В конце концов Михель настоял, чтобы юноша принял душ, а сам в это время заказал поздний ужин и молча наблюдал за тем, как подопечный поглощает клубнику со сливками, шоколадные конфеты, запивая все это густым какао. Упрекнуть в обжорстве сладким даже не приходило на ум. Слишком затравленным и измученным казался теперь ангел, укутанный в плотный халат, с растрепанными мокрыми волосами и затравленными глазами.
Охотник давно считал почти всю поверхностную информацию с брата, ждал, чтобы задать основной вопрос. А Габриэль краснел каждый раз, когда ощущал, что придется открыться охотнику до конца.
— Ты сбежал из врана? — Михель встал закрыл плотно шторы на окнах, проверил дверь и накрыл обоих плотным куполом мощи, которая не позволила бы ни одному свидетелю подслушать.
— Нет, — Габриэль сложил руки на коленях, выпрямился, как преступник, ожидающий допроса. — Змий меня выкинул. Два месяца, кажется...
Михель сощурился, помолчал немного, раздумывая:
— Тогда почему он оставил печати?
— Не знаю, — юноша все больше терялся от агрессивного, начальственного поведения охотника.
— Чтобы следить за тобой, дурачок. Ты ведь в приат собирался направиться?
— Да, — частое моргание, осознание свое глупости. — Ты хочешь сказать...
— Я хочу сказать? Габриэль, это очевидно, что лорд решил тебя в очередной раз проучить и сделать покладистым. Лучшего способа нет, как показать жертве, что весь мир — сплошная помойка, а потом забрать к себе и использовать. Но хуже, если Сейшаат ищет путь в источник.
Юноша тяжело вздохнул.
— Тогда он уже ищет меня... — сказал тихо, сжимая в одно пальцы, чтобы сделать себе больно, так как ошейник на шее пульсировал. — Ищет и бесится.
— Замечательно. — охотник одним движением освободил ангела и растоптал устройство ногами.
— То есть? — удивленно вскинутые брови.
— Поймешь сейчас, когда я расскажу тебе о своем замечательном плане, — Михель улыбнулся со свойственной только ему хитростью. — Мы заставим этого мерзавца получить по заслугам. По крайней мере, попытаемся...
Габриэль лишь пожал плечами. Здесь, на враждебной территории, возможность мщения не укладывалась в голове. Слимы бывают агрессивны. Слимы помогут граану...
— Если ты прав, нас растерзают. — лихорадка охватила юного ангела с ног до головы. Но мужчина положил ладони на запястья бывшему пленнику, склонился и зашептал о том, что задумал. Мощь источника обматывала магические печати — так, чтобы уничтожить на время влияние врана и сбить ищеек со следа. Губы Михеля коснулись нежностью щеки.
Великий источник! Как же Габриэлю не хватало все это время ласки. Обыкновенного сочувствия, что теперь открылось в сильных объятиях истинного друга.
Остаток ночи они вместе спали на кровати. Головка ангела лежала на мощном плече. Руки обвили торс. И все же юноша дергался, вскрикивал: ему снилась слимка, которая наклоняется, целует шею, прижимает к себе. Габриэль пытался сопротивляться, извивался, впивался зубами в толстую кожу... А потом внезапно очнулся. Охотник уже оделся и собирался в дорогу. У дверей стояла дорожная сумка.
— Готов к исполнению плана? — улыбнулся ангелу. А тот сел на кровати и кивнул. Прощай, милый Змий. Прощай, мой любимый, мой единственный дракон. Надо забыть. Навеки, даже если сердце умирает из-за тебя от тоски.
...Дракон вошел в вагон, следующий из портового государства во вран, когда уже далеко позади остались белые берега моря и за окном стали мелькать сады небольших поселков. Дракон внимательно всматривался в пассажиров. А те, удивленные, испуганные появлением самого правителя врана опускали головы, чтобы ненароком не вызвать гнева.
— Габриэль, вставай! Не заставляй дергать всех подряд, — граан сделал шаг вперед, освободился от теплого плаща с дорогим соболиным воротником и теперь остался в черной военной форме.
На дальней лавке завозились. Навстречу встала тоненькая фигура. Капюшон полетел за плечи.
— Что тебе надо? — ангел без страха ожидал ответа от Змия, губы которого легли в мерзкую улыбку.
— Я запретил тебе пересекать границы врана. — демон приказал сопровождавшим его дьяволам взять ангела, а сам направился к выходу. Все это время граан оборачивался и смотрел на разгневанного сати, как на последнего глупца. Но стоило двоим оказаться в большом купе и дверь закрылась, темный лорд сразу же прижал Габриэля к стене, обхватив пальцами хрупкие плечи:
— Дразнить меня вздумал? — прошипел он в лицо, вдыхая сладостный аромат.
Ангел бесстрашно ждал продолжения, практически смеялся над демоном, который все больше зверел. — Ну, говори! — встряхнуть нахала, ударить.
— Что говорить? Что тебе от меня надо? — Габриэль ударил кулачком в грудь Змия, повторяя вопрос.
— Ты посмел нарушить запрет. Я тебя отпустил. Ты был свободен. — злобный рык. — Хочешь, чтобы я тебе растерзал, чтобы ты исчез окончательно?
— Ты не отпускал, — губы выдали приговор тихо и смело, они манили себя поцеловать, лишали дракона рассудка. Повелитель врана, огромный и взбешенный, боялся сломать тонкую веточку в своих руках, одновременно умирая от желания.
— Ты не снял печатей. Квонкс сказал мне...
— Квонкс? — рот Змия обнажил острые зубы.
— Да. Я уверен, что ты не отпустил бы меня. Ты решил унизить, сделать меня проституткой...
— Ну, зачем так грубо? — демон когтем провел по нежной щеке — Габриэль отвернулся, ощутил как другая рука бесстыдно водит по спине, по талии, по ногам. — Тебя же никто не трогал.
— А последняя слимка?
— Испугался, что придется удовлетворять большие сексуальные потребности? Ну, ты же любишь натягиваться... Я лишь хотел получше пристроить моего малыша после того, как он столько раз бормотал мне что-то про свободу.
— Теперь... что ты хочешь от меня? — пальцы граана проникли между ног, и Габриэль нахмурился, разозлился, вновь попытался вырваться.
— Кажется, Квонкс все тебе объяснил, я позлился немного и простил. Как же я отпущу такого красавчика? А ты лучше расскажи другое — как тебе удалось нейтрализовать мои печати?
Юноша усмехнулся. И волосы его наполнились радугой крайнего возбуждения.
— Вроде ты сам говорил, что Малал меня этому учил.
Темный лорд сжал губы, задышал часто, раздувая ноздри.
— Опять играешь, маленький принц. Не учил, никогда бы не стал учить, тем более ТЕБЯ! — горячие губы впились в Габриэля, показывая насколько граан соскучился по драгоценному сати. Юноша сопротивлялся. Но силы были неравны изначально. Вскоре дракон отбросил в сторону плащ, одним движением разорвал рубашку.
— Давай же, сладкий мой, открывайся, — огненный отросток коснулся обнаженной груди, извиваясь, обрисовал соски.
— Теперь нет, — Габриэль ни на секунду не терял самообладания. — Ты ничего не получишь. — Нет? — сощуренные зеленые глаза зажглись недобро. — Посмотрим, когда вернемся в Маат.
34
Ожидание смерти всегда хуже смерти, так утверждает известное выражение. Но что бывает хуже ожидания неминуемого, постоянного наказания, которое всегда проходит на грани с болью и наслаждением? Оно притупляет защитные рефлексы, путает ощущения истинного страдания и истинного блаженства. Оно заставляет думать, что мучитель на самом деле...
Нет, между Сариилом и Змием были другие отношения. Но и они так далеко зашли за границы возможного, что оба уже не могли остановиться в своей сладострастно-опасной игре. Дракон обожал жреца неистово, словно он был его воздухом, его частью, самостоятельным отростком, но тем не менее — им самим. Высший ангел тоже не сводил с граана глаз. И разум полыхал, и тело дрожало под Змием, который вбивался в своего сати до тех пор, пока не удовлетворялся окончательно и по полной. Но и вне кровати темный лорд и сущий слишком много уделяли друг другу внимания. Все эти годы их связь крепла, их подозрительность отступала, сменяясь приступами неприятия собственных чувств.
Вот и теперь дракон болел от того, что так и не овладел Сариилом до конца. В темной воде сознания, на самой глубине, он не мог избавиться от ощущения, что всецело принадлежит сущему. Все мысли, чувства, видения принадлежали древнему крылатому.
Змия скручивало от тоски. Заставляя Сариила страдать, болел он сам.
— Мой сати, — демон развязал путы на потерявшем сознание ангеле, поднял на руки и вынес из тюрьмы, чтобы отнести в уже подготовленную теплую ванную. Опустил тело в воду, омыл с предельной острожностью.
Чувство? Сариил говорил, что в сердце сокрыта любовь, глубоко — под льдом вечности ее зерно ждет тепла и света. Темный лорд завернул жреца в огромное полотенце. Прижал к себе, сожалея о том, что так жестоко наказал. Сариил зашевелился, что-то забормотал, и слуха коснулась молитва: сначала ранившая самолюбие — опять древний сопротивляется, — а потом Змий услышал свое имя. О все силы хаоса! Сероглазый ангел, нежность нежностей, глубокая река, в которой так хочется утонуть, он шептал о Сейшаате как о возлюбленном.
И от этих слов граану становилось не по себе. Он понимал, что жрец постоянно связывается с приатом, что вероятно собирается сбежать... Но при этом он здесь — до сих пор.
— Ты хочешь уйти? — демон наклонился над открывшим глаза Сариилом, еще считавшим, что находится в темницах повелителя.
— Нет, — какая стойкость после тяжелых испытаний, после того, как пытали огнем, выводили кровавый рисунок на коже. — Ты мой десятый круг, самое дно моего безумия, — Сариил потянул к Змию руки, и тот взял их в свои и начал нежно целовать.
— Почему же тогда? Для чего ты восстанавливал приат, мой драгоценный жрец?
— Ты ведь все понимаешь, великий граан. И ответы на вопросы вот тут, — пальчик коснулся лба, отвел темную прядь в сторону. Вишни губ стали темными, почти бордовыми от недавних жестких поцелуев любезного палача. И память воссоздавала жестокость темного лорда, что теперь невесомо касался груди Сариила, заживляя его раны. Зарастали разрезы от когтей, исчезали кровавые подтеки.
Высший ангел выгнулся от проникающей внутрь страсти, а демон впился в алый сосок и втянул.
— Я не отдам тебя Михелю, — искры золотистые, солнечные зайчики, заиграли в лукавой зелени глаз. — Никогда! Отдам все, что угодно, но не тебя...
— Все? — Сариил потянул граана к себе. — Ты не сможешь удовлетвориться лишь мной, — зашептал искусителем на ухо. — Ты любишь Габриэля. Слаще Агнца для тьмы ничего нет.
— Да, ты прав. — Змий любовался смелым крылатым, который каждый раз захватывал внимание. Его реки волос, разметавшиеся по подушке, его тонкие черты, божественно слепленные... Наверняка, и Уриил никогда не сводил взгляда с супруга, и Михель льстит себе надеждой обладать великим даром. Пользоваться им ради дурацкого равновесия. Сариила должны воспевать поэты, ему должны поклоняться. Он видит многое. И страсть к Габриэлю для жреца так очевидна, как символы судьбы на ладони. Но что знает древний о драконе? Лишь зернышко от целого поля? Лишь песчинку от вселенной? Смешаны воедино память, мечты, страдания дракона.
— Освободи меня, — Змий упал перед кроватью на колени. — Освободи верную игрушку. Дай мне возможность не называть тебя больше сати.
Сариил отвел взгляд, отрицательно закачал головой.
— Десятый круг не пройден, — сказал твердо. — Не тобой, а каждым, кто считает, что познал до конца тайны мироздания.
— Но в твоих силах позволить мне покинуть тюрьму. Перечеркни прошлое, настоящее и будущее, умоляю.
— Ты ведь хочешь перечеркнуть лишь прошлое, — жрец с великим усилием спустил ноги, и повелитель врана сразу обхватил их, как ускользающий мираж. Ангел не отринул, напротив, привлек тень к себе. — Ах, Сейшаат! Все крепости способен ты разрушить за одно лишь мгновение свободы... Если бы демоны знали, что мука света — очищение мира. Если бы ты мог по-настоящему любить, а не желать владеть безраздельно. — Сариил был очень слаб после пыток. Старался не совершать лишних движений, но даже теперь не забыл, что нужно привести себя в порядок. Попытался собрать волосы, чтобы заплести в косу.
— Как? — чувственные, пахнущие сладостью медвяных лугов, губы Змия изумлялись отречению бесценнейшего высшего крылатого. Они коснулись ступней, они покрывали их поцелуями подчинения. — Как мне отказаться от Габриэля?
Серые небеса низко наклонились к зелени лесов:
— Как от себя... Как я отрекаюсь от тебя, зная, что ты ни секунды мне не принадлежал. И вода, темная, без дна, где скрывается хаос, протекает мимо. Вот почему вынырнуть невозможно... Никогда невозможно.
— Я не могу, — демон вскочил, заходил по богатой спальне, специально обставленной с особым чувством для Сариила. В домашних просторных шарварах, алой рубахе и расшитом жилете сейчас он походил на молодого злого джина.
— Можешь. Иначе соединиться не удастся. Отпусти Габриэля. Отпусти навсегда. — плечи жреца, гладкие, как морской жемчуг, опустились. — Тогда закончится противостояние. Тогда обретет смысл наше с тобой существование...
Гнев. Змий скинул со стола изящную костяную статуэтку, изображавшую индийскую богиню Кали, и разбил ее. Высший светлый не вздрогнул. Много лет в приате он терпел гнев Уриила, зависть Элайла, тщеславие Михеля... Пороки один за другим разъедают. Нет, они не грехи, как считают глупцы в срединном мире — они путы, связывающие крылья. А демоны? Как сильно, как больно им каждую секунду.
— А ты? Ты так и будешь молиться за меня? Даже когда мы расстанемся? Даже когда будешь умирать?
— Ты ревнуешь к вечности, Сейшаат. А мы больше ее... — Сариил попытался улыбнуться. И демон узрел в древнем небывалую красоту, которую тот прятал так глубоко, что вышла она лишь после искреннего страдания. И поразился, как был слеп.
— Неужели ты просил источник за меня и там, когда я выпытывал ответы? — выдохнул он и прижался к стене, чтобы не упасть от внезапно исчезнувшего воздуха.
— Всегда. Я молюсь за тебя всегда, мой господин. — вот встает с кровати радость, вот идет мимо, горя алыми всполохами. Берет светом с кресла белое одеяние. Линия спины, изгиб тонкой талии, бедра, от которых невозможно оторвать алчущего взгляда. Его серые волосы мокры после воды... Его тонкие щиколотки божественны.
Прошлое. Далекое прошлое. Начало мира. Взгляд, задержавшийся на совершенстве. Утративший красоту. Ты — игрушка. Ты наказан. И наказывая прекраснейшее, делаешь больно и себе.
— Почему? — Змий пополз по стене вниз, упиваясь повторением момента. Из тьмы, из вод, над которыми носился бесконечный хаос, вышел ТЫ! И форма твоя, и СЛОВО твое открыли магию энергии. И энергия была ЛЮБОВЬЮ. Вы отражались бесконечно много раз.
— Сейшаат, я люблю тебя. Все очень просто. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Хотя бы один срок. Один до вечности во тьме.
— Поэтому предлагаешь прогнать Габриэля? — граан сам теперь безвольно сидел у стены, вытянув вперед длинные ноги.
— Да, ангел мой. Прогнать из врана.
... Дракон смотрел на Габриэля, прижатого к стене купе. Чтобы отпустить тебя, чистейший мой мальчик, нужно было убить тебя окончательно. Пусть даже если придется потом выть от ненависти к себе и по ночам беззвучно открывать хищную пасть, подавляя в горле крик раненного зверя.
