Эйк, хмурый, перевернул королеву головой вниз и разглядывал ее хамелеонов камень. Сейчас синий. Пальцами его Эйк старался не касаться.
— Значит, — наконец медленно заговорил Эйк, — только если снять колпачок, и поднести к огню...
— Или просто подставить под солнце. Тоже погасишь ауру.
— И камни опять почернеют... Сразу оба?
— Именно.
Эйк, прищурившись, уставился на короля на столе.
Злость совсем ушла. В глазах появился интерес.
Похоже, вещица оказалась не такой уж отвратительной, хоть и магической? Уже прикидывает, сколько такое может стоить?
— И что, прямо с другого конца земли можно? Там кто-то погасил ауру в одной половине чешуйки...
— Полушке, — поправил я.
— ...и тут же тут, у меня, вторая тоже погасла?
С другого конца земли...
Я поморщился.
— Да нет...
Боги, чем я вообще сейчас занят?! О чем говорю?! При чем тут эти никчемные полушки — когда я совершенно не понимаю, что же мне теперь делать! Если этот ларец — не амулет шаманов, из-за которого все это, что тут творится...
Я хрустнул суставами, стиснув кулак.
— Ну а на сколько тогда можно? — не отставал Эйк. — А, мастер?
— Так... Дюжину верст, может. Если слишком далеко разнести, аура сама погаснет. Без всякого огня.
А как их использовали здесь, для этого и пары верст за глаза хватит.
Одна полушка у нашей любвеобильной женушки, другая ждет где-нибудь в дупле, на опушке леса. От замка до опушки совсем недалеко, аура выдержит. А из леса к дуплу можно подобраться незаметно для дозорных на стенах замка. Взял полушку, погасил ауру — вот и знак. Чтобы женушка отправилась в лес на прогулку... Потом в городе, украдкой пошлет служанку к алхимикам, чтобы зарядили эту пару полушек. Возвращаясь в замок, снова положит в дупло одну, а вторую держит при себе, и все по новой.
Я медленно, стараясь сдерживаться, втянул полную грудь воздуха, и так же медленно выцедил сквозь зубы.
Ношрина потаскуха! Я же угробил на этот ларец все бесовы слезки! Я думал, тут маяк, который их... А теперь... Что теперь?! Теперь — что?!
Эйк, поигрывавший полушкой, вдруг помрачнел, поставил ее на стол и взглянул на меня.
— Но если это то, что было здесь давно... а где же тогда шаманский амулет?
Я оскалился с отвращением.
— Амулет!... — мне хотелось выплюнуть это слово и вообще забыть, что оно есть!
Эйк нахмурился.
— Мастер?..
— Я созерцал этот замок с башни... Из храма. Прошел по нему, созерцая! Если бы дело было из-за щели в прохудившемся футляре, я должен был бы заметить. Хоть что-то!
А этот ларец — его не только подснежники, его даже орки не нашли! Даже их рох-шаманы!
О нем, кажется, даже последние из Торнов не знали! Ни о ларце, ни о полушках в нем, ни о самом тайнике. В этот тайник не залезали уже много поколений. Ларец там остался от какой-то их древней прабабки. Этот секрет ушел в семейные склепы вместе с ее костями!
И если уж я дошел до того, что нахожу такие тайники... Может, я зря вбил себе в голову, что все дело в том, что где-то тут спрятан амулет орков, футляр которого дал прореху и стал маяком для демонов?
Кром говорил... Что именно он говорил?
Где в моей памяти его точные слова — а где то, что я хотел услышать?
— Но... Что-то же их приманивает сюда?.. — пробормотал Эйк.
Потом проследил за моим взглядом, и поежился. И быстро, но старательно ощечился.
Я смотрел на скорлупу, приставленную к стене.
Я сообразил использовать ее как щит, когда открывал ларец. А те, кто притащили ее сюда? И еще одна такая же внизу... Для чего они были нужны шаманам?
Для чего-то же — нужны?!
— Или... — Эйк осекся и лизнул пересохшие губы, прежде чем продолжить. — Или орки сделали что-то... Чего, может, сами не поняли?.. И теперь это место... Само...
Глаза у Эйка стали дикие. Он крутанулся к проему.
— Мастер!
Что-то быстро двигалось по лестнице.
По лестнице, по которой никто кроме нас двоих не осмеливался ходить, слуги лишь звали снизу.
Эйк рванулся к арбалету, я к сумке, где футляр с пулями. Эйк уже скрипел шестернями — но поздно, слишком поздно. Оно неслось, прыгая через несколько ступеней — уже за порогом, уже тут...
Эйк, оскалившись, все еще с арбалетом в руке — с отчаянием уставился на факел, до которого мог бы дотянуться, если бы бросил арбалет миг назад. И я бы тоже мог схватить факел, если бы рванулся к нему, а не к сумке, из которой так и не успел вырвать футляр. Оно было уже тут...
На какой-то миг я застыл, ничего не понимая.
Из проема лестницы вывалился человек.
Потом я узнал его. Один из людей графа. Сыпень, что ли, его звать? Видел вчера на стене.
Эйк прошипел проклятие. Кажется, я даже разобрал тайное имя его божка.
— Вниз! — прохрипел человек и согнулся, упершись в колени. — Там...
Он что-то пытался сказать, но не мог. Судорожные вдохи не давали.
— Нош-шрино чрево! — прошипел я, медленно распрямляясь.
Руки неприятно подрагивали. В голове была ледяная ярость.
— Вагл тебя дери...
— Вниз, ма... мастер Бри... вниз быс... быстрее!..
— Что у вас там, масло кончилось?! Поджигайте его и лейте пролома вниз, если не можете пиками!
— Не про... — Сыпень наконец выпрямился, все еще задыхаясь. — Не пролом...
89
В перепутном зале не было никого — только одинокая жаровня, сдвинутая вбок с прохода, ведущего в подвалы.
И грохот. Тяжелые таранные удары.
Удар, удар, удар... Раз за разом. Эхо прыгало в каменном проходе, не успевая затихнуть, — налетал следующий удар.
У входа в храм тоже никого не было.
Все были внутри. Выход на кладбище...
Здесь грохот от нового удара почти оглушил.
Двери прогнуло внутрь — обе огромных створки. Засов лязгнул, протяжно застонала сталь, выдираемая из дерева — и одна скоба с треском вылетела, затрещало у второй... удержалась! Остальные тоже удержались. Запор устоял и на этот раз.
По ту сторону раздался взбешенный рев.
— Быстрее! — кричал виконт, стискивая в одной руке меч, а в другой факел. — Живее, Пард!
Четверо солдат, с трудом удерживая тяжелую балку, пытались вклинить ее под двери. Еще двое бросились им на помощь.
Остальные замерли у стен — пригнувшись, стискивая арбалеты с пылающими болтами на ложах.
— Бример! — рявкнул виконт, заметив меня. — Мне...
Грохот накрыл все.
Люди у дверей пошатнулись. Балку отбросило, скрежетнув ее концом по каменным плитам, — но солдаты удержались, налегли на балку, снова уперли ее в засов.
— Милорд! — раздался крик сзади.
Оскалившись, я крутанулся, вскидывая арбалет...
Сзади! Идиот! Конечно же, сзади! Отвлечь тут — а на самом деле...
Но кричал не кто-то из тех, кто уже были в зале. Из коридоров в храм ввалился жилистый мужик с обнаженным клинком и диким взглядом.
— Милорд! — снова заорал он и, разглядев виконта, бросился к нам через зал. На его поясе топорики для метании лязгали по кольчуге, как бубенцы. — Милорд!!!
— Ну, Борс! — нетерпеливо рявкнул виконт.
— На проломе пока держатся, милорд! Это не через них...
На двери снова обрушился удар. Но балка держала крепко.
Борс вытянул к дверям руку.
— Там все в тумане! Все кладбище! Ничего не...
Рев накрыл его слова — и новый удар. Балка, уже хорошо вогнанная под двери, плотно заклинившая их, не дала им даже качнуться — но левая створка гулко хрустнула, расколовшись вдоль.
По ту сторону прокатился довольный рык, и тут же к нему присоединился еще один — басистый, как далекий раскат грома.
Шептун обернулся, вцепившись себе в шею. Его лицо было серо как саван.
— Их там... — просипел он.
Все заглушил фонтан писклявых визгов по ту сторону — и тут же два удара, почти слившихся в один. Две чудовищно тяжелых туши врезались в двери почти одновременно. Створки содрогнулись, левая треснула еще сильнее — а балка, скрежетнув по каменному полу, провернулась, и ее конец, слетев с засова, теперь сползал по двери в сторону и вниз...
— Держа-а-ать!!! — заорал виконт.
Солдаты наваливались на балку. Бросив арбалеты, к ним метнулись Сыпень и Борс.
— Держа-а-ать!!! Ты можешь их остановить?! Бример!!!
Снаружи ответил низкий рев, от которого задребезжали створки дверей, а пламя факелов и жаровен запрыгало...
Визг выползней, крики солдат, скрип створок и скрежет балки о каменный пол, лязг доспехов...
Эйк, вцепившись мне в руку, тоже что-то вопил, я разбирал только по его губам:
— Уходить... Из храма... Они лезут в храм!..
Из сумрака над головами протяжно заскрипело.
Арбалетчики, стоявшие между жаровен, прямо под щитом, бросились прочь, вжимая головы, — щит, прикрывавший витраж, дрожал. Там кто-то был.
В двери теперь било чаще, с неутолимым яростным напором. И от каждого таранного удара из треснувшей створки выворачивало доски...
— Почему они не лезут за теми, кто на проломе! — вопил Эйк мне в ухо. — Им нужен храм! Мастер, надо уходить!.. Уходить!.. Мастер!!!
Я отшвырнул его.
— Жаровни!!! — заорал я, пытаясь перекрыть безумие вокруг. — Готовьтесь перевернуть жаровни!
Рев, и снова удары в дверь, теперь они сыпались не переставая, с безумной яростью...
Арбалетчик с обрубленным носом и дикими глазами подскочил ко мне:
— Это их остановит?! Жаровни — это их остановит?!
Стиснув зубы, со взведенным арбалетом в одной руке, пальцами другой я пытался стащить хлопковый кокон с пули, не выронив ее на пол.
Проклятая тряпка, стягивавшая ладонь, путалась под пальцами, мешая держать, не давая даже понять, где краешек кокона — а где эта проклятая ткань...
Пока мы неслись сюда, я рассовал пули по карманам, но...
Рев снаружи теперь не прекращался не на миг — дикий, остервенелый, в дверь било как раскачанным тараном, с каждым ударом балка проскальзывала по каменным плитам, как ее ни пытались удержать.
И одного из ревущих я, кажется, узнавал. И если он пришел — снова, не прошло и четверти часа... И зная, что у меня есть пули...
Почему он — не боится?!
Что он задумал еще?!
От воя не спасали даже каменные стены. Уши ломило. Кокон я содрал, но стеклянная пуля выскальзывала из взмокших пальцев. Я все-таки втиснул ее на ложе — и в этот миг что-то случилось с моей головой.
Я оглох.
Сразу на оба уха. Совершенно. В один миг.
Я замер, оглядываясь вокруг...
Нет, я все же что-то слышал.
Грохотала о дверные створки балка. Орали солдаты, прижимая ее к дверям... Вопил Эйк... Не стало только оглушительных ударов, от которых вздрагивал храм.
Их больше не было.
И воплей выползней за дверями — их тоже больше не было.
Солдаты у дверей замирали, один за одним, тоже крутя головами...
В храме стало неестественно тихо.
В ушах звенело от этой тишины.
Те, что стояли между жаровней, с арбалетами, целились вверх — но и щит больше не скрипел.
Ни ударов, ни рева, ни визга, ни скрипов.
Снаружи вообще не доносилось ни звука.
Солдаты у дверей неуверенно переглядывались, на всякий случай сжимая балку. Стрелки у жаровен не опускали арбалетов. Зажигалки на их ложах горели, как маленькие факелы.
Теперь было слышно даже то, как потрескивает огонь.
Прошла, должно быть, минута. Никто не проронил ни слова. Невозможно было поверить, что этот безумный напор — вдруг пропал сам по себе.
— Они... — едва слышно начал парень с арбалетом у левой жаровни.
Виконт вскинул руку со скрюченными пальцами, будто хотел вцепиться ему в лицо.
— Тихо, все! — прошипел он. Оглянулся на меня. — Ловушка?
Я не знал, что ему ответить.
Выползни, конечно, хитры...
И особенно хитры рохурлуры.
Их там, за дверями, было двое. Как минимум двое...
Но хитрость — и та ярость, с которой они бились о двери?
Этот рев...
Их же наизнанку выворачивало от ярости!
И вдруг как отрезало.
— Ушли на пролом? — прохрипел краснозубый Бен, продолжая изо всех сил наваливаться на балку.
Но снаружи не доносилось даже отдаленного рева.
Вообще ни звука оттуда не доносилось...
— Что они задумали, Бример? — прошептал виконт. — Мы...
Эйк вдруг оскалился на него с такой злобой, будто собрался подскочить и ударить. И уставился назад. Туда, где был вход из коридоров.
Теперь я тоже услышал.
Тихие, неуверенные шажки.
Они доносились откуда-то из-за раскрытых дверей, из темного коридора.
Виконт взмахнул рукой. Солдаты, стараясь двигаться беззвучно, разворачивались. Несколько с мечами сомкнулись в цепь. Арбалетчики держали проем под прицелом.
Шажки подступали, но все медленнее, все осторожнее...
Когда оно уже должно было показаться из прохода — совсем стихли.
Из-за моей спины беззвучно, я только почувствовал дуновение торунова корня, выскользнул Борс. Как-то умудрялся двигаться так, что теперь его топорики на поясе не издавали не звука. И он был уже с арбалетом. Присел на колено, чтобы удобнее целиться. На серебряном кольце в его ухе вспыхнуло и подрагивало отражение пламени.
С другой стороны арбалетчик с обрубленным носом потихоньку пятился к обломанной статуе.
Пуля под моим взмокшими пальцами стала скользкой, как кусочек льда.
Из темного проема показалось белое пятно.
90
Борс, резко задрав арбалет в потолок, прошипел проклятие.
Должно быть, чуть не спустил рычаг. Я сам чудом удержал палец на крючке.
На нас глядело лицо. Обычное человеческое лицо. Совсем юное.
— Тики, Ношрино вымя! — процедил виконт. — Какого беса тебе тут надо?!
Парень, совсем молодой, не старше Эйка, с космами светлых волос до плеч, выпучив глаза пялился на нацеленные на него арбалеты и поблескивающие клинки, все выставленные в его сторону. Неуверенно отлип от дверного проема.
— Н-но, милорд... В-вы с-сами, м-милорд...
— Что?!
— Вы просили меня, м-милорд, считать время... Вс-сю ночь, до рассвета... И доложить вам, как только... Восемнадцатая склянка закончилась. Сейчас будет светать. Должно! — быстро поправился он. — Из окон не видно, но... Если бы не этот туман...
Я закрыл глаза и медленно выцедил из груди воздух.
Вот почему они так рвались.
— Это они перед рассветом, милорд, — просипел Шептун. — Боялись не успеть, если будут кружить вокруг да около. Здесь есть, где спрятаться от солнца.
И чем подкрепиться.
Я снял с ложа пулю. Подобрал кокон.
— Кровь Торуна! Неужели — все? — пробормотал Муха.
Солдаты, вцепившиеся в балку, потихоньку отлипали от нее. Но от дверей не отходили.
Виконт, словно только сейчас заметив, что все еще сжимает меч, убрал его в ножны.
— Проверить стену, — бросил он. — Затем замок. Весь! И это, — он ткнул пальцем на подпертые балкой двери, — Ношрины хляби, кладбище! Клум, ты ведь видел, как открывать те склепы?
— Я ему покажу, милорд! — Шептун двинулся было к дверям, но виконт дернул головой.
— Ты мне понадобишься здесь.
Окинул внимательным взглядом своих людей. Теперь его лицо было совершенно спокойно. Будто ничего и не было.
