Пристально посмотрев на стоявших перед ним людей, Гипарлих произнес — медленно и задумчиво:
— Кажется, я все-таки не убедил вас... Оратор из меня, конечно, никудышный. Лучше показать... Приготовьтесь. Сейчас я впущу вас в свою память. То, что вы увидите, происходило сразу после рождения этой Вселенной. Я был тогда моложе и... примитивнее. Вы должны понять...
Это было похоже на ошеломляющей силы удар, смявший сознание и повергший людей в состояние, близкое к шоковому. На них обрушилась бездна концентрированной информации, ощущений и мыслей, воспринять которые во всем объеме звездолетчики не имели ни малейшей возможности. К тому же, из-за того, что рамиры обладали непривычными для человека сигнальными системами, большая часть гипарлиховых воспоминаний оказалась совершенно непостижимой для землян.
С немалым трудом Ярослав сумел разобраться, что в ту пору их деликатный и любезный собеседник терзался неразделенной любовью к потрясающе красивой бадмарке (она была исключительной красавицей и по земным меркам — если бы можно было полностью доверять тому мысленному портрету, несомненно, идеализированному, который сохранила память Гипарлиха), однако безнадежность этой безответной страсти частично скрашивалась сильным и взаимным платоническим чувством к другой женщине, принадлежавшей иной расе, так что между ними не могло быть близости физической, однако существовала теснейшая близость духовная. Потом они, впрочем, соединились, меняя поочередно тела: то Гипарлих превращался в зубатого кита с двумя парами хватательных плавников, то его возлюбленная принимала облик гуманоида, и у них даже были дети обеих рас, но это произошло гораздо позже. А тогда, много миллиардолетий назад, они оба были охвачены вдобавок еще одним бурным и непросто протекавшим романом, который вспыхнул совершенно неожиданно между интегрированным сознанием того "дома", где проживали и Гипарлих, и две любимые им женщины, и — над-личностью другого интегра.
Кроме интимных подробностей, в памяти рамира то и дело возникала потрясающая картина рождения новой Вселенной, которую он наблюдал при посредстве органов восприятия своего интегра, находясь при этом в режиме дьявольски замедленного времени, благодаря каковому обстоятельству весь длительный процесс распада огненного шара на бесчисленные сгустки разлетавшейся с субсветовой скоростью плазмы и формирования из них звезд, галактик, также галактических скоплений и сверхскоплений занимал сравнительно непродолжительный фрагмент в этом калейдоскопическом нагромождении событий. Попутно Гипарлих без конца сравнивал происходящее с прекрасно сохранившимися воспоминаниями о предыдущем Большом Взрыве, когда он, Гипарлих, был еще простым смертным существом, и те же самые события представлялись ему невероятно затянутыми, утомительно статичными и медлительными.
Еще Астанин сумел почувствовать и прочувствовать, что в те времена все общество гигантской сверхцивилизации — все эти миллионы шаровых скоплений, раскиданных по галактикам и Метагалактикам нескольких субвселенных, одним словом, все рамиры — были взбудоражены неким произведением искусства — весьма спорным и не совсем понятным, однако почему-то очень притягательным. Командир "Колмогорова" так и не смог понять, к какому же жанру относилось это произведение — были там и музыка, и литературная часть, и многомерные изображения и еще какие-то элементы, недоступные для человеческого восприятия, однако все разнородные компоненты были переплетены и притерты друг к другу настолько мастерски, что взятые вместе производили сногсшибательный эффект, вызвавший затяжные, не утихшие до сих пор споры. Сам Гипарлих, насколько смог разобраться в его ощущениях Ярослав, полагал это творение непревзойденным шедевром всех времен и вселенных.
Астанин успел также сопережить блаженство Гипарлиха, решившего какую-то совершенно абстрактную — разумеется, с точки зрения простого землянина — проблему, имевшую для той цивилизации невообразимое по своей прикладной ценности значение, и очень сжатые впечатления от путешествия по Вселенной, когда великан-интегр, носился по лабиринтам многомерных миров в поисках неведомо чего, весьма важного не лично для него, но для нескольких отдаленных субвселенных.
А потом, потрясая мозг, раздался полный раскаяния шепот рамира: "Простите, если можете! Все это слишком сложно для вас. Слишком сложно!"
Они — один за другим — очнулись в кабине десантного гравилета, стоявшего на солидной дистанции от интегра. Поскольку никто не помнил обратной дороги, оставалось предположить, что заботливый Гипарлих телепортировал троих звездолетчиков в более привычное для них место.
Приходя постепенно в себя, Астанин — едва вернулась способность управлять руками — пощелкал тумблерами. Оборудование было в полном порядке. Он посмотрел по сторонам и убедился, что его спутники, хотя и пребывают все еще в некоторой прострации, но уже способны трезво воспринимать события в окружающей их действительности.
— Страшно,— тихо выдавил из себя Гравади.— Какая пропасть лежит между нами! Этот разрыв кажется совершенно непреодолимым...
— Не отчаивайся,— Ярослав счел своим долгом успокоить друга.— По-моему, те образы, которые он нам успел показать, прежде чем мы свалились в обморок, или что это было... Так вот, эти картинки должны внушать нам только оптимизм. Не сомневаюсь, что скоро и мы станем такими же, и эта перспектива лично меня только прельщает, ибо мне подобное будущее очень понравилось. Наверное, именно о такой жизни я мечтаю всю жизнь — простите за каламбур.
— Ты действительно веришь, что мы сможем постигнуть их знания и образ жизни, или просто утешаешь? — осторожно осведомился непривычно задумчивый Степан.
Астанин вздохнул и развел руками, насколько позволяло ограниченное пространство кабины.
— Как можно быть уверенным в чем-либо, да еще в таких делах? Но интуиция подсказывает, что все произойдет именно так, как предсказывал Гипарлих: люди быстро догонят рамиров, и дальше мы пойдем уже вместе.
— Веский довод,— согласился повеселевший Вартанян.— Правду говорят, что твоя интуиция никогда тебя не подводила?
— Случалось, что подводила,— признал Ярослав, включая двигатели,— но очень редко. Так что...
Десантный аппарат поднялся в космос и направился к звездолету, который ожидал их, раскрыв ворота шлюз-ангара.
— А вы обратили внимание, как он вспоминал о своей любви к той подводной особе? — неожиданно спросил Вартанян.— Как мне это знакомо!
И он мечтательно заулыбался каким-то своим невысказанным мыслям.
— Я обратил внимание на другое,— сказал Роджер.— Гипарлих очень странно разделял Галактику и шаровые скопления. Как будто, с их точки зрения, вторые не имеют к первой ни малейшего отношения.
— Философы...— проворчал Астанин.
Ему пришлось сделать паузу, так как в этот момент автопилот проводил машину сквозь шлюзы "Колмогорова". Когда операция причаливания была завершена, командир продолжил:
— Мы узнали так много, что будем говорить об этом до конца своих дней. Даже если наша жизнь станет бесконечной.
Ярослав встал, и, хлопнув на прощание ладонью по пульту, направился к выходу. Хоть он и понимал, что лишняя минута не имеет сейчас особого значения, но слишком уж сгорал он от нетерпения: немедленно увести корабль на Сказку, чтобы затем как можно скорее вернуться сюда, в Улитку, в сопровождении соседей по космосу. Вернуться за обещанными сокровищами знаний.
Но было еще одно дело, с которым следовало покончить прежде, чем звездолету будет дан старт. Ярослав вошел в рубку и включил аппаратуру связи. Покидая шаровое скопление, следовало попрощаться с его гостеприимными обитателями, которых люди успели проникнуться искренней симпатией.
8. Галактика Серпенс. 2244 год.
Сорвавшись из-под ноги, булыжник загрохотал по склону провала, предательски укрытого вьющейся флорой.
— Осторожнее надо,— обеспокоенно заметил Бахрам.— Как бы не сыграть в такую яму. Глубоко.
— Подумаешь,— буркнул Ярослав.— Даже неплохо, что глубоко. Успеем включить антиграв.
Они отправились дальше, не без труда отыскивая проходимую дорогу. Дождь, похоже, не собирался прекращаться, и хотя рубчатые подошвы из полиферроасгартина почти не скользили даже в грунтовой жиже, неприятностей все равно хватало: струящаяся по гермошлемам вода сильно ограничивала видимость. Охранявшие людей роботы-кентавры шлепали колесами впереди и регулярно вязли в непролазной грязи.
— Сколько лет мы с тобой не ходили вот так, вдвоем? — неожиданно ударился в воспоминания первый пилот.— Двадцать? Двадцать пять?
— Около того,— не замедляя шага, ответил Астанин.— Наверное, с тех пор, как приняли "Радикал".— Он шевельнул плечами, пристраивая поудобнее тяжелый рюкзак.— Потом уже солидность не позволяла.
— Очень жаль. Только сейчас я начал понимать, сколько мелких радостей жизни потерял... Слушай, тебе не хочется поднять забрало и вдохнуть здешние ароматы?
Смущенно захихикав, Ярослав сознался, что сделал это, едва скрылась из виду ракета. Атмосфера планеты оказалась более чем пригодной для дыхания, а вредные микробы водились в столь мизерном количестве, что подобное отступление от инструкций не сулило особых неприятностей.
— Какое коварство! — воскликнул Бахрам в притворном возмущении, поднял прозрачный щиток и набрал в легкие воздух иной галактики.— Действительно здорово.
Метров через двести пришлось задержаться — локаторы показали, что путь преграждает очередная волчья яма.
— Аборигены просто безобразничают,— буркнул командир и добавил: — Деловые, видно, ребята, перекрыли ловушками все дороги.
Пока они стояли на месте, выползший из зарослей гибкий стебель попытался обвиться вокруг ноги Омарова. Тот, не глядя, отсек топориком присосавшуюся к оболочке скафандра часть растения. Из обрубка засочилась зеленоватая гадость. Ярослав машинально заснял эпизод на видео.
— Для чего тебе? — полюбопытствовал Омаров.— Детки твои достаточно взрослые, новые серии "В дебрях Галактики" им больше ни к чему.
— А внуки? Ну, то-то. Пошли.
На третьем километре Астанин грустно признался сам себе, что слишком стар для таких марш-бросков. Усталость наводила на мысли о преимуществах современного скоростного транспорта перед допотопным пешим способом передвижения. Он усмехнулся — винить некого, ибо сам же распорядился не использовать для вылазок танки и гравилеты. Издаваемые моторами звуки могли распугать местных жителей.
Чуть дальше рельеф стал более гладким. Окружив себя полями пониженного тяготения, звездолетчики понеслись стометровыми прыжками и быстро достигли места своего назначения. Они стояли на пригорке, который облюбовали еще на планетолете после тщательного изучения множества снимков. Это было идеальное место для наблюдения за расположенным в долине квадратом зеленых насаждений, так беспардонно спутавшим радужные планы пришельцев с Земли.
Нацелив на объект замаскированные телеобъективы, друзья улеглись в расслабленных позах на обратном скате высотки. Время от времени то один, то другой заглядывал в окуляры перископов, однако, ничего заслуживающего внимания на участке или возле него не появлялось.
— Может быть, они выходят ночью? — предположил Бахрам.
— Откуда выходят?
Они посмеялись. От нечего делать Ярослав принялся изучать окрестности при помощи электронного бинокля. Когда в поле зрения прибора оказался кустарник с симпатичными цветочками, растущий примерно в половине километра от засады, командир неожиданно заинтересовался, прибавил увеличение, а затем опустил забрало и сказал:
— Ну-ка прикрой, я сбегаю посмотреть.
Удивленный Омаров без лишних расспросов направил в указанную сторону керамический ствол лучемета.
Добравшись короткими перебежками до зарослей, Астанин долго ходил вокруг, разглядывая что-то со всех сторон. Прошло немало минут, прежде чем в наушниках омаровского шлема раздался голос Ярослава:
— Иди сюда.
Вблизи кусты выглядели неаппетитно. На ветках висели, оплетенные тонкими колючими побегами, мумифицированные — иного слова тут не подберешь — останки каких-то небольших животных. Бахрам подумал вслух, что примерно таким же образом некоторые земные грызуны запасают провизию на зиму: развешивают вокруг своего дупла или норки сушеные грибы, ягоды и всякое такое.
— Какая зима? — возмутился Астанин.— В этом полушарии только-только началась весна.
Как будто специально для того, чтобы подтолкнуть их к каким-то действиям, стебли, удерживающие одного зверька, развернулись, и крохотная тушка шлепнулась на мокрую траву. Ярослав нагнулся, намереваясь рассмотреть трупик поближе, но при этом его голова прошла в непосредственной близости от ветвей куста, которые мгновенно развили бурную активность. Множество извивающихся, как лианы, побегов обрушились на звездолетчика, захлестнув скафандр импровизированной сетью. Астанин попытался вырваться, но не смог — кусты держали крепко.
Бахрам очертил вокруг друга прямоугольник, использовав вместо карандаша включенный бластер. Срезанные лучом обгорелые стебли свисали со шлема, сделав Ярослава похожим на Ктулху.
Не без усилий отодрав одну ветку от своего наплечника, а другую — от сапога первого пилота (хотя прошло больше часа, перерубленный стебель не ослабил захвата), Ярослав сравнил оба обрывка.
— Похожи,— признал Бахрам.— Присоски почти одинаковые. Только листики разной формы.
"Растение-вампир, или что-то другое?" — подумал Астанин, однако для уверенного ответа катастрофически не доставало информации.
Счистив с тетрабазилена остатки коварного кустарника, друзья вернулись на свой наблюдательный пункт. В районе предполагаемого "огорода" за время их отсутствия изменений не произошло. Только дождь хлестал с еще большим ожесточением.
— Не зря ли мы ввязались в это дело? — вяло спросил Омаров.— Через год-другой прилетит специальная экспедиция — пусть они ломают голову. Мы-то свою задачу выполнили.
— Если ничего не добьемся — придется так и сделать,— откликнулся Ярослав.— Только, понимаешь, очень обидно уходить, не разобравшись.
— Кто спорит...
Собственно говоря, исследование планетных систем ближайшей к Млечному Пути карликовой галактики не входило в программу их рейда. От экипажа "Колмогорова" требовалось достичь расположенного в созвездии Змеи сгустка из ста с небольшим тысяч звезд, установить турникет, который замкнет гиперпространственный тоннель, и с победой возвращаться восвояси. Предполагалось, что не имеющая правильной формы галактика, составленная из сравнительно молодых звезд, не успела породить развитые формы жизни. Поначалу казалось, что так оно и есть, ибо почти все миры с кислородной атмосферой, попавшие в сферу досягаемости бортовых приборов, напоминали Землю миллиардолетней давности: жаркий климат, пропитанный влагой воздух и лишь на худой конец — примитивные водоросли в океанах, если таковые появились.
И вдруг — планета, покрытая самой настоящей саванной. Открытие Флорианы (так назвали этот спутник желтого субкарлика) на первых порах даже обрадовало звездолетчиков: прекрасный курорт для экипажа, запертого в корабельных отсеках почти на три месяца. Но потом — словно гром среди ясного неба. В различных точках каждого из семи континентов планеты были обнаружены небольшие квадратные участки, на которых произрастали чередующимися полосками диковинные кусты, цветочки, небольшие плодовые деревья, папоротники или другие растения с огромными листьями и тяжелыми клубнями. Геометрическая правильность этих насаждений не оставляла сомнений в их искусственном происхождении.
