— Да тут целый город! — воскликнул Хеммет, — кто бы мог подумать.
— Кажется, вы как-то заявили, что Африка чиста от признаков цивилизации и встретить заброшенный древний город здесь решительно невозможно, — напомнил я, — помните нашу беседу на цеппелине?
Синклер пробормотал что-то не слишком внятное.
Нас ввели под естественный скальный навес. В дальней стене виднелся проем, за которым уходила наверх вырубленная в песчанике лестница. Сбоку я с удивлением заметил массивную кованую решетку, отгораживавшую темную полуподземную нишу. Кто-то из местных с душераздирающим лязгом освободил циклопический засов и отодвинул решетку.
— Вы хотите сказать? — возмутился репортер, — Что... Туда!? Да как вы...
Легкий укол копья вынудил его отказаться от дальнейших протестов, и мы спустились в царивший внизу полумрак. Кованая решетка с грохотом задвинулась, надежно отгородив нас от внешнего мира.
— Lasciate ogni speranza voi ch 'entrate, — пробормотал расстроенный Хеммет, — оставь надежду, всяк сюда входящий...
— Вы любите Данте? — донесся знакомый голос из темноты, — отрадно слышать, но все же не стоит настолько драматизировать наше положение.
— Профессор! Вы живы?
Я постарался разглядеть говорившего. В нише было на редкость темно, особенно после яркого солнца наверху.
— Вполне, мой друг. Мы как раз собирались возвращаться, когда эти... эти... даже не знаю как их лучше назвать. Наверно туземцы, да туземцы, нас атаковали. Эти чудовища выпустили всю мою коллекцию! Представляете? Varanus niloticus необычной окраски, уникальный экземпляр, возможно даже новый подвид!
— Как я рад вас видеть, профессор, — Хеммет горячо тряс его руку, — я уж было подумал о самом худшем, когда наткнулся на перевернутый вверх дном лагерь.
— Да что со мной могло случиться. Вот моя коллекция. Они всех... всех до одного выпустили. А ведь я убежден, что пойманный мной накануне шипохвост принадлежал к новому виду, я уже хотел назвать его Uromastyx Zerzurae — Шипохвост Зерзурский. Впрочем, мы можем использовать и иной вариант обозначения...
— Ортенсия с вами? — поинтересовался Хеммет, оглядывая яму.
— Увы...
— Что с ней случилось!?
— Девушки как раз перед нападением отправились вниз, в ущелье, мы нашли там несколько весьма симпатичных цветов, и им захотелось взять их с собой.
— И вы их отпустили? Одних?!
— Почему одних? С ними был этот, как его, Фокс.
— Но этот картежник совершенно не способен защитить их от опасности! Как вы могли быть так легкомысленны!
— Какой еще опасности. Они отлучились на четверть часа набрать цветов в полумиле от лагеря... Мы сто раз туда спускались и никого крупнее цесарок не встретили.
Хеммет отер лоб и присел на камень.
— Когда мы нашли вашу стоянку, лестница была поднята наверх, — добавил я.
— Значит, они поднялись уже после того, как туземцы угнали нас сюда, — рассудительно заметил герпетолог.
— Тогда мы бы застали их в лагере, — пробормотал Хеммет, — им должно было хватить сообразительности остаться там, ожидая нашего прибытия. Если только туземцы не...
— Вряд ли, — покачал я головой, — раз они доставили нас сюда, значит и их тоже должны были привести.
— Может они приносят девственниц в жертву, — неожиданно серьезно произнесла Эльза.
— Уж матроса Фокса то эта участь должна была миновать, — я фыркнул, не в силах удержать смешок, — ради всего святого, оставьте эти страшные истории для приключенческих романов.
— На вашем месте я бы не была столь оптимистична, — пробурчала девушка, — я слышала буквально душераздирающие рассказы о судьбе пропавших в Центральной Африке путешественников.
— Большая часть из которых, не правдивее рыбацких баек о поимке во-о-о-т такой форели, — хмыкнул я, — не бойтесь, никто вас приносить в жертву не собирается. Судя по виденным мною в деревне изображениям святых, они вообще христиане.
— Мне тоже так показалось, — добавил профессор.
— Но что могло случиться с Ортенсией... и Полеттой? — вмешался Хеммет.
— Если они не поднялись в лагерь, то возможно лестницу вытащил кто-то из нападавших и тогда они остались в котловине? — предположил я.
— Возможно... — согласился профессор, — увы но пока мы этого проверить не можем. Будем надеятся, что с ними все будет нормально.
Хеммет грустно вздохнул и замолчал.
— Насколько я понимаю, вы здесь уже давно? — спросил я профессора.
— Вторые сутки.
— Как вы думаете, что это за люди?
— Их язык показался мне похожим на арабский. Но не совсем идентичным. Увы, наши стражи не слишком разговорчивы. Вообще я думаю, что это какая-то часть жителей Зерзуры, переселившихся сюда из города.
Я вспомнил рассказ, записанный в пятнадцатом веке со слов попавшего в оазис погонщика верблюдов. Он утверждал, что жители Зерзуры светлокожи. Людей, с которыми столкнулись мы, блондинами назвать было нельзя. Хотя, следует признать, кожа у них была светлее, чем у местных бедуинов и внешне они больше напоминали средиземноморцев или западных берберов, чем египтян. Что ж. Вполне вероятно. Судя по известным мне текстам, город изначально населили в основном выходцы из Карфагена, греки и галлы. Возможно, погонщик слегка преувеличил их белокожесть. Тем более, что сам он был местным и оценивал со своей точки зрения.
— Я не увидел у них ничего, что бы указывало на связь оазиса с внешним миром, — добавил Пикколо, — это настоящий рудимент глубокого средневековья! Полная изоляция в течение столетий! Мы буквально вернулись на доброе тысячелетие назад...
— Вот это-то меня и пугает, — вполголоса пробормотал Хеммет.
Уже в сумерках решетку снова открыли, и в яму спустилось несколько человек с факелами. Я попробовал заговорить с ними по-арабски, но особого фурора не произвел. Может они меня, и поняли, но отвечать не пожелали. Осмотрев нашу компанию, они отобрали Михала, Алекса и солдат-бедуинов с нубийцем и повели их куда-то наверх. Кое-кто из уводимых арабов нервно молился. Нас же оставили в яме.
Эльза выбралась из угла, куда забилась, когда пришли туземцы, и тронула меня за плечо.
— Вы точно уверены, что они не принесут нас в жертву? — робко спросила девушка.
— Абсолютно, — заверил ее я, — видимо они решили допросить тех, кто в большей степени выглядит на них похожим. В конце концов, они ведь никогда не видели европейцев. Мы их пугаем ничуть не меньше чем они вас.
— Знаете что, — пробормотала она, — возьмите это.
Она протянула мне какой-то металлический предмет. Приглядевшись, я понял, что это миниатюрный карманный пистолет.
— Эльза! Вы неисчерпаемы. Откуда он у вас?
— Не важно... Если все же... В общем, если что-то случится... Прошу вас, не отдавайте меня им живой, пожалуйста.
Я несколько опешил.
— Но...
— Я не могу сама. Я думала... Но не могу. Я католичка... Да. Вы можете в это не верить, но это так. Действительно так. Пожалуйста, вы сделаете это?
— Бросьте, в самом деле. Все будет хорошо. Обещаю, до самого завершения нашей экспедиции с вашей очаровательной головы ни один волос не упадет.
Она посмотрела на меня с явным сомнением. Поправила темный локон, спадавший на лоб. Потом молча вернулась в свой угол.
Но пистолет я на всякий случай убрал себе в карман. Там он принесет больше пользы, чем в руках невесть чего возомнившей и до смерти перепуганной девицы.
Решетка снова загрохотала. В возникший просвет мешком упало тело. Мы бросились к нему. В свете поднимавшейся луны я узнал Михала Корчевского. Насколько можно было разглядеть, он был жив, но заплывший глаз и потеки крови на лице указывали, что досталось ему крепко.
Эльза тихо ойкнула.
— Что случилось? Где остальные? — затряс его Хеммет.
— Лучше вам этого не знать, — пробормотал Михал и замолк.
Все наши попытки выяснить что-либо еще провалились. Он лишь качал головой, чертыхался на нескольких языках и постанывал. Отделали местные костоломы его весьма серьезно.
Убедившись в бесполезности попыток его разговорить, Хеммет отвел меня в угол.
— Мне это перестает нравиться, Танкред.
— Мне тем более. Что ты предлагаешь?
— Пока не знаю. Охраны у решетки нет, но сама решетка слишком прочна и надежно заперта. Ты видел засов?
— Нет, — я покачал головой, — времени досконально изучить нашу тюрьму у меня пока не нашлось.
— А я осмотрел, пока еще было светло. И результат меня не утешил. Решетка выкована из железа и чертовски прочная, ей слонов запирать можно.
— Слонов или не слонов, но судя по запаху, какую-то живность они в этой дыре время от времени держат, — заметил я.
— Это не важно. Пока они держат здесь нас. И решетка заперта на мощный засов, снабженный замком. Механизм прост, но голыми руками его не открыть. Сломать тоже будет сложно, даже если мы все навалимся.
Он перевел взгляд на остальных пленников.
— Пока были эти арабы шансы еще оставались, но сейчас... — он скептически хмыкнул, — мы с вами и капштадцы еще что-то можем, но от профессора и девушки толку мало, а поляк — не работник еще несколько часов как минимум. А времени у нас в обрез.
— Все еще хуже, — покачал я головой, — ну выломаем мы решетку и дальше что? Мы в самом сердце их поселка и не слишком хорошо представляем себе куда бежать.
— Что предлагаешь?
— Есть шанс, что не дождавшийся нас Лярош, вернется в лагерь, и они вышлют на поиски Эрику с самолетом. Уверен, скоро мы услышим звук его мотора...
— А если туземцы не дадут нам столько времени?
— Да, это будет не слишком хорошо. Хотя... Пожалуй, стоит попробовать.
— Что? — настороженно уточнил Хеммет.
— Я попробую с ними поговорить.
— Ты уверен, что это имеет смысл?
— Переговоры всегда имеют смысл, — заверил его я, — будем надеяться, что язык у меня подвешен достаточно хорошо, и я хотя бы смогу понять, что происходит и чего они от нас хотят.
Немного погромыхав решеткой и покричав, я смог таки привлечь внимание одного из местных воинов.
Язык туземцев действительно представлял собой экзотичный и весьма древний вариант арабского с небольшим добавлением коптских слов. Кое-как я ухитрился донести до нашего стража идею о том, что я хочу переговорить с их главным.
Меня выпустили из ямы. Наверху я с наслаждением вдохнул прохладный ночной воздух. Там внизу, в яме, отчетливо смердело хлевом.
Я огляделся. Полная луна заливала ущелье серебристым полусветом. Через проем в скалах виднелись собиравшиеся над котловиной низкие тучи. Похоже, что водяные пары, поднявшиеся из джунглей под действием солнечных лучей, теперь конденсировались.
Мой провожатый вооружился факелом и повел меня в прорубленный в скале рядом с нашей ямой проход. Мы немного поднялись по каменной лестнице, и я оказался в обширном помещении. Под потолком были пробиты ведущие наружу бойницы. На дальней стене разместилась треснувшая каменная плита с выбитыми коптскими буквами. Перед ней сидел на циновке почтенного вида бородатый старец в белой хламиде.
Он жестом указал на место возле себя. Я сел. Желтоватые отблески факела и масляных ламп бросали на моего визави неровные отблески. В их пляске мне трудно было разглядеть выражение его лица.
Я по возможности огляделся. В правом углу кучей лежали экспроприированные в лагере вещи. Я узнал планшет Хеммета, мой бинокль в чехле, снизу из кучи торчала кобура маузера. Винтовок нигде видно не было. В противоположной от кучи стене чернел дверной проем, из которого мне в левый бок тянул сильный прохладный сквозняк.
— Чего ты хочешь? — спросил старец.
Собрав все свои лингвистические навыки, я постарался излагать свои мысли как можно более понятно.
— Я бы хотел понять, отчего ваши люди заперли нас как диких зверей?
Старец на пару минут задумался.
— Мы живем здесь уже много поколений...
Я кивнул, давая знак, что понимаю его речь.
— ... до того мы жили там, — он сделал неопределенный жест рукой — по ту сторону гор. В городе, что лежит в пустыне.
Бесшумно вошедшая женщина молча подала нам грубое блюдо с сушеными фигами.
— "У многих примитивных народов не принято убивать людей преломивших хлеб с хозяевами", — подумал я, — "надеюсь, здесь дело обстоит также".
Старец продолжал.
— Однажды в наш город пришел чужеземец, ведомый джиннами пустыни. Он совратил многих из нас, и они пытались уйти с ним во внешние земли. Пустыня не отпустила их, но соблазнитель бежал. Сначала мы надеялись, что он сгинет в песках. Но джинны вели его. И через некоторое время мы увидели в пустыне воинов искавших наш город.
— "Точно. Эмир Бенгази долго и безуспешно разыскивал Зерзуру" — вспомнил я.
— Некоторых мы убили, от остальных укрылись. Но стало ясно, что чужеземцы не успокоятся, пока не найдут наше убежище и не уничтожат нас...
— "Откуда у них такой страх перед внешним миром? Наверное, воспоминания о восстании, когда они чудом избежали разгрома и боязнь карательных отрядов".
— И тогда наши старейшины помолясь, решили оставить город и укрыться здесь, в этих священных ущельях. Мы забрали все, и ушли из города.
Я снова понимающе кивнул.
— А вот теперь чужеземцы снова пришли сюда, — вздохнул старец, — и мы задумались, как нам быть дальше.
— "Все меняется, вас ждет возвращение в большой мир".
Меня охватило умиротворенное ощущение, я казался себе Прометеем, наставлявшим людей в науках и искусствах, еще немного и они узнают, каких достижений цивилизации они лишились, прячась столетия в этих скалах...
Старец тем временем продолжал.
— Завет отцов гласит, что ни один пришедший к нам чужеземец не должен покинуть город. Наши предки позволили себе нарушить это правило и лишились дома. Мы не хотим повторить их ошибку.
— "Ты куда это клонишь, старый пень? Как это не должен покинуть? Ты чего?"
— Поэтому мы должны вас убить, — сухо и бесстрастно закончил он.
Я чуть не подавился инжиром.
— То есть как? Как это убить? За что?!
Он вздохнул.
— Вы не должны рассказать другим о нашем убежище.
— "Пятьсот лет прошло. Самолет изобрели. Уже завтра этот городишко все равно найдут!"
Я вытер испарину.
— Почтенный. Мир изменился, и за нами придут другие. Ваше убежище будет раскрыто. Но если вы нас убьете, то идущие за нами будут мстить.
Тот лишь покачал головой.
— Мы не преступим обычая. Вы должны умереть.
— "Так-с. Надо хотя бы протянуть время. Эрика с аэропланом будет здесь уже завтра, самое позднее к вечеру. Мы вряд ли ушли от лагеря больше чем на пару десятков километров, несколько кругов и она наткнется на этот гадюшник".
— Когда? — спросил я, — И как?
— Завтра на рассвете. А как... Это вам знать не обязательно. Если вы верите в Бога, то помолитесь, ожидая смерти. Мы похороним вас как соплеменников, в большом склепе, — он указал на проем в стене.
— "Интересно, если я сейчас огрею его блюдом, а потом выхвачу из кучи маузер, успеет охранник пырнуть меня копьем или нет... Стоп. У меня есть идея получше".
— Мы очень трепетно относимся к спасению души, — заметил я, — и благодарны, что вы удостоите нас благочинного погребения.
