Нейджи так и не осознал, как все вновь произошло. Сам ли он подался вперед, или это сделала Рена, но их губы встретились. Тело словно пронзило током, сладкой болью. Легкое, нежное касание. В первое мгновение пришла неуверенность. Неуверенность в том, что они делают. Первым порывом было отстраниться, прекратить все это, ничего толком и не начав... Но их губы были слишком близко. Дыхание Рены разбивалось о его лицо, стирая все границы. Оставалось лишь преодолеть самую последнюю...
От одного прикосновения этого языка к его собственному Нейджи был готов застонать. Он, инстинктивно желая быть ближе, запустил руку в мягкие, черного цвета пряди волос.
Возбуждение нахлынуло стремительной волной, смывая все предрассудки, и Рена поняла — сейчас она снова не сможет остановиться. Оставалось надеяться на то, что Нейджи сам прекратит все это... Он прервал поцелуй, но лишь затем, чтобы мучительно медленно мягко провести языком по чувствительной коже шеи. Короткий стон прорвался сквозь плотно сжатые губы Рены, она откинулся назад, подставляя белую беззащитную шею...
— Рена... — шепот прямо в губы.
Она молчала. Ей было не до слов.
Его руки блуждали по ее телу. Вот он коснулся бедра, провел пальцами по коже, опускаясь чуть ниже. Потом, не теряя ни одной минуты, осторожно потянулся в ее пах. Легко-легко погладил самыми кончиками пальцев по складочкам, внимательно наблюдая за ее лицом.
— Ты позволишь? — спросил он.
— Я думаю, нам не стоит этого делать, — задыхаясь, прошептала она, перебирая волосы и нежно массируя шею.
— Почему? — он остановился и пытливо заглянул в ее глаза.
— Потому что потом тебе будет еще сложнее.
— А тебе нет?
— И мне, — не стала спорить Рена.
— Тогда зачем прекращать? Ведь все равно нам будет больно, но так мы утешим друг друга и продлим то немногое, что можем дать, — прошептал он, уже смелее лаская ее. — Позволь мне любить тебя.
Он лег сверху и крепко обнял.
Рена погладила его по спине и бокам.
— Я не могу запретить тебе любить. Но я ничего не могу тебе дать, кроме боли.
— Почему? Ты любишь кого-то? — он остановился и пытливо смотрел ей в глаза, пытаясь уловить искорку лжи или правды.
Рена грустно улыбнулась и ответила.
— Нет, Нейджи. В том-то и дело, что я никого не люблю.
Он расслабился.
— Так в чем проблема? Моей любви хватит на двоих. А потом...
— А потом ничего не будет, Нейджи... — прервала его Рена, нахмурившись, и больно дернула его за волосы. — Я никого не люблю. Никого.
Он тоже нахмурился.
— Я вызываю у тебя отвращение?
— Нет.
— Тебе неприятно, когда я прикасаюсь к тебе?
— Нет.
— Тебе больно?
— Немного, — криво ухмыльнулась она. — Но это пройдет довольно скоро.
— Так в чем дело?
— Нейджи, просто поверь мне. Я неспособна любить. И к тому же, вспомни, сколько нам лет? Какая любовь может быть в таком возрасте?
— Может. Моя бабушка родила моих отца и дядю, будучи старше тебя всего на год.
— Год в это время — это тоже не мало. И я сомневаюсь, что она это сделала по своему желанию. Скорее всего, ее отдали в твой клан юной девочкой, и она просто исполняла свой долг перед мужем. Без любви, без страсти.
— Да, это так, — признался Нейджи и перекатился на спину. — Но потом она смирилась и была вполне счастлива.
— Так чего ты хочешь от меня? Чтобы я повторила, — на этом месте она фыркнула, — судьбу твоей бабушки?
Он сжал губы в тонкую линию, что придало ему надменный и даже жестокий вид. Для оскорбленного чувства правда всегда груба и почти невыносима. Потом вздохнул, расслабился и прошептал:
— Я понял.
Рена заключила его лицо в чашу ладоней и притянула к себе, нежно и благодарно целуя за понимание.
— Спасибо. А сейчас у нас еще есть небольшой кусочек времени перед началом дня...
Его глаза блеснули, и он охотно принял невысказанное предложение.
Глава 29. Хищник
Он не хотел уходить. Он искал тысячу поводов задержаться, лишь бы только продлить то время которое он мог провести с ней вместе. Рена улыбалась терпеливо, но неуклонно теснила его к двери. Из спальни проводила в душ, из душа выгнала на кухню, там, после традиционного кофе, опять отказалась от его компании, совершенно не двусмысленно поглядывая на часы.
— Нейджи, прекрати пожалуйста. Не теряй лицо еще больше. — Она сказала это негромко, но Нейджи подавился на середине фразы, как будто она на него закричала, предварительно запустив ему в голову тарелкой.
— О чем ты? — Его улыбка была смущенной.
— О том, что мне нужен отдых и время подумать. Понимаешь? — Она не могла заставить себя посмотреть на него прямо. Стыд редко посещал ее душу, но сейчас у нее внутри как будто вырос кактус. И теперь внутри, где-то за грудиной, все кололо и мучило. Не так чтобы нестерпимо, но... больно.
Он отставил чашку в сторону. Помолчал, обдумывая и спокойно сказала ей, не тревожась и не боясь опустить взгляд:
— Рена, я должен извиниться перед тобой за то, что отчасти принудил тебя к близости. Но мне не стыдно за это, так что мои извинения будут чисто формальные. Благодарить тебя за ночь я тоже не буду — она тебе не нужна благодарность эта, ведь ты не хуже меня понимаешь, что благодарить за это почти равноценно тому, что я бы оставил тебе денег. Ты просишь время подумать — хорошо, я дам тебе это время, но не заставляй меня ждать слишком долго.
— Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? Я тебе ничем не обязана, а ты ничем не можешь на меня надавить.
Он криво усмехнулся.
— Спасение твоей жизни не считается?
Она вернула ему улыбку еще более кривой.
— Будем считать, что я за это уже расплатилась. Натурой. — Она с трудом держала на лице выражение безразличия вперемешку с глумливостью. "Прости Нейджи, но мне придется быть сволочью прямо сейчас, вот так низко и вульгарно, чтобы ты не заподозрил, как сейчас хреново на душе, как хочется просто лечь и не двигаться. Лечь и не двигаться."
Нейджи побарабанил пальцами по столешнице и вздохнул, поджимая губы в неодобрительной гримасе. Вздохнул и посмотрел в окно, как будто ничего интереснее в жизни не видел до этого и после. В его голове шумел прибой, ломило виски. И дело было даже не в том, что ночь была бурной и он не успел как следует выспаться, скорее на него накатило душевное опустошение. Как будто поле после пожара — все выгорело и затихло, и что дальше не ясно. И то, что было огнем, полетом, жаром, страданием, теперь лишь осыпалось сухим пеплом, пахло горечью и чем-то, что не нельзя восстановить. Нейджи не мог понять, что будет дальше. Рена была совершенно права, когда говорила, что последствия его действий уже нельзя будет исправить. Но какие последствия теперь его ждут он не знал. Оставалось лишь ждать. Он был совершенно уверен, что рано или поздно, а скорее всего рано она даст ему исчерпывающий ответ на все его вопросы.
— Хорошо. Все равно мы вернемся к этому разговору позже. Рена, пойми, это все случилось непросто так и отмахиваться от этого я не собираюсь. Для меня то что произошло очень важно. Поэтому я буду ждать. — В глазах Нейджи не было и тени сомнений. Казалось, что впервые он принимает решение, которое продиктовано ни его честью, а его собственным желанием.
— Как пожелаешь. — Она пожала плечами и все так же избегая его взгляда. Было стыдно до невозможности, практически как никогда в жизни. Да, это все же случилось — она начала сожалеть о своем поступке, даже не пытаясь переложить ответственность на Сестер, хотя они тоже сыграли свою роль. Сестры же сидели тихо и были весьма собой довольны, даже не напоминали о том, что Рена обещала их покормить.
Наконец хлопнула дверь и Рена вздохнула с облегчением. Заварила крепкий кофе, выкурила несколько сигарет и уже подумала было сходить в ванную.
В голове не было ни одной толковой или связной мысли. В ней смешалось все — и досада, что она поддалась влечению, и приятное воспоминание о проведенной ночи, и раздумья что делать дальше с другой головной болью из Сунны... Не стоило забывать и о странном покупателе Сестер. Возможно стоит сегодня навестить Боке и попытаться распотрошить его насчет ответов.
Но ее мысли снова и снова съезжали на ночное приключение. Удивительно все это было и невозможно. Вполне возможно, что если бы она сильно захотела, то все это можно было прекратить. Что бы там себе Нейджи не думал, но насиловать ее в буквальном смысле этого слова он бы точно не стал. А так, красиво ее поймал на минутной растерянности, а там уже и Сестры подключились. И его любовные таланты тоже заставляли задуматься. Вот уж бы никто не подумал, что зацикленный на самосовершенствовании шиноби окажется вполне себе опытным и в более интимном аспекте жизни.
Обратив внимание на то, что в ее одежде присутствует элегантный минимализм она нехотя сходила в гардеробную и надела самую поношенную мужскую рубашку которую нашла. От частых стирок она вылиняла до неопределенного серо-голубого цвета, но за то была мягкая и длинная, доходя до самых колен. Застегивать ее до конца Рене было лень, так что убедившись что самое главное прикрыто она остановилась, а когда выяснилось что застегнула рубашку не на ту пуговицу, лишь махнула рукой и вернулась на кухню на ходу закатывая слишком длинные рукава.
Ополоснув чашку под краном и расплескав кофейную гущу по раковине Рена поставила ее на полку и села за стол, подперев голову руками. Сил двигаться не было. Это была не банальная физическая усталость, ведь ее выносливости можно было только позавидовать, но в последнее время она стала замечать, что ей чего-то не хватает. Чего-то очень важного, жизненно-необходимого. Странная хандра накатывала волнами, от чувство собственной беспомощности начинало тошнить. Провалы в памяти случались все чаще, хотя Рена уже месяц как была чистой — коноплю можно было и не считать. Мелкие случайности происходили все чаще и каждый раз от ее души будто откалывался кусочек личности. Сегодня утром она наконец-то заметила, что у нее пропала сережка в пупке. Золотое колечко, которое она носила уже пару лет в память об одном очень умелом любовнике, с которым смогла прожить почти две недели. Тогда он лично проколол ее кожу и вдел серьгу. Просто так, не подразумевая вообще ничего особенного, а ей понравилось. И теперь этой серьги не было на месте. В какой момент, когда, почему? Она не знала. И так чего не коснись. Сестер спрашивать не было смысла, ведь они при всем желании не смогли бы дать ей ответ на все эти странности. Оставалось только надеяться, что в моменты этих провалов она ничего совсем уж непоправимого не натворила. Хотя, даже если и натворила, то жалеть не будет. Было бы что жалеть — общество, которое ее отрицало, но продолжало пользоваться, или свою жизнь, которую Рена презирала всей душой. Смешной, только что она сама упрекала Нейджи в том, что он не умеет радоваться, а вот пожалуйста, поймала себя на мысли, что дешевый угар и злой кураж не заменяет ей счастья. В душе болело. Ночь с Нейджи лишь растравила старые раны. Как будто у нее что-то отняли, что-то ценное и нужное. Но она не могла понять, что. Сказать, что ей было просто тошно, было бы не совсем верно. Все было намного хуже, но более точного слова для определения своего душевного состояния она на тот момент не нашла.
"Может, стоит согласиться с тем, что предложил мне Нейджи? В любом случае, это будет забавно... Хотя, это же не отменяет тех причудливых отношений, что у меня завязались с Гаарой. М-м-м, а что если просто дождаться того момента, когда Гаара вернется в Суннагакуре, а потом с чистой совестью еще раз поговорить с Нейджи. Если та дрянь, которую ему подселили в психику к тому времени не рассосется, то разговор точно состоится".
"Сестры! — Она беззвучно потянулась к сознаниям своих сожительниц. — Что это было?"
Но Сестры молчали, то ли не желая отвечать, то ли просто не зная ответа. Что же, она часто так поступали и их поведение не было для Рены чем-то особо уж удивительным. Она задумалась, пытаясь понять то, что увидела — с подобными вещами она еще никогда не сталкивалась и, если честно, даже не представляла, что такое возможно в природе вообще. Рена восстановила в памяти картинку и теперь вертела ее и так и эдак, пытаясь во всех подробностях рассмотреть мелкие детали. Так что чем больше она размышляла на эту тему, тем больше вопросов возникало.
Во-первых, искусственный очаг был внедрен настолько филигранно, что не было пропущено ни одной связи к которой он крепился. Душа каждого человека не однородна — она больше напоминает море в котором тут и там возвышаются острова или водовороты. Любовь, привязанность, ненависть, презрение выглядят почти одинаково, а возникают и функционируют вообще идентично. Рена называла такие вещи — очагами, потому что перед ее мысленным взором они были пульсирующими энергетическими сгустками, чья интенсивность свечения зависела от силы испытываемых эмоций. Большой шар в оплетке из каналов покоился в "гнезде" в нужном уголке души. "Гнездо" — это нити эмоций и воспоминаний. Например, вот допустим тебе пять лет и тебя отвели в школу и забрали с продленки самым последним, а дети вокруг стояли, тыкали в тебя пальцем и говорили, что твоя мама не придет. Вообще никогда. Вот и будет у тебя тогда милое такое "гнездышко" к которому подведены каналы из "мама никогда не придет", "мама и вправду никогда не придет, потому что я уже остался один", страхом, отчаяньем и обидой. А внутри всей этой конструкции возникнет со временем очаг — страх потери и неумение никого отпускать от себя. И чем чаще ты обращаешься к этим воспоминаниям, тем жарче разгорается "очаг" и тем толще становятся каналы-воспоминания и каналы-эмоции. Когда Рена натыкалась на очаги она с легкостью могла разобрать всю подноготную чувства, лишь взглянув на каналы или просто подергав ее. Но в ситуации с Нейджи она в тот момент не обратила внимания на подобное несоответствие и теперь прекрасно понимала, что добровольно предлагать опять покопаться в его душе Нейджи не будет. А есть вещи которые без согласия, пусть даже и условного, не сделаешь.
Во-вторых, даже представители Великого Дома Яманака, легендарные мозголомы, лучшие в своем деле, вряд ли справились бы с такой задачей, как бы не гордились своим талантом. С виду вообще выглядело, что очаг тут уже очень и очень давно, но против этого явно кричали тонкие, явно недоразвитые связующие-каналы, которые просто физически не могли его напитать. А он горел. Значит, в него зарядили вполне себе приличный заряд энергии для долгой автономной работы, пока каналы не подключаться естественным путям. Но те каналы которые были подведены были подобраны так, что со временем при регулярном обращении к ним очаг мог бы и сформироваться. Но это именно то чудо любви, которое непостижимо смертными. никто не знает из каких вещей именно у него возникнет привязанность, страсть, любовь. А у Нейджи под готовый жаркий очаг подогнали "гнездо". Даже подправили его сексуальные предпочтения, просто добавив пару позиций под которые Рена и подпадала. Более того, очаг был обернут подобием защитной оболочки, которая не давала ему в полную силу изливать свою энергию, но со временем она исстает и тогда ей останется только пожалеть Нейджи. Все выглядело очень естественно, так что у Нейджи не могло возникнуть и доли сомнений в том, что он чувствует. Пытаться что-то объяснять? Без толку, он просто с потрясающим упрямством отмахнется от таких заявлений. Потому что он тоже как и она знает — такое просто не возможно!
