— Что такое дементор? — спросил Ральф, расширив глаза.
— Лучше тебе не знать, Ральф, поверь мне.
— Ну, похоже на то, что мы вернулись туда, откуда начали, — мрачно заметил Зейн. — У меня больше нет идей.
Ральф внезапно остановился посреди коридора. Зейн врезался в него и отлетел назад, но Ральф, казалось, ничего не заметил. Он пристально смотрел на одну из картин, висящих в коридоре. Джеймс заметил, что это была та картина, у которой они останавливались ранее, чтобы спросить дорогу в прачечную. Этот любопытный слуга в заднем углу картины привлек внимание Джеймса по пути вниз, но только как человек, способный указать дорогу. Джеймс уже почти привык к случайным наблюдающим персонажам на картинах по всему Хогвартсу. Слуга угрюмо уставился на Ральфа, пока рыцари на картине поднимали свои пивные кружки и индюшачьи ножки, счастливо похлопывая друг друга по частично закованным в броню спинам.
— Ну прекрасно, — сказал Зейн, потирая ушибленное о Ральфа плечо. — Посмотри, что ты наделал, Джеймс. Теперь Ральф тоже будет останавливаться возле каждой пятнадцатой картины. И не самой лучшей, если вы спросите меня. Вы двое — самые странные поклонники искусства, которых я когда-либо встречал.
Джеймс сделал шаг, приблизившись к картине вплотную, чтобы изучить слугу, стоявшего в полутени с полотенцем, переброшенным через плечо. Фигура отступила назад, и Джеймс был уверен, что она пытается скрыться в темном углу нарисованной залы.
— В чем дело, Ральф? — спросил он.
— Я уже видел его раньше, — ответил Ральф довольно смущенно.
— Ну да, мы же останавливались возле этой картины минут десят назад, не так ли?
— Да, точно. Он и тогда показался мне знакомым, но я не стал заострять на этом внимание. А теперь он стоит по-другому…
Ральф внезапно опустился на одно колено, бросив перед собой портфель на пол, быстро открыл его и начал что-то искать внутри, почти безумно, словно боялся, что озарение, посетившее его, упорхнет до того, как он успеет его подтвердить. Наконец, он торжественно извлек книгу и снова встал, быстро перелистывая страницы. Зейн и Джеймс столпились за ним, стараясь разглядеть хоть что-то за широкими плечами Ральфа. Джеймс узнал книгу. Это был антикварный учебник зельеварения, который его мама и папа подарили Ральфу на Рождество. Пока Ральф листал страницы, Джеймс мог видеть примечания и формулы, которые теснились на полях, втиснутые между чертежами от руки и диаграммами. Вдруг Ральф прекратил листать. Держа открытую книгу обеими руками, он медленно поднял ее так, чтобы она оказалась на уровне любопытного слуги с заднего плана картины. Джеймс открыл рот от удивления.
— Это тот же парень! — сказал Зейн, показывая пальцем.
Действительно, справа, на полях одной из последних страниц книги зелий, был старый карандашный эскиз любопытного слуги. Это, несомненно, была та же фигура, вплоть до крючковатого носа и угрюмой, ссутуленной позы. Слуга с картины слегка отпрянул от книги и затем пересек зал настолько быстро, насколько это можно было сделать. Он остановился за одной из колонн, поддерживающей противоположную сторону нарисованного зала. Рыцари за столом не обращали на него никакого внимания. Джеймс внимательно следил за ним, прищурив глаза.
— Я знал, что они похожи, — гордо сказал Ральф. — Он стоял по-другому, когда мы в первый раз проходили мимо, так что я сразу не понял. Только сейчас я вспомнил, когда он встал в точно такую же позу, как нарисовано в книге. Это странно.
— Можно посмотреть? — спросил Джеймс.
Ральф пожал плечами и передал книгу Джеймсу. Джеймс склонился над ней и пролистал к началу. Поля первой сотни страниц были заполнены в основном пометками и заклинаниями, многие части были перечеркнуты и переписаны другими чернилами, как если бы автор пометок улучшил свою работу. К середине книги, однако, рисунки и чертежи начали преобладать над пометками. Они были схематичными, но очень хорошими. Джеймс узнал многие из них. Здесь был набросок женщины с заднего плана картины, изображавшей королевский двор. Несколько страниц спустя он нашел два детальных изображения толстого лысого волшебника с картины, изображающей отравление Перакла. Снова и снова он узнавал наброски героев с картин по всему Хогвартсу, второстепенные персонажи, которые наблюдали за Джеймсом и его друзьями с алчным, нескрываемым интересом.
— Поразительно, — сказал Джеймс тихим благоговейным голосом. — Все эти рисунки с картин по всей школе, видите?
Ральф бегло просмотрел рисунки в книге, а затем снова взглянул на картину. Он пожал плечами.
— Это странно, но не удивительно. Я имею в виду, этот парень, которому принадлежала эта книга, скорее всего, тоже был студентом здесь, верно? Кажется, он был слизеринцем, как и я. Поэтому твой отец и отдал мне эту книгу. Вероятно, он любил искусство. Многим любителям искусства нравится делать наброски с картин. Ничего особенного.
Зейн, наморщив лоб, переводил взгляд с эскиза слуги на его нарисованного двойника с картины, который по-прежнему скрывался за колонной на заднем плане.
— Нет, это не просто наброски, — сказал он, медленно качая головой. — Это оригиналы или настолько похожие рисунки, что невозможно найти отличий. Не спрашивайте, откуда я знаю. Я просто знаю. Тот, кто сделал эти наброски, был настоящим мастером подделок… или это был сам художник.
Ральф задумался на мгновение, а затем покачал головой.
— В этом нет никакого смысла. Эти картины были написаны в разное время, невозможно, чтобы один и тот же парень написал их всех. Кроме того, многие из этих картин старые. Гораздо старше этой книги.
— В этом есть замечательный смысл, — сказал Джеймс, захлопывая книгу зелий и глядя на ее обложку. — Тот, кто нарисовал это, не рисовал картины целиком. Подумайте вот о чем: ни один из этих набросков не является доминирующим ни на одной из картин. Каждый из них нарисован как совершенно незначительный персонаж второго плана. Тот, кто их нарисовал, просто вписал персонажей в уже готовые картины.
Зейн поджал уголок рта и наморщил лоб.
— Зачем кому-то делать подобное? Это похоже на граффити, но никто этого не заметит, кроме парня, который нарисовал их. Какой в этом интерес?
Джеймс напряженно думал. Он кивнул сам себе и снова взглянул на старую книгу у себя в руках.
— Кажется, у меня есть идея, — сказал он, задумчиво сузив глаза. — Мы выясним это точно. Сегодня вечером.
— Прекрати, Ральф! — взмолился шепотом Джеймс. — Ты опять тянешь! Вот она снова задралась. Мои ноги у всех на виду!
— Ничего не могу поделать! — простонал Ральф, нагибаясь так низко, как мог. — Я знаю, ты говорил, что твой отец и его друзья постоянно так делали, но одной из них была девушка, помнишь?
— Да, и она не ела по семь раз на день, наверняка, — заметил Зейн.
Троица медленно передвигалась по темному коридору, скрючившись под мантией-невидимкой. Они встретились у основания лестницы и, за исключением одного напряженного момента, когда Стивен Метцкер, староста Гриффиндора и брат Ноя, миновал их в коридоре, тихо напевая, они никого не встретили. Когда они дошли до статуи одноглазой ведьмы, Джеймс велел им остановиться. Троица неуклюже отманеврировала в угол, и Джеймс раскрыл Карту Мародеров.
— Не понимаю, почему мы должны заниматься этим втроем, — пожаловался Ральф. — Я доверяю вам обоим. Вы могли бы просто рассказать мне все завтра за завтраком.
— Тебе явно понравилась эта идея, когда мы планировали это, Ральфинатор, — прошептал Зейн. — Так что побереги нервы сейчас.
— Это было днем. И я не могу не волноваться, чтоб ты знал.
— Шшш, — зашипел Джеймс.
Зейн склонился над картой.
— Кто-то идет?
Джеймс покачал головой.
— Нет, все тихо. Филч в своем кабинете внизу. Не знаю, спит ли он когда-нибудь, но сейчас, вроде бы, замок чист.
Ральф выпрямился, поднимая мантию-невидимку на фут от пола.
— Тогда почему мы вообще под этой штукой?
— Это традиция, — ответил Джеймс, не отрывая глаз от карты.
— Кроме того, — добавил Зейн, — что прикольного в том, чтобы иметь мантию-невидимку и не слоняться в ней по залам невидимыми?
— Здесь нет никого, кто бы увидел нас, — заметил Ральф.
Джеймс направил их в правый угол перекрестка. Вскоре они подошли к горгулье, охранявшей лестницу, ведущую в кабинет директрисы. Джеймс мог поклясться, что она видит их ноги под мантией, хотя и оставалась совершенно неподвижной. Джеймс надеялся, что пароль не изменился с тех пор, как он сопровождал Невилла в кабинет директрисы несколько месяцев назад.
Он прочистил горло и тихо произнес:
— Э-э… Гала-Уотер?
Горгулья, которая была сравнительно новой, пришедшей на замену поврежденной во время битвы за Хогвартс, слегка сдвинулась с места со скрежещущим звуком, словно открылись двери гробницы.
— Это что-то вроде сочетания зеленого поля, голубого неба и красного узора? — спросила она неуверенно. — Никак не могу запомнить.
Джеймс обратился шепотом к Ральфу и Зейну.
— Зеленое поле? Я не знаю, что это такое! Это просто слово, которое Невилл использовал, чтобы войти!
— Как он ответил на вопрос тогда? — спросил Зейн.
— Она не задавала ему никаких вопросов!
— По-моему, это «шотландка», — прошептал Ральф. — Моя бабушка помешана на ней. Просто скажи «да».
— Ты уверен?
— Конечно, я не уверен! Ну, скажи «нет»! Откуда мне знать?
Джеймс повернулся обратно к горгулье, которая, похоже, пристально разглядывала его ботинки.
— Э, да, конечно.
Горгулья закатила глаза.
— Повезло.
Она выпрямилась и отошла в сторону, открывая проход на винтовую лестницу. Трое мальчиков протиснулись мимо нее и встали на нижние ступеньки, лестница тут же стала медленно подниматься вверх, прихватив их с собой. Коридор перед кабинетом директрисы открылся перед ними, и они вывалились в него, ругаясь и толкаясь под мантией.
— Вот и он, — раздраженно сказал Ральф, сдергивая с себя мантию и тут же испуская сдавленный крик. Джеймс и Зейн скинули мантию и нервно огляделись, ища то, что напугало Ральфа. Призрак Седрика Диггори стоял перед ними с озорной улыбкой.
— Тебе действительно не стоит так делать, — сказал Ральф, переводя дыхание.
— Простите, — сказал Седрик голосом, будто шедшим издалека. — Меня попросили быть здесь.
— Кто попросил тебя? — спросил Джеймс, стараясь скрыть раздражение в голосе. Волоски у него на шее все еще стояли дыбом. — Откуда кто-то мог знать, что мы собираемся сюда сегодня?
Седрик просто улыбнулся, а потом ткнул пальцем в сторону тяжелой двери, ведущей в кабинет директрисы. Она была заперта.
— Как вы собираетесь пройти через нее?
Джеймс почувствовал, что его щеки запылали от смущения.
— Я забыл про это, — признался он. — Она закрыта, да?
Седрик кивнул.
— Не волнуйтесь об этом. Думаю, вот почему я здесь.
Призрак повернулся и легко прошел сквозь дверь. Спустя мгновение мальчики услышали звуки отпираемого замка. Дверь бесшумно распахнулась, и Седрик улыбнулся, приглашая их. Джеймс вошел первым. Зейн и Ральф удивились, когда он сразу отвернулся от массивного директорского стола. В комнате царил абсолютный мрак, за исключением красноватого света, исходящего от углей из камина. Джеймс зажег свою палочку и поднял ее повыше.
— Уберите эту штуку от моего лица, Поттер, — произнес тихий голос, растягивая слова. — Вы разбудите остальных, а я подозреваю, это должен быть приватный разговор.
Джеймс опустил свою палочку и оглянулся на остальные портреты. Все их обитатели спали в различных позах, тихонько похрапывая.
— Да, вы правы, — согласился Джеймс. — Извините.
— Как я погляжу, вы все-таки пришли к верному заключению, — сказал портрет Северуса Снейпа, взгляд его проницательных черных глаз остановился на Джеймсе. — Теперь расскажите мне, что, как вы считаете, вам известно.
— На самом деле, нельзя сказать, что мы «пришли» к нему, — признался Джеймс, поглядывая на Ральфа. — Он обнаружил это. У него есть та книга.
Снейп закатил глаза.
— Эта проклятая книга принесла больше проблем, чем она заслуживала. Нужно было уничтожить ее, пока я еще мог. Продолжай.
Джеймс глубоко вдохнул.
— Ну, я догадывался, что что-то происходит, когда заметил, как все эти персонажи с картин следят за нами. Я также заметил, что все они выглядят немного похожими, хотя и совершенно разные. Не думаю, что связал бы все воедино, если бы Ральф не показал мне рисунки в книге зелий. Я знал, что книга принадлежала слизеринцу, которого мой отец уважал, так что я сразу подумал про вас, и все сошлось. Вы нарисовали всех этих людей на картинах по всей школе, и каждый из них является вашим портретом, но измененным. Вот как вы следили за нами. Вы размножили себя через картины. И поскольку вы их художник, никто другой не может уничтожить портреты. Это ваш способ убедиться, что вы всегда сможете следить за всем, даже после смерти.
Снейп хмуро изучал Джеймса. Наконец, он слегка кивнул.
— Да, Поттер, совершенно верно. Мало кто знает об этом, но у меня была природная склонность к подобному. Будучи экспертом зельеварения, смешать необходимые волшебные краски было несложно. Потребовалось совсем немного времени, чтобы отточить мои навыки в достаточной мере для того, чтобы изменить картины, но, как и любое другое искусство, живопись, в основном, дело практики и обучения. Я согласен с вами в том, что вы никогда не смогли бы свести все воедино, если бы не мое собственное слепое высокомерие, позволившее этой книге продолжить свое существование. Может, я и гений, но гордость стала причиной падения больших гениев, чем я сам. Тем не менее, это было очень успешной задумкой. Я мог вполне свободно наблюдать за вами и остальными во время учебного года. А теперь скажите мне: зачем вы пришли ко мне сейчас? Позлорадствовать по поводу вашей удачи?
— Нет, — решительно сказал Джеймс и умолк. Он не хотел говорить то, что собирался сказать. Он боялся, что Снейп посмеется над ним или хуже того, откажет в просьбе. — Мы пришли… мы пришли просить вас о помощи.
Выражение лица Снейпа не изменилось. Он серьезно изучал Джеймса в течение долгого мгновения.
— Вы пришли просить о помощи, — сказал он, словно желая убедиться, что правильно расслышал Джеймса. Джеймс кивнул. Снейп слегка прищурил глаза. — Джеймс Поттер, я никогда не предполагал, что скажу подобное, но вы, наконец, сумели произвести на меня впечатление. Величайшей слабостью вашего отца было то, что он отказывался обращаться за помощью к тем, кто знал больше и лучше него. Ему всегда требовалась их помощь в конце, но обычно после огромного, а иногда и непоправимого ущерба. Вы, похоже, избавились от этой слабости, хоть и неохотно. Если бы вы пришли к осознанию этого пару недель назад, мы бы могли не полагаться на чистую удачу и хорошей расклад, чтобы спасти вас от участи худшей, чем смерть.
