И почему меня опять не удивил острый и очень заинтересованный взгляд Айки?!...
Много позже, когда все официальные и неофициальные мероприятия завершились, я вышел на террасу, окружавшую отель на уровне четвертого этажа, подышать прохладным ночным воздухом. Спешить мне было некуда. Обратный борт в Чинерту вылетал только завтра утром. К тому же, я надеялся, что не долго останусь в одиночестве.
— Скучаете, Константин? — возле меня наконец появилась Айка.
Я давно ощущал ее присутствие, колебания и робость в ее эмоциях, но повернул голову только тогда, когда она решилась выйти наружу из коридора отеля.
— Нет, почему же? — ответил я.
На ней было надето платье с открытыми плечами, поэтому я снял с себя пиджак и набросил на нее.
— Сегодня чудесная ночь, — отметила Айка, становясь вплотную ко мне.
Я молча приобнял ее за талию. Ночь, вернее, еще поздний вечер, действительно была прекрасной. Перед нами простиралась широкая панорама стройки, не прекращавшейся ни днем, ни ночью. А если сделать пару шагов в сторону и заглянуть за угол, можно было увидеть темную гладь залива, покрытую блестящим звездным куполом.
Кажется, Айка ждала от меня первого шага. И я решился.
— Эта ночь непростая, — произнес я, прижимая ее к себе чуть крепче. — Ночь тайн, загадок и... возможно, разгадок, да? Может, попробуем приоткрыть карты?
— Попробуем...
Слегка отстранившись, она испытывающе взглянула на меня. И вдруг ее аура развернулась мощным потоком силы. Ее невидимые руки легко и осторожно коснулись моей головы, прошлись сверху вниз по лицу, словно ощупывая его тонкими чуткими пальцами музыканта или слепца, а затем втянулись обратно. Мгновение — и ничто не напоминало о том, что рядом со мной стояла сильная и наверняка очень опытная менталистка.
Я молчал, чувствуя, что надо уступить ей право сделать следующий ход.
— У вас продается славянский шкаф? — вдруг спросила Айка по-русски с легким акцентом.
— Э-э-э... Шкаф продан, — я был настолько ошарашен, что даже не успел обратиться к своей абсолютной памяти. — Но могу предложить тумбочку и... э-э-э... кровать с никелированными шарами.
— Почти правильно, -улыбнулась Айка. Обхватив меня руками за шею, она притянула меня к себе, и наши губы соприкоснулись, пока легко и осторожно. — Ну, здравствуй, современник!
Глава XXXVIII. Дело героя — подвиг
— Пошла прочь, дура неуклюжая! Чтоб я тебя больше здесь не видела!
Драйден Эргемар лишь печально вздохнул. Даже императрица Барганда и его самая лучшая в мире жена иногда может сорваться как самая обычная беременная женщина, дико уставшая после того как ей весь день пришлось выполнять официальные обязанности.
Конечно, допустившая небольшую промашку молоденькая камеристка не заслужила такого эмоционального разноса. Наутро Териа успокоится и сама извинится перед ней. Но сейчас буря еще продолжалась, и Эргемару нужно было приложить максимум усилий, чтобы успокоить Терию и проследить, чтобы ее дурное настроение как можно меньше выливалось на окружающих.
О девушке, выбежавшей из императорского номера-люкс в слезах, Эргемар уже и не думал. Проревется, успокоится и сама все поймет. Териа зла никогда не затаивает, да и на нее саму долго злиться категорически невозможно.
Однако злость и обида от несправедливого наказания моментально не проходят. Особенно, когда жизненного опыта с гулькин нос, а эмоции гуляют то вверх, то вниз, как им вздумается. Выскочив в раздрае чувств за охраняемый периметр, служанка на свою беду нарвалась на хищную охотницу, которая давно уже кружила по лестницам и коридорам отеля в поисках жертвы и таки ее дождалась!
— Что с вами, милочка?! На вас прямо лица нет!
Молодая женщина в бело-черных одеждах, которые наверняка означали принадлежность к такому же обслуживающему персоналу, участливо подхватила под руку хлюпающую носиком служанку и, охая и сочувственно причитая, повела ее в небольшой закуток, где можно было без помех пожаловаться на несчастную судьбинушку.
Внезапная утешительница показалась девушке смутно знакомой, хотя она так и не смогла вспомнить, где и когда могла с ней встречаться. Но это только способствовало росту взаимного доверия. Настолько, что камеристка, нарушив служебную инструкцию, нажаловалась участливой собеседнице, как ее жестоко и несправедливо только что обидела госпожа. Впрочем, никаких имен она все-таки не назвала.
— Нет, ты права, это и в самом деле нельзя просто так спускать! — камеристка не помнила, когда она решила "не оставлять так" это дело, но ее собеседница была так сочувственно настроена и так настойчива, что она не посмела возражать. — Я могу дать тебе один совершенно безобидный препарат. Но если его добавить в питье, он сработает как слабительное. И никто ни о чем не догадается! Правда, хорошая будет шутка?!
— Нет-нет, это невозможно!
Всерьез испугавшаяся камеристка хотела сказать, что такие шутки категорически запрещены правилами внутренней безопасности, а она никогда их не нарушит, но испытанные ранее сильные негативные эмоции пробили брешь в ее природной защите. Под внезапно жестким и повелительным взглядом мимолетной подруги она покорно взяла крошечный прозрачный пакетик с одиноко лежащей в нем белой крупинкой, который можно было легко спрятать просто между пальцами.
Под воздействием извне она забыла и о приказе, и о той, кто его отдал, но мысль о том, что слабительную крупинку непременно необходимо незаметно опустить в чашку с целебным отваром, который обычно ставился на ночь на столик у изголовья постели императрицы, осталась и теперь крутилась в ее мозгу словно шарик внутри барабана. Она должна сделать это, иначе ей вовек не обрести покой!
Выполнив задуманное, она, наконец, легла спать, выбросив все из головы. А Тизелия Синджен, в этот самый момент медленно спускавшаяся по лестнице на подгибающихся ногах, перебирая под руками перила, словно в полубреду бормотала про себя:
— О, Единый, как же я сегодня выложилась! Но пусть хотя бы сработает этот шанс, ведь у меня нет третьей дозы!
* * *
Да, такую информацию, наверное, надо принимать как яд — самыми маленькими дозами! А Айка вылила на меня все целиком. Точнее, не совсем Айка...
— Как тебя по-настоящему зовут?
— Анна. Так что можешь называть Анкой. Будет и похоже, и для меня привычно.
— Что, в детстве называли Анкой-пулеметчицей?
— Да нет, не в детстве... Когда "Чапаева" сняли, я уже из детского возраста вышла... Видишь ли, я родилась в 1915 году... Я сильно тебя шокировала, Костя?
— Немного да...
Хотя на самом деле — пока нет. Красивая молодая женщина, которой не дашь больше тридцати, оказалась ровесницей моей бабушки!... Такое просто не воспринималось сознанием.
— Так тебя перенесли из своего времени в это? Как меня?
— Нет, Костя, — Айка или уже, наверно, Анка покачала головой с немного грустной улыбкой. — У меня за плечами действительно триста прожитых лет и даже больше — потом объясню, почему. Я прожила несколько жизней, включая ту, самую первую.
— И кем ты в ней была?
— Врачом. Мой отец был мастером на заводе, погиб в Гражданскую. Мама вышла замуж еще раз за работника Наркомздрава. У меня был героический отчим. Полжизни провел в командировках и экспедициях. Открывал больницы, фельдшерские пункты, боролся с малярией... В общем, как выросла, пошла по его стопам. Закончила медицинский, начала специализироваться как эпидемиолог, тогда это было актуально. Тут война. Пришлось переучиваться в хирурги. И как-то пошло. Потом попала в Медицинскую академию имени Сеченова в Москве. Лечила, преподавала, консультировала, растила детей, потом внуков... В общем, хорошо жила, насыщенно, — на лице Анки появился румянец, глаза задорно блеснули. — Вот так и довертелась до девяноста. А потом организм сказал "Стоп!". И я почувствовала, что стала сдавать.
— То есть, это было уже в двухтысячных? — зачем-то уточнил я.
— Да, Девяностые я проскочила, почти не заметив. Некогда было. То консультации, то лекции, то сложные пациенты, так что не скучала и не бездействовала. А году в 2006-м вдруг затосковала. Одинокая старая женщина в большой московской квартире. Мужа похоронила еще в 86-том, даже детей пережила. Внуков раскидало по всей нашей необъятной... Один служит в Североморске, второй — на АЭС за Уралом, третий в Бресте проектирует газовые плиты. Внучку с ее мужем забросило в Севастополь... Конечно, все они не забывали меня, племянница постоянно навещала, но... понятно стало, что зажилась я на белом свете. И тут появились они — предложили мне новую жизнь и новую работенку...
— Кто — они?! Космические боги?!
— Так называют их кээн? Да, похоже.
— Они объяснили, почему обратились именно к тебе? — с замиранием сердца спросил я.
— Объяснили. Им нужны были люди, обладающие определенным потенциалом, которые жили правильно и поступали верно. Понимаешь, что я имею в виду?
— Понимаю, — мне действительно было понятно.
— Но самое главное — надо иметь вечно молодую душу.
— Это редкость?
— Большая, — вздохнула Анка. — Долгая жизнь — не только благословение, но и тяжесть. Груз прожитых лет — он, порой, сильно давит. Я видела многих людей, которые старели не только телом, но и душой. Уставали от жизни, теряли к ней интерес. Лишь очень немногие могут... надолго сохранять живую душу, умеющую радоваться новому, увлекаться, чувствовать, сострадать, любить... Я рада, что оказалась одной из таких.
— Где же ты прожила все эти годы?
— На Земле и в других мирах, вернее, реальностях. Время там течет по-разному, так что я даже не могу сказать, сколько мне биологических лет. Но разве это имеет значение?! Мне всегда столько лет, на сколько я выгляжу. Посмотри, разве я не хороша?!
— Очень хороша! — совершенно искренне сказал я, откровенно любуясь ею.
Ну, не воспринималась она старой, что бы ни говорила! Даже аура у нее была немного нестабильная, яркая, наполненная эмоциями. Такие я видел и у других молодых женщин, особенно, любящих и любимых. Сейчас это было для меня важнее всего.
— Чем ты там занималась? — спросил я с неподдельным интересом.
— Извини, подробно не могу сказать. Блоки, — Анка коснулась рукой головы. — В основном, просто жила. Наблюдала, старалась понять, вживалась. Поступала так, как считала нужным и правильным. Вообще, у меня сейчас что-то вроде испытательного срока.
— Испытательного в чем?!
— Они дают очень большое могущество, — красивое лицо Анки словно отвердело, а взгляд слегка расфокусировался. — Практически я — словно люденка по Стругацким. Могу воздействовать на людей, животных и приборы. Играться с пространством и временем, правда, ограниченно. Бесконечная молодость и здоровье. Возможно, даже бессмертие...
— Ты уже умирала?!
— Погибла. В одном месте в одно поганое время накрыло артой. Потом очнулась... в другом мире.
— Сильно! — меня хватило только на то, чтобы потрясенно покачать головой.
— Кому много дадено, с того много и спрошено. Людены у Стругацких фактически перестали быть людьми. Но для меня и таких как я это совершенно недопустимо. Мы не должны сломаться под тяжестью прожитых лет, не забронзоветь в своем всемогуществе, не покрыться панцирем равнодушия. Сколько бы ты не прожила и не увидела, надо сохранить живую душу, силу эмоций и яркость чувств. И поверь, мне есть, к чему стремиться. Если вжиться в какой-то мир, полюбить его, сродниться с ним, можно стать для него хранителем, направлять его по пути...
Анка вдруг замолчала. Возможно, сработал блок.
— Это мне как раз понятно, — кивнул я, ощутив ее смущение. — Мне давно казалось, что здешнюю Землю кто-то придумал. Уж больно разумно она устроена... Ты давно работаешь на Филлине?
— Лет тридцать. И это совсем небольшой срок. Пока больше скольжу по поверхности. Наблюдаю, изучаю, меняю маски.
— А не приходилось ли тебе попадать в передрягу в вилкандских горах лет двадцать с небольшим назад?
— Приходилось, — Анка смущенно улыбнулась. — Это был эпический провал. Тебе рассказал Ринан Ауто?
— Да. Он тебя не раскрыл случайно?
— Нет. Только поразился сходству. К тому же, сейчас он одинок. Пусть у него будет другое увлечение.
— А что ты можешь сказать обо мне, Анка? — медленно спросил я. — Кто я?! Зачем я здесь? Ты когда-нибудь встречалась с подобными мне?
— Нет, — покачав головой, ответила она на мой последний вопрос. — Вначале я вообще приняла тебя за коллегу-наблюдателя.
— Когда ты это заподозрила?
— Почти сразу. Когда ты на подвале пел песни. Мне тогда впервые подумалось, что твой родной век — двадцатый. А вот потом, когда мы с тобой наконец познакомились, начались непонятки.
— Вел себя неестественно? — усмехнулся я.
— Очень. А больше всего ты меня запутал во время того концерта. Особенно последней песней. Той, что как ты сказал, немного про тебя.
— Это там, где "мы любим, живем и верим в последний и первый раз"? — напел я мелодию.
— Точно. Ведь это совершенно противоречит нашему опыту! Тогда я подумала, что, ты, наверное, просто попаданец. Точнее, не совсем просто. Но окончательно убедилась только сегодня.
— Таки не просто попаданец? — я вздохнул. — Но тогда для чего я здесь?! Ответь, пожалуйста! Или не можешь сказать?
— Извини. Я сама слишком мало об этом знаю, — Анка виновато развела руками.
— Значит, не можешь... Один человек назвал меня и таких, как я, катализаторами. Мы приходим со стороны, что-то меняем своими действиями или подталкиваем события в нужном направлении. А выполнив миссию, уходим из этого мира... или остаемся в нем навсегда.
— Да, ты прав, Костя, — произнесла Анка после непродолжительной паузы, словно посоветовавшись с неким внутренним голосом. — Тебя, очевидно, призвал хранитель этого мира. Ты действительно должен здесь что-то совершить. У тебя есть для этого нужные качества, и тебя снабдили инструментами для выполнения этой задачи.
Хм. Уж ни Мартин ли этот хранитель?! Он-то как раз снабдил меня очень интересным набором инструментов. И при этом никогда не задавал вопросов. Только вряд ли он в чем-то признается.
— Но в чем именно заключается твоя миссия, никто не знает. А меньше всего — ты сам.
— Это мне как раз понятно, — хмыкнул я. — Прямо как у Конюшевского. Там главный герой переиграл Великую Отечественную, совершал подвиги, изменял историю. А оказалось, что его главная задача заключалась в том, чтобы уже в глубокой старости спасти пацана, который потом стал конструктором межзвездных космических кораблей.
— Не читала, — качнула головой Анка. — Но ты правильно понял. Вокруг тебя будут постоянно происходить важные события. Ты будешь попадать в ситуации, когда твои действия могут изменить что-то важное. Главное, чтобы ты не боялся действовать и принимать решения. Но, как я понимаю, ответственность тебя не пугает.
— Не пугает, — подтвердил я. — Пожалуй, я уже привык, что обстоятельства меня постоянно к чему-то вынуждают. Значит, придется привыкнуть и к тому, что покой мне будет только сниться. Раз я уж герой — в каждой бочке затычка, — значит, мое дело — совершать подвиги.
