Вскоре число сражающихся поредело настолько, что можно было без труда рассмотреть, как Брэндон и Экзетер наседали на короля, тогда как оба Стэнли, Перси, Стаффорд и Грей отвлекали на себя его защиту. По какой-то причине никто из друзей Маргарет не делал ни малейшей попытки разделаться с противниками. Следуя маневрам короля, они сохраняли построение полукольцом, хладнокровно отбивая удары, но не атаковали. Гарри сам сделал ошибку, вырвавшись вперёд и погнавшись за Экзетером. Брэндон немедленно ударил сзади, сделав, даже не оборачиваясь, выпад мечом снизу вверх прямо в спину проскакавшего мимо него Гарри, и Маргарет с ужасом увидела, как массивная фигура короля покачнулась в седле, и через мгновение тяжело рухнула на земле.
Толпа взревела от ужаса, и на мгновение Маргарет подумала, что все бросятся вперёд, как один из рыцарей в белом сюрко без труда выбил из седла наседавшего на него Грея, сорвал шлем и привстал в стременах, победно размахивая мечом.
— Гарри, Гарри, Боже, храни короля! — раздались крики оруженосцев, которые подхватили все присутствующие, потому что ошибиться было невозможно. Король был жив и здоров, а кто там, напоминающий его, лежал на земле — кого это интересовало? Впрочем, одного из рыцарей-крестоносцев явно заинтересовал Брэндон. Играя с высоким и широкоплечим Чарльзом Брэндоном, как кошка с мышью, рыцарь сначала выбил у него меч, затем поравнялся с ним, и ловким захватом выбросил из седла с такой силой, что незадачливый герцог вылетел по широкой дуге, и оказался на земле раньше, чем успел понять, что с ним случилось. "Хазаааар!", — взревела толпа, которую, впрочем, ожидало ещё более феерическое зрелище.
Рыцарь, победивший великана Брэндона, спешился, подошёл к поверженному врагу, наступил ему своим бронированным башмаком на грудь, и снял шлем. По плечами и груди рассыпались мокрые от пота кудри, и зрители обезумели. "Леди! Леди! Хазааар леди!", — кричали они, а Агата стояла, подставив запрокинутое лицо под первые капли дождя, и Маргарет впервые увидела на её губах счастливую улыбку. Затем Агата, не снимая ногу с груди Брэндона, наклонилась к нему, и сказала что-то, не слышное за шумом, производимым расходящейся толпой.
— Сняла заклятие, — проговорил знакомый голос на ухо Маргарет. — Или прокляла. Пугающая она, всё-таки, тётка, скажу я тебе. Свалить Брэндона, когда он в таком состоянии, под силу, пожалуй, только Дикону из всех, кого я знаю. Вроде, он и должен был это сделать, но, видно, уступил право даме.
— Ты?! — вскрикнула девушка, глядя на усмехающегося Робина, который, как ни в чём не бывало, взял её под руку и повёл в сторону палаток. — А кто же там?
— А там Дикон, — хихикнул Кот. — Он так рвался в бой, что я не мог не уступить ему своё место. И, честно говоря, рисковать мы не могли, а он куда как лучше меня в этих делах. А врезал Брэндон твоему батюшке, кстати сказать. Не волнуешься?
— Ничего с ним не случится, — сухо отрезала Маргарет. — Не привыкать ведь. Джон — не Гарри, сидит, небось, уже в палатке и синяки растирает. Маскарад какой-то, а не турнир...
— Цель оправдывает средства, — по-шутовски наставительно отпарировал Кот. — А чего ты такая встрёпанная и совсем не там, где должна быть? Я-то надеялся получить от королевы турнира хотя бы лепесток от цветка, но ни тебя, ни этой Болейн на месте не было. Вы там не подрались случайно?
— Да почти, — мрачно ухмыльнулась Маргарет, и рассказала о случившемся в беседке.
— Ну что ж, — пробормотал Робин, выслушав ей рассказ, — всё вышло к лучшему. Мы уезжаем, Марго. Наша миссия здесь, собственно, закончена. Король жив, королевство спасено, ведьма лишилась главной поддержки, а у неё самой на много сил не хватит, особенно теперь, когда магическая защита короля восстановлена. С остальным они разберутся сами.
— Но как же...
— Всё, Маргарет, всё, моя хорошая. Эти люди — не куклы и не игрушки. Они сами решат, как им жить дальше и что делать. На всё Божья воля и немножко просто человеческая.
Глава 11
"Сир,
Вы никогда не прочтёте это письмо, потому что я никогда его не отправлю. А хотелось бы. Как много я могла бы вам рассказать, как многих ошибок вы смогли бы избежать, если бы прочли письмо, которое я могла бы вам написать. Или нет?
Гарри, Гарри, Гарри... Я знаю, что ты понял бы меня, и даже, наверняка, поверил бы мне, но это не изменило бы ничего. Ты всегда делал то, что считал правильным, ты — один из тех, кто подчиняет себе судьбу, даже зная, что цена этого подчинения будет страшной. Страшной и для тебя, и для тех, кто рядом с тобой.
Зачем я пишу письмо, которое не собираюсь отправлять? Для себя. И отчасти для тебя тоже, чего уж кривить душой. Чужими мы всё равно никогда не станем, даже если ты и забыл обо мне. Эта история началась с письма, и письмо должно поставить точку на моей прошлой жизни. Ничто уже не будет по-прежнему. Никогда. Мне нужно привыкнуть к этой мысли, Гарри. Всё произошло слишком быстро.
Три месяца назад я писала тебе в спальне чужого дома, который должен был стать для меня последним пристанищем в этой жизни. Теперь я пишу тебе в спальне чужого дома, который станет для меня вечным пристанищем. Тогда мне было страшно и обидно, и я была такой глупой и слабой. Мне и теперь страшно, и я всё ещё глупа, и довольно слаба, но Господь указал мне моё место в жизни. Мне больше не на что сетовать, хотя многому нужно научиться.
Мы больше не увидимся, сир. Я буду видеть вас, но вы меня — никогда, до самого последнего мига. Тогда я приду, и снова обниму тебя, и провожу в дальнюю дорогу песней, как это водится у нас, дочерей Мелузины. Это — обещание, Гарри".
Маргарет отложила перо, и некоторое время смотрела на пламя свечи невидящими глазами. Затем она вздохнула, смяла лист, и решительно поднесла его к огню. Наблюдая за веселыми огоньками, пляшущими на бумаге, она почувствовала именно то, чего ей так сильно в последнее время не хватало — умиротворение. Да, эта история началась с письма, и письмом должна закончиться. Когда письмо догорело, она задула свечу, скинула лёгкий пеньюар и юркнула в мягкую постель, где уже крепко спал её муж. Или притворялся спящим, на то он и Кот.
Неплотно прикрыв глаза, Маргарет лениво прислушалась к тишине за окном. Она уже научилась понимать голос и молчание этого города, хотя поначалу... "Кровь Христова, если бы кто-то рассказал мне в детстве историю о жизни, которая меня ожидает, я бы этого сказочника...", — подумала она — и заснула.
* * *
Собравшиеся в зале придворные сбивались в группы, переходили от одной группы к другой, и с интересом посматривали на помост, сооружённый в одной из ниш, и плотно закрытый от любопытных взглядов роскошным бархатным занавесом алого цвета, богато расшитым золотом. Напротив помоста стояло кресло для короля, под балдахином. Маргарет отметила, что и на кресло собравшиеся поглядывают тоже. Никто ничего не знал точно, но все присутствующие видели на турнире, как Гарри вылетел от удара Брэндона из седла, и видели, что удар, нацеленный в короля, принял некто, исполнявший его роль. Все видели, как жертву то ли несчастного случая, то ли покушения на его величество унесли в палатку, как унесли и Брэндона, но никто не знал, что случилось дальше.
Объявлению сэра Фрэнсиса Брайана о том, что всё в порядке и что беспокоиться не о чем, придворные то ли поверили, то ли нет, но сам факт, что праздник продолжался, как ни в чём не бывало, говорил о том, что король действительно намерен веселиться, и нисколько не потрясён случившимся.
"Знали бы они", — мысленно вздохнула Маргарет. Девушка с ненавистью посмотрела в сторону кузена, беспокойно оглядывающего толпу в поисках Ловелла. Она не слышала, о чём говорил Дикон со своим старым другом, но, похоже, расстались они спокойнее, чем она ожидала. Дикон её и близко к Ловеллу не подпустил, и также запретил ей выяснять отношения с кузеном, сказав только, что маркиз Экзетер теперь надолго успокоится, а что касается наказания, то оно придёт тогда, когда придёт.
Внезапно по залу пронёсся общий вздох, и толпа расступилась, образовав коридор, по которому шёл улыбающийся Гарри в сопровождении Агаты, Джона и Ричарда, и обычной свиты своих приближенных. Агата уже вернулась в обычное для неё состояние, и выглядела скорее ожившей статуей, чем живым человеком. Джон, как обычно, излучал весёлую благожелательность, и даже не прихрамывал после дневного происшествия. Маргарет отметила, что статью её отец действительно чрезвычайно напоминает короля, только тело Гарри выглядело начинающим расплываться телом атлета, а тело Джона было сухим и мускулистым телом воина. Что касается Ричарда, то его лицо было совершенно непроницаемым, как и у Агаты.
Никто не удивился ни тому, что сопровождающие короля рыцари заняли места у его кресла, ни тому, что все они были в полудоспехе и вооружены. Все прекрасно понимали, что днём на короля было совершено покушение, которого служба безопасности ожидала, и которое сумела предотвратить. Впрочем, для удивления ни у кого не было времени — как только король устроился поудобнее, со стороны помоста прозвучали фанфары, ярко вспыхнули большие светильники, и из-за занавеса вышел Вайатт, изящно поклонившийся публике.
Рассеянно слушая, как актёры папаши Джузеппе обыгрывали старинную балладу о том, как лорд клялся своей леди в вечной любви, а сам поддался чарам русалки, Маргарет пыталась собраться с мыслями. Похоже на то, что "подарок" Бриджит, магические силы который не были совершенны, подействовал на окружающих крайне избирательно. Её действительно воспринимали, как малознакомую супругу лорда Бьертана все придворные, кроме Фрэнсиса Брайана, который потребовал у неё отчёта обо всём, что произошло в перерыве между турнирами, и о том, что за дьявольщина происходит вокруг. Помятуя о том, что безопасник короля и одним глазом видел больше, чем другие двумя, и сумел разглядеть Бриджит сквозь чары невидимости, Маргарет рассказала ему всё, не таясь. Сэр Фрэнсис набожно перекрестился, помянул недобрым словом "этих чёртовых ирландцев", поцеловал Маргарет руку, и исчез в лабиринте дворцовых галерей.
Арагонка, у которой она попросила разрешения покинуть двор, только вздохнула, что она — уже вторая придворная дама, которая её сегодня покидает, и что ей жаль лишаться такого умелого секретаря. Хотя насчёт её величества никогда нельзя было быть уверенной. Возможно, королева просто подхватила полагающуюся ей роль, и теперь играла её по одной ей понятным правилам. Болейны тоже буквально смотрели сквозь Маргарет, словно она была пустым местом, пока Гарри не начал кидать на неё заинтересованные взгляды, от чего Анна Болейн занервничала, а вместе с ней занервничал и её брат. Мэри Болейн, очевидно, покинула двор немедленно, получив разрешение королевы, и Маргарет мысленно пожелала её счастья.
Между тем, по мере развития сюжета, в котором лорд уже жаловался матери, что злая колдунья-русалка его отравила, придворные перешёптывались всё оживлённее, и если бы каждый взгляд, брошенный ими в сторону Анны Болейн, был стрелой, эта леди к концу спектакля превратилась бы в решето. Параллели между балладой и историей отношений короля с леди Анной были настолько явными, что какая-то ответная выходка со стороны Нэн Болейн в сторону актёров была только вопросом времени.
— Нам пора, Марго.
Услышав мысленный голос мужа, она тихо отступила за колонну, около которой стояла, и медленно, не оглядываясь, вышла из королевских покоев.
* * *
На дворец она, всё-таки, оглянулась, и не смогла удержать вздоха. Хотя, видит Бог, ничего хорошего в нём её не ожидало, даже если бы прошедшее лето и не перевернуло всю её жизнь. Да что там, не случись то, что случилось, её и живых бы уже не было. И всё же...
— Жалеешь?
Кот, как обычно, возник рядом словно из пустоты.
— Жалею, — улыбнулась Маргарет, совсем немножно сделав усилие, чтобы её голос звучал нормально. — О платьях жалею, о драгоценностях... У меня ещё никогда не было так много красивых вещей.
— Ты забываешь, жена моя, что я читаю твои мысли в буквальном смысле слова, — рассмеялся Робин, обнимая её за плечи и ведя к ожидающей их лодке. — И, говоря о платьях и драгоценностях — твоя камеристка уже доставила их в Кросби Плейс. То есть, камеристка Кэт.
— Что-то ты выглядишь так, словно сметаны тайком в кладовке налакался, — буркнула Маргарет, размещаясь в лодке. — Мужчины...
Разговаривать почему-то не хотелось, ни вслух, ни мысленно. Маргарет чувствовала, что Робин не похож на себя обычного, и, когда они сели в повозку, наконец осмелилась спросить то, что тенью накрывало её душу весь вечер.
— Теперь мы умрём, Робин? Ты сказал, что мы выполнили свою миссию. Значит, мы больше не нужны?
— Кровь Христова, Марго, — поразился он. — Как тебе в голову пришло подобное? Или моя божественная снова забыла, кто она? Нет, дорогая, мы не умрём. Никто из нас. Совсем наоборот, собственно. Совсем наоборот...
Облегчение нахлынуло, как волна, принеся с собой дрожь во всём теле и слёзы.
— Значит, мы будем жить? Жить всегда? И всегда будем молодыми? Противный Котище, если ты такой умный, что читаешь мои мысли, почему ты мне сразу не сказал? Во имя Святой Троицы, как же я боялась!
— А теперь тебе не страшно, Марго? — спросил её Робин странным тоном, и она снова увидела горькие складки в уголках его губ. — Вечность — это дьявольски долго.
— Ерунда, — нетерпеливо перебила мужа Маргарет. — Жизнь может показаться долгой только в одном случае: если ничего не делать. А я не верю, что нам предоставят такую возможность, дав на неё вечность.
И снова они ехали молча, только теперь держась за руки, и впервые за всю свою жизнь Маргарет чувствовала себя спокойно и уверенно. Только во дворе Кросби Холла она сообразила, что забыла спросить о том, куда же они узжают — просторный двор дома-крепости был пуст, и никакая деятельность слуг не указывала на переезд хозяев.
* * *
— Это очень сложно объяснить, моя дорогая девочка, — медленно проговорил отец Лайонелл, задумчиво глядя в бокал из тонкого венецианского стекла. — Когда-то, очень давно, нам привезли из Франции на хранение многие святыни тамплиеров. В том числе, и Чашу Грааля. Тогда мы подумали, что должны просто хранить эти святыни, чтобы они не попали в грязные руки, и понятия не имели об их истинной сущности. Но довольно скоро мы узнали, что у Чаши есть своя воля. И свои воплощения. Сначала у братьев, принявших святыни, начались видения. Стыдно признаться, но мы не были склонны им верить. Сама понимаешь — присутствие такого могущественного объекта веры могло легко повлиять на простые умы братьев.
— Мы, отец Лайонелл?
— Да, Маргарет, мы. Все мы, кто принял святыни на хранение, живы до сих пор, и ничуть не изменились с того самого часа, как посланники тамплиеров передали нам святыни. Мы стали Хранителями. Но не только. Чаша Грааля пришла в наш мир с определённой целью, и чтобы выполнять её волю, нам пришлось организовать целый орден, орден Чаши. Твой отец — один из рыцарей ордена.
— Тайный орден, отец Лайонелл?
