз эта мысль не вызвала такого страха. Костер уже причинял боль, но она словно осталась очень далеко и существовала отдельно от Вивьена Колера.
Отпусти, — снова посоветовал голос. — Не цепляйся за минуты своей казни. Ты уже за все расплатился. За все, в чем себя винил.
Голова Вивьена Колера бессильно опустилась, и, издав последний тихий стон, напоминавший стон облегчения, он погрузился в блаженную тьму.
* * *
— Что-то не так? — подозрительно спросил Жиль Даниэль, поднимаясь со своего места. — Обычно к этому моменту смертники уже начинают кричать на костре. Не хотите же вы сказать, что этот еретик заколдован?
Кантильен Лоран и Ренар Цирон перевели на него одинаково уставшие взгляды, полные презрения.
— Вероятно, он умер, — спокойно сказал судья руанской инквизиции. Он изначально знал о плане Ренара: тот сообщил ему о своем намерении перед самым рассветом.
— Умер? — переспросил мэр.
— Его подвергали многочисленным пыткам. Он, видимо, был слишком слаб, чтобы выдержать страх перед костром, — вздохнул Лоран.
— Так или иначе, на то воля Божья, — безразлично отозвался Ренар, глядя на костер, который, он знал, станет его кошмаром до конца дней. — Значит, так было угодно Всевышнему.
Гийом де Борд ничего не говорил. Отчего-то он чувствовал себя так, будто напоследок Вивьен Колер сумел его обмануть.
* * *
Ансель Асье дрожал, глядя на пылающий костер. К его удивлению, пусть пламя и перекинулось на Вивьена и уже вовсю пожирало его тело, разнося по округе отвратительный и — что было особенно жутко — аппетитный запах горелой плоти, смертник не издавал ни звука. Казалось, душа покинула тело еще до того, как за него принялось беспощадное пламя. Неужели Господь оказался милосерден и забрал его душу к себе Небеса в последний момент?
Однако… с книгой Господь ничего не сделал. Ее было уже не спасти. Она была слишком вещественна, слишком воплощена, чтобы уцелеть. Господь знал истину, что написана в ней, но не мог уберечь ее форму. А презренные, воплощенные в этом мире души слишком низменны и слишком привязаны к форме, чтобы смириться с этим.
Ансель поглядывал на Ренара и чувствовал, как его бренное тело начинает трястись от злости.
«Ты позволил им сжечь своего друга. Ты бросил его. Швырнул ему под ноги всю мою веру и уничтожил и ее, и Вивьена. Он был твоим лучшим другом, но ты даже не попытался ему помочь. Ты просто продал его инквизиции, хотя мог попытаться спасти. Ты — Иуда, ты предал все, что было тебе дорого», — думал он и понимал, что этот голос не принадлежит Гийому де Кантелё.
О, нет, Гийом молчал.
А Ансель Асье прекрасно понимал, что еще некоторое время Руан ему покинуть не удастся.
‡ 24 ‡
Руан, Франция
Год 1361 от Рождества Христова
Кантильен Лоран почти не слушал, что говорил ему де Борд. Его задумчивый взгляд был устремлен в окно, выходящее во двор, где всё сегодня казалось слишком серым и понурым.
— Вы услышали меня, Лоран? — холодно осведомился архиепископ.
Ренар Цирон, бледной тенью стоявший у двери, сцепил руки на груди и перевел мутный взгляд с Лорана на де Борда.
— При всем уважении, Ваше Высокопреосвященство, это утро выдалось очень тяжелым, — вмешался он. — Думаю, вы понимаете, почему. Прошу, позвольте Его Преосвященству прийти в себя. Похоже, он слишком обессилел для таких разговоров.
Лоран устало посмотрел на Ренара и одарил его едва заметным благодарным кивком. Приметил этот жест де Борд, или нет, Лорану было наплевать.
— Я все прекрасно слышал, Ваше Высокопреосвященство. Если на этом мы можем закончить, я попрошу вас уйти.
Де Борд шумно втянул воздух носом, затем качнул головой и решительно развернулся. От того, как громко он хлопнул дверью, казалось, задрожали стены.
Затем воцарилась звенящая тишина.
Не в силах больше выдерживать накатившую на него усталость, Кантильен Лоран издал тихий измученный стон и, сложив руки на каменном выступе под окном, уронил на них отяжелевшую голову.
— Ваше Преосвященство? — обратился Ренар и сделал к нему осторожный шаг. В его голосе едва угадывался налет легкого беспокойства.
— Я в порядке, Ренар. В порядке, — простонал Лоран, не поднимая головы. Несколько мгновений прошли в тягучей тишине. Затем, глубоко вздохнув, Лоран все же оторвал голову от сложенных рук и посмотрел на своего подчиненного. — Если честно, я действительно не понял, что он сказал. Я его не слушал.
Ренар был бы ошеломлен, если б у него остались на это силы. В голосе епископа слышалась небывалая откровенность. Он не сказал ничего особенного, однако слова эти отчего-то показались Ренару очень важными, будто Лоран доверял ему какой-то секрет. Он нахмурился и молча решил дожидаться продолжения.
Лоран горько усмехнулся.
— Я рад, что ты вмешался. Честно говоря, мне кажется, только твое присутствие заставило его все же убраться отсюда. — Он покачал головой. — Скажи, ты понял суть его пламенной речи? Так глупо будет идти и переспрашивать собственный приговор.
Ренар неуютно перемялся с ноги на ногу.
А ведь Лоран был прав — слова де Борда были именно приговором. Похоже, архиепископ вознамерился навести порядок в руанском отделении инквизиции, но перед этим решил сначала разрушить его до основания. Этим основанием был Кантильен Лоран.
— Ваше Преосвященство, я… — Ренар замялся.
