— Я... не могу иначе, Полдон, у меня есть на это свои причины.
— Какие еще причины? Все это из-за проклятой... — Полдон собирался выплюнуть имя дуэно, Даркус враз подобрался, поняв это, но Ксандр опередил Владыку и, подскочив к Комподжоу, со всей силы врезал кулаком по скуластому лицу. Полдон дернулся и взревел:
— Пессс! Это ты, ты не досмотрел, будь я на твоем месте, Даркус бы не умирал, он бы не унижался перед этими человечишками!
Как искривилось в этот момент лицо Ксандриэля! Дени не узнавал в этом исхудавшем и обезумевшем звере своего заботливого Хранителя, в такой агонии исказились его черты. Но Даркус не видел лицо своей Тени, он смотрел на Полдониэля, вцепившегося в растрепавшиеся косы.
Полдон затрясся от ужаса и отчаяния, когда его Владыка не смог с первого раза подняться с трона. Ноги отказывались держать ослабевшее тело, и молодому мужчине пришлось откинуться на деревянные крылья, служившие подлокотниками. Ксандр метнулся к своему Господину, чтобы он смог на него опереться, но Даркус едва заметно покачал головой, и Хранитель замер, кусая губы, чтобы не закричать. Деревянная морда дракона подтолкнула Владыку, и он выпрямился. Гордый и ни от кого не зависящий, он закачался, пытаясь найти равновесие, и, собрав последние силы, твердой походкой направился к Полдону. А Комподжоу пылал от бессильного гнева. Толстые косы, сдвинутые на бок, русые и совершенно растрепанные, придавали его скуластому лицу вид побитого мальчишки, который еще не решил, что ему делать — дать сдачи или заплакать. Даркус подошел к нему и погладил по саднящей щеке:
— Полдон, не вини Ксандра, я сам выбрал свой путь. Ты не знаешь, как я был счастлив, — улыбка Мироздателя осветила измученные черты, как всегда, когда речь заходила о дуэно, — Только за это я должен Создателю...
'Ты ничего ему не должен! — хотел закричать Полдон, — Клянусь своей сутью, я стану твоей Тенью и сделаю все, чтобы ты выжил! Все, все что угодно, только не умирай!'
Дени покачал головой, не так горестно, как делал это Даркус мгновение, вернее, семь столетий тому назад. Эльфенку до сих пор было тяжело смотреть на Предрассветного. Он был не просто красив, он был не по-человечески притягателен. На самого себя Дени старался не смотреть, но вот прекратить видения прошлого не получалось так же легко, как отводить взгляд от зеркал.
'Как умер Даркус? Неужели от истощения? Почему он был так слаб и почему Ксандр с Аро ничего не смогли сделать?' — тысячи вопросов роились в голове мальчика, — И Аро, почему я его не почувствовал в Даркусе, словно Дракон исчез, словно его никогда и не было?'
Как всегда после видений оставалось больше вопросов, нежели ответов. Неожиданно плечи ребенка кто-то сжал. 'Ну, конечно же Ставрус! Только я могу умудриться забыть о враге, находясь в его же хватке! Дени, ты не тряпка, ты полудурок', — и мальчик, вдохновленный одой собственной дурости, еще на пару минут забыл о Наместнике, пока Касси не подошла и не дотронулась до его плеча, мысленно спрашивая разрешение занять свои места в одном из семи лучиков стеклянной звезды. Дени задумчиво кивнул, и немногочисленные Предрассветные двинулись к остроконечному тоннелю под сиреневыми медузами-стягами. За Касси следовали Мира с госпожой Тариэль и ее сыном, а также Молли с господином Дудоком и его подмастерьем. И если Молли гордо подняла голову и едва заметно смахивала влагу с уголков глаз, для нее это так много значило, что она просто не могла сдержать слез, то человеческий лекарь чувствовал себя мерзкой букашкой, посмевшей угодить в суп знатной особе. Он то и дело одергивал длинный камзол, который давно был ему мал. Но одежды наряднее у человека попросту не было. Джимми же совершенно забыл, что выглядит еще большим оборванцем, нежели полураздетые полукровки с опахалами, приставленные к Ставрусу. Рыжий мальчишка попросту не мог оторваться от невиданных рыбок, и Роми посмеивался над новоприобретенным другом. Ему было стыдно признаться, что и сам никогда и ничего подобного не видел.
Остальные эльфы и полукровки из свиты маленького Правителя расселись кто куда — в луч для Супримо под алыми стягами, в луч под зелеными — для ту Эро, и даже под желтыми — для Комподжоу, последовав за миниатюрной Рэйей, чеканящий шаг под хмурыми взглядами сторонников Ставруса. Напряжение витало в воздухе, заставляя смертных то и дело переглядываться. Шептаться они не решались, прекрасно зная о тонком слухе всех Первородных.
Пытаясь сбросить руки Комподжоу, Дени дернул плечами, но Ставрус, похоже, и не собирался отпускать младшего сына из железной хватки. Ксандр тихонько зарычал, но не решался в открытую нападать на Наместника, — со стороны все выглядело так, словно отец был безумно рад увидеть своего сына живым и здоровым, оттого и не мог отпустить его от себя. К правящей семье начали подходить Старейшины и зарубежные делегации. Вот перед Леей склонились бородатые маги в длинных хламидах туманных тонов, вот Ставрусу пожимает руку низкорослый толстяк с такой массивной короной на голове, что он едва может ворочать шеей. Ставрус снисходительно морщится, а потом незаметно вытирает руку о складки бархатистой тоги. Обряженный в ярко-лимонные бриджи и жилетку шут, явно из полукровок, забавно кланяется, звеня бубенчиками на малиновом колпаке, и беспардонно тычет пальцами на синяки Олливандра. Олли делает вид, что ему все равно, главное — не встречаться взглядами с императрицей.
Удивленные поведением императора Старейшины из клана Комподжоу пытаются оттеснить Ставруса подальше от толпы и выведать у него, что происходит и как вести себя дальше. Но и тогда Ставрус не разжимает цепких рук. И только принц и принцесса дроу заставляют Наместника подобраться и отпустить мальчика. На фоне смертных темные эльфы, со своими строгими серебристо-черными нарядами, казались пантерами, случайно попавшими в стайку разноцветных попугайчиков. Дени не прислушивался к их разговору, но по одному лишь взгляду брокколиголовой 'невесты' эльфенок догадался, о чем шла речь.
— Даже речи быть не может о браке, да он не достиг и своего первого совершеннолетия! — голос Ставруса звенел от гнева.
Дроу что-то резко сказала в ответ, отчего глаза Ставруса превратились в щелочки. Что Комподжоу ответил принцессе, Дени не слышал, его все еще не отпускало видение. Золотисто-черный трон притягивал его взгляд, словно в нем был заключен мощный магнит. Перед глазами все еще стоял образ истощенного Даркуса. Дени казалось, что он мог увидеть дыру внутри Повелителя, которую тот не хотел даже прикрыть. 'Холодно, холодно'. Неосознанно эльфенок потянулся к ступеням. Прикрыв глаза, он впитывал в себя цвета и запахи прошлого. Его ни на минуту не покидало видение Даркуса. Той самой улыбки, тихой и нежной, что таинственно мерцает на ликах святых. Даркус думал о своей половинке. Дени знал это также верно, как и то, что Солнце встает на востоке. Лицо любимой стояло перед глазами черноволосого, вот только Дени не дано было видеть его.
Как Дениэль оказался сидящими на троне, никто из нескольких сотен гостей так и не увидел. Казалось, прошел всего лишь миг — вот император снисходительно разговаривает со смертными королями — вспышка, и перед присутствующими загорелся воздух, заставив кого дернуться, а кого и подпрыгнуть на добрых полметра. Вода вспыхнула лазурным, золотым, бирюзовым, и воздух засиял, насытившись силой. Волосы Дениэля затрещали, поднявшись вверх, и запас Сил и светлых, и даже темных эльфов начал стремительно наполняться. Стенки невидимых сосудов становились мощнее, крепче. Они расширялись, раскрывая невиданные возможности для жизни и магии, и эльфы начали хватать ртом воздух, показавшийся вдруг таким чистым и вкусным, что его хотелось пить, не дышать. Легкие раскрывались, будто гости попали из душной комнатки прямиком на морской берег.
Джимми с Роми и еще парой смертных вскрикнули, когда из пузырящихся глубин на них взглянули пять пар жемчужных и лучезарных глаз самых настоящих русалок и русалов! Загребая чешуйчатыми серебристыми хвостами, духи воды спешили поприветствовать вернувшегося Повелителя. И только тогда, когда русалы зависли над троном, практически лежа на стекле и радостно маша руками, собравшиеся увидели того, ради кого капризные обитатели водных пучин появились во всей красе. Конечно же, это мог быть только Предрассветный Владыка! Дениэль задумчиво гладил деревянные крылья трона, и один из бородатых магов ахнул, когда статуя ящера зашевелился, подставив под изящные пальцы довольную морду. Ставрус хотел было подбежать к сыну, но пол задрожал, и золотые ступени начали таять, словно были вылеплены из сливочного масла. Песочного цвета напольная плитка подернулась маревом и становилась прозрачной, открывая вид на морское дно и тех самых хищных раздутых рыб, которых разглядывал когда-то Даркус.
Джимми с Роми, уже не стесняясь, метались между стенками аквариума, чтобы не пропустить ничего из подводного великолепия. Не забывали они и поглядывать на Дениэля, враз показавшегося им не просто подростком, таким же, как и они, а кем-то настолько величественным, что им трудно было узнать в нем своего Дени. И не только они любовались принцем. Смертные и Первородные не отрывали завороженных взглядов от маленького Владыки. Гордая осанка, взгляд, казалось, видящий больше, чем кто-либо, и теплый свет, исходящий из его ауры, согревающий и дающий надежду. Ступеней у трона больше не было. Как и Даркус, Дени ненавидел власть и ее демонстрацию. Эльфенок не знал, что повторял один в один движения прежнего Повелителя. Господин Айнон толкал в бок одного из Старейшин, замершего и не верящего, повторяя:
— Вот видишь, видишь. И кто теперь прав?
Гидемон рухнул на колени, закрывая лицо. Старик не хотел, чтобы кто-нибудь видел его слезы. А Ксандр попытался проглотить горький комок — Дени только что дотронулся рукой до груди, словно убеждаясь, что раны нет. О, Ксандру очень хорошо был знаком этот жест! Хранитель закрыл на мгновение глаза, пытаясь спрятать глубоко внутри все свои страхи, весь тот ужас, который поглотил его при воспоминании... 'Выдержит ли мое сердце, если и Дени не станет?' — Ксандр знал ответ, и он бы отдал все, что угодно, чтобы мальчик не вспоминал прошлое, но Дени вспомнит. Даже дуэно не в силах уничтожить те нити, что связывали их крепче стали. Лишь несколько дней — вот и все, что есть у его маленького Господина до того, как надломится его жизнь. Ксандр удивлялся и этим дням — все-таки половинка у Дени была нереально сильна, раз смогла хотя бы на это время оградить упрямца от боли.
Ксандр скользнул за спину Господина, и деревянный дракон в привычном жесте опустил левое крыло, чтобы не закрывать Хранителю вид. Дени, даже не замечая этого, поднял руку и потянул ее назад. Хранитель осторожно дотронулся до холодной ладошки. Их пальцы переплелись, и разноцветные медузы воздушными змеями закружились над троном и спустя пару минут поплыли по залу. Конопатый подмастерье пытался ухватить за хвост одну из сиреневых медуз, что отделились от красных и розовых сестер. В возмущении надув капюшон, сиреневая красавица поднялась к самому потолку и зависла в немом укоре прямо под серебристой русалкой.
Ставрус вновь попытался добраться до трона, но деревянный дракон махнул мощным хвостом, чуть не вспоров Наместнику живот, и толкнул его к лучу, где столпились Комподжоу. Зарычав, Ставрус насытил кулак ничем не очищенной Силой и замахнулся на чешуйчатую деревягу, но не смог не то что раскрошить, но даже дотронуться до нее. Словно два магнита с противоположными сторонами, они разошлись друг от друга: хвост, извернувшись, сложился кольцами у ног своего маленького Господина, а Ставрус опрокинулся на спину, налетев на не успевшую отскочить Рэйу.
Желваки заиграли на скулах русоволосого. Он только теперь понял свою ошибку — в этом зале, накаченном силой Предрассветного, противостоять эльфенку было равносильно самоубийству. Ставрусу не подобраться к младшему сыну, создание Даркуса не даст ему тронуть мальчика, пока они находятся в этом зале, потому как признал кровь и дух своего Создателя. И Ставрусу, под взглядами сотен гостей, пришлось отойти в луч под желтыми стягами, заняв кресло рядом с Рэйей и бросая ядовитые взгляды на ненавистный трон.
Краем сознания Дени отметил, что эти гневные взгляды, эта ярость — все напускное, и Наместник практически наслаждается происходящим. Он был доволен, он был расслаблен и предвкушал что-то, чего ждал очень, даже слишком долго. Ни эльфы, ни смертные — никто не решался, но каждый страстно желал обсудить то, как младший сын играючи унизил императора, показав всем Силу Истинного Повелителя.
Все, кто хоть сколько-нибудь владел магией, едва могли держать себя в руках — настолько бурно Сила кипела в их жилах. Нуэро почувствовали зов океана, перед глазами Комподжоу и ту Амон проявились нити, что связывали всех иллитири, Супримо, не веря своим глазам, увидели оболочки аур, которые были скрыты от их взоров более семисот лет. Розоволосые эль Дурроу ахнули, когда поняли, что могут чувствовать эмоции, могут чувствовать ложь, а значит, и судить беспристрастно. А ту Эрро? Они услышали, как бьется сердце Праматери. И зеленовласые жрецы и жрицы в благоговейном порыве рухнули на колени. Их клан, первый по значимости после Предрассветных, больше всего пострадал от гибели Даркуса. Служить той, которая отказалась от них, предав того, кто делал для них все? Они не смели надеяться, что Праматерь откликнется на их молитвы. Ту Эрро всегда отличались страстной преданностью своей богине, и теперь они смотрели на Дениэля цепкими взглядами настоящих фанатиков. Для них Дени был той самой ниточкой, тонкой, единственной, которая крепко связывала их с воплощенной богиней. Супримо же, возводящие эксперименты до настоящего культа, не могли лишиться подобного шанса, равно как и эль Дурроу, которые уже собирались пересмотреть решения суда последних столетий.
Касси с Мирой понимающе переглянулись с императрицей. Было необходимо собрать всех оставшихся в живых Диеро и Предрассветных, чтобы оградить принца от влияния других кланов. Как ни крути, но Дени был еще таким наивным и таким неопытным. Лея боялась, что он сгорит, со всей своей драконьей Силой, за других и ради других, если прежде его не убьет тоска по дуэно.
Лея посмотрела на огромный трон, слишком большой для такого хрупкого тела ее маленького сына. Сердце заныло, когда она увидела, как ее мальчик сжимает руку Хранителя и неосознанно тянет к груди. 'Ему больно', — Лея потянулась к сыну. Она все бы отдала, чтобы дыры внутри ее мальчика больше не было. 'Как страшно, что я ничего не могу сделать, только смотреть, как он сгорает, как Даркус. И это невыносимо, просто невыносимо', — императрица, не отрываясь, вглядывалась в лицо Дени.
'О чем он думает? Сколькое он уже вспомнил? Что он сделает, когда вспомнит?' — как бы императрица не относилась к Тени, она была благодарна Ксандру уже за то, что он не даст ее мальчику совершить самую страшную глупость. Ксандр всегда будет рядом, он удержит, а потом и она сделает все, что угодно, чтобы бездна не поглотила ее дитя целиком.
