Поймешь, ты же не дурак.
Я перестал грести, когда услышал такое. Даже оглянулся на всякий случай — кто это у нас умный подал голос. Никого, кроме не таких уж далеких камней, я не обнаружил, но обдумывание глобальных проблем решил прекратить. На всякий случай, и во избежание. Вот только фиг ты отключишь мозги, даже если очень хочется. Их можно занять чем-нибудь другим, но полностью отрубить не удается даже смерти. Ведь умудряется Тиама читать память рассыпавшихся в прах покойников...
В этом нет ничего сложного. Это и ты сможешь.
— А я не хочу! На хрена оно мне надо?.. — сначала ответил, а уже потом опустил весла и опять оглянулся.
Если у меня и завелся собеседник, то невидимый и неощутимый, как у тех, кто совсем не дружит с головой.
Ну, если у них была такая же мамашка, как у меня, то ничего удивительного. Я-то считал своих родителей нормальными, не без причуд, конечно, но все-таки, а оказалось... Про отца я ничего говорить не буду — кого не знаю, того не знаю, а вот кого знаю, тот и не отец мне вовсе получается. Хоть и не глупый, вроде, мужик, если такой фирмой заправлял, а с отцовством вот лоханулся. Ведь проверяется же все элементарно! Или так хотелось жениться на моей мнимой мамашке, что без разницы было, какого ребенка ему втюхивают. Не младенец, спать не мешает — ну и ладно. Это в двадцать лет пацану подавай сына, обязательно своего собственного, да еще чтоб на папашку похожим получился. А когда мужику за сорок, то отношение к детям у него меняется: не негр — и ладно, не больной — уже хорошо, не дурак — вообще замечательно!
Вот только насчет "не дурак" я начинаю сомневаться. С одной стороны, конечно, приятно, что моя мамашка не такая стерва, как я думал. Но с другой стороны... в этой жизни бывает полезно выжать любую ситуацию до последней капли или переступить через труп, не поливая его соплями и слезами. А ведь некоторым и по трупам приходилось ходить. Или узнать нежданно-негаданно, что его мамаша обладала способностью не замечать очевидное или хлопать ушами там, где надо было клацать зубами. Чтобы не сообразить, что находишься в другом мире, а рядом с тобой совсем даже не люди — тут нужна тормознутость последней степени. Или талант не замечать очевидное. Такие, блин, талантливые и сами долго не живут и другим возле них нормальной жизни нет.
Мозг всех краткоживущих так устроен.
— Это как же?
Не замечать необычное, подменяя его привычным и понятным.
— Правда что ли? А на фига?
Чтобы сохранить целостность рассудка. Он у вас очень хрупкий.
— У нас — это у кого?
У краткоживущих.
— А ты у нас, значится, и живешь не кратко и мозги у тебя круче крутых яиц!
Если принимать на доступном тебе уровне, то — да.
— На "доступном", значится? И кто же это у нас такой умный? Может, познакомимся? Выйди, покажись! — Я давно уже перестал грести и сидел, повернувшись лицом к острову. Течение тихо несло лодку вперед.
Познакомиться можно, а вот показаться не получится.
— Такой стеснительный, да? Как хамить, так мы первые, а как...
"Стеснительный"? Я уже успел забыть, что значит это слово.
— Так чего ж ты прячешься?
Я не прячусь. Просто у меня давно уже нет видимого тела.
— Как это "нет"?! А то, на что я смотрю?..
Ты имеешь в виду камни? А какое отношение они имеют ко мне? Кажется, ты меня с кем-то путаешь.
— Так ты не остров?!
Нет, конечно. Я бывал в телах многих краткоживущих, некоторые даже не знали о моем присутствии, но вот стать островом... До такого даже Дарума не додумалась.
— А кто это?
Была у меня одна знакомая, которой никогда не сиделось на месте. Ей все хотелось узнать, попробовать, испытать.
— Была? А теперь?
А теперь ее нет.
— Умерла? Или убили?
Не знаю. Она куда-то подевалась, когда началась война.
— Какая война?
Та самая.
Разговор все больше напоминал бред тихопомешанного.
— Мужик, а ты кто? Или ты не мужик?
Когда-то я был мужчиной. Но с потерей тела...
— Ну да... приоритеты немного поменялись. Теперь ты у нас действуешь, как в том анекдоте: "Могу с женщиной, могу с мужчиной, а иногда с верблюдом".
Смешной, должно быть, анекдот.
— Смешной. Хочешь, расскажу?
Не хочу.
— И тебе не интересно, что такое "верблюд"?
Я знаю.
— Никто в этом мире не знает, а ты... землянин что ли?
Нет. Но один из моих носителей был с твоей планеты.
— Это он рассказал тебе про верблюдов? — Блин, глупее вопроса задать я не мог! Сейчас мне ответят, что "я сам догадался!"
Нет. Просто все, что он знал, очень скоро узнавал и я.
— Ты что, мысли его читал?!
Читал.
— Слышь, мужик, я вообще-то пошутил.
А я — нет.
— Ну, а тот парень с Земли... он был не против, чтобы ты читал его мысли?
Ему это не нравилось.
Блин, мне бы это тоже не понравилось!
— И что он делал по этому поводу?
Ругался. Не так, как ты, но тоже довольно забавно.
— А ты? — "Забавно" ему, видишь ли!
А что я мог сделать? Мы делили с ним одно тело, а он так и не научился закрывать от меня свое сознание. Вот и приходилось слышать и не обращать внимание. Или обращать, если он очень сильно шумел.
— В смысле? Устраивал загул на неделю, с оргией и групповухой?
Нет. Иногда он слишком громко думал о какой-нибудь ерунде и это мешало моим размышлениям. А вот проявления внешнего мира я довольно легко блокировал. К тому же Крис вел себя очень тихо и сдержано в этом мире.
— Это почему же? — Вряд ли обо мне скажут, что я вел себя тихо и сдержано.
Он знал, что его ищут, и не хотел, чтобы нашли.
— "Ищут"? Уж не Родаль его обыскался?
А почему ты спросил о Родале? — Мой собеседник вроде бы не удивился, просто ему стало любопытно.
— Да так, брякнул, что первое в голову пришло.
Криса искал не только Родаль. Вот от них и приходилось прятаться.
— Ага, те, кого они нашли, давно уже не с нами, — опять проявляю догадливость и пытаюсь укрыться за шуткой. Появилась у меня смутная догадка, с кем это я завел умную беседу, но поверить этой догадке — так недолго и умом тронуться. А он у нас, краткоживущих, самая слабая деталь организма.
Ну, если тебя испугал наш разговор, то я могу и подождать.
— Лет тридцать-сорок, а потом переселиться в другое тело, — я почти уверен, что все мои догадки и опасения, давно уже не тайна для кого-то шибко умного.
Я иногда и дольше ждал, когда знал, что разум носителя не выдержит контакта со мной. Но запасов прочности твоего организма хватит на дольше, чем ты себе отмерил, и разум твой намного устойчивее, чем у местных жителей. Думаю, это особенность жителей вашего мира.
— Что ж тогда сразу знакомиться не вылез, если я такой устойчивый и...
"Сразу" — это когда? У тебя же с первого дня в этом мире началась достаточно интенсивная жизнь. Общение еще и со мной могло привести к нежелательным последствиям.
— Это к каким же?
Твое тело могло получить серьезные повреждения, а регенерировать ваша раса так и не научилась.
— Чего не умеем, того не умеем, — соглашаюсь с очевидным, и тут до меня доходит: — Подожди, подожди, получается, что ты со мной с первых дней? И где я тебя мог подцепить?
Ты же сам разрушил тело моего прежнего носителя.
— Ни фига себе! Значится, с самых первых минут... все видел, понимал и... молчал! Твою ж мать! — Мысли прыгали, цеплялись друг за друга, как детеныши Марлы, когда разыграются перед едой. — Короче, мужик, пока все, кому ни попадя, пытались меня убить, ты стоял в сторонке и дожидался, когда же моя жизнь станет не такой интенсивной!.. Знаешь, как это называется?
Знаю. У вашего народа есть такая поговорка: "Не можешь помочь — не мешай!"
Блин, и ведь против правды не попрешь. Черта с два я дождался бы помощи от этого умника, а вот проблем мог бы огрести выше крыши. Да и не факт, что поверил бы в существование бестелесного духа, которому приспичило вдруг со мной пообщаться. Если бы не сдвинулся мозгами, то принял бы его откровения за очередную галлюцинацию. Я и сегодня-то не очень верю, а два года назад... даже год... И чем дольше бестелесный молчит, тем больше мне кажется, что весь этот разговор мне приснился. Типа, переутомился от непривычной работы — вот и голоса всякие снятся. Или мертвый остров на мозги действует. Ведь не просто так Тиама выбрал его на ПМЖ. А там, где Тиаме хорошо, всем остальным, мягко говоря, лучше не появляться.
Никто в мои рассуждения не вмешивался и продолжением беседы не утомлял. Похоже, этот "кто-то" решил, что на сегодня хватит. Ну и спасибо ему за заботу и понимание. Но если думает, что я уже созрел для контакта, то он очень сильно ошибается — мне еще лет десять надо "зреть", в свободное от интенсивной жизни время.
Убеждать меня, как я ошибаюсь, никто не стал, вот и пришлось опять браться за весла. А то как бы моя шутка, насчет утреннего прибытия, не оказалась правдой. Белая-то уже в зените, а плавать в потемках среди камней радости мало. Вдруг вспомнилась команда гребцов из моего прежнего мира и как кто-то в их лодке постоянно выкрикивал: "И-раз!", "И-раз!" Гребли они так легко и красиво, что я решил и себе попробовать, как гребется под это "И-раз!" А то руки уже отваливаются, спина плохо разгибается, задницы я уже не чувствую, но, боюсь, что когда почувствую!.. Еще и в голове непонятно чьи мысли завелись.
Очень скоро я понял, что делаю что-то не так: или я не предназначен для длительной гребли или тот, кто "иразкал", сам за весла не брался. Этот дурацкий эксперимент утомил меня так, будто я полночи вагон разгружал. Пришлось завязать с акустическим сопровождением, но в мозгах еще долго отдавалось "и-раз!". А потом стал отдаваться шум прибоя. Но у разбивающихся о камни волн совсем другой ритм.
К острову я добрался не в самое темное время, еще и вода вокруг него светилась, вот только пользы от этого света было совсем мало. Сообразить, как выбраться на сушу и не пробить лодку, я не мог — соображалки не хватало. Может опытный моряк и справился бы с этой задачей, а вот меня хватило только на то, чтобы втянуть весла в лодку. Чего делать дальше я не знал. Будь здесь нормальный берег, можно было бы выпрыгнуть на песок и утащить плавсредство подальше от воды, если привязать не к чему. Конечно, на нашей реке не было приливов и отливов, но катера иногда бегали, волну устраивали, еще и течение в некоторых местах имелось не слабое. Здесь оно тоже имелось и весьма настойчиво подталкивало лодку к высоким камням, между которыми шуршала и светилась вода. Не знаю, как эти камни выглядят днем, но смотреть на темные обломки ночью было жутковато.
И тут мне пришла в голову гениальная идея. Я сразу же озвучил ее, пока не усомнился в собственной гениальности. Сколько проблем у людей возникает из-за всяких сомнений! И сколько гениальных идей пропадает зазря!
— Эй, Многоструйный, ты там спишь или медуз считаешь? Мне нужна тихая, спокойная гавань, а не экстремальный туризм среди камней и воды. Давай, мужик, займись делом, помоги нуждающемуся!
А если местный божок обидится на такое обращение и устроит мне внеочередное перерождение, то наплевать и растереть. По крайней мере, перестану чувствовать себя как немощный старик после сдачи всех мыслимых анализов. Единственное, чего мне хотелось, так это завалиться на дно лодки и поспать часика два-три-четыре.
Когда лодку затащило под остров и сделалось совсем темно, я подумал, что идея насчет поспать, очень даже хороша. Делать все равно нечего, куда грести — непонятно. Чтобы любоваться гротами и пещерами — нужно хоть какое-то освещение, да и голову убрать из опасной зоны не помешает. Только Многоструйный знает, на какой высоте тут потолки. Но лежать в лодке — это удовольствие ниже среднего, кто в ней лежал, тот меня поймет. Заснуть у меня вряд ли получится, но хоть отдохну, расслаблюсь, может и помедитирую, если будет не в облом. Кажется, я перебрал сегодня с физическими нагрузками. Если труд сделал из обезьяны человека, то чрезмерный труд может сделать из человека инвалида.
Я даже не заметил, когда мое плавсредство остановилось. Наверное, я все-таки заснул, хоть и не ожидал от себя такого. Незнакомое место, подземная река, вокруг тьма и неизвестность, а я невозмутимо заворачиваюсь в плащ и героически укладываюсь дрыхнуть. Леха Серый не только Многодобрый, но еще многоотважный и до охренения невозмутимый.
Смех смехом, но дело тут не только в крепких нервах. Да любой выносливости бывает предел! И своего я давным-давно достиг. То, что чрезмерно, то не на пользу.
Проснулся я оттого, что по моему лицу нагло топтался солнечный луч. А был это ребеночек первого солнца или второго — я так и не понял. Но то, что лодка никуда не двигается — это я сообразил достаточно быстро. Вот только подняться быстро и просто у меня не получилось, пришлось медленно и постепенно. После вчерашних подвигов спина ныла и жаловалась, а задница болела так, будто с нее содрали кожу. Выпутывание из плаща оказалось очень даже не простым делом — руки не желали шевелиться, плечи ломило немилосердно, а ладони... их я тоже основательно натер. Блин, как же я работать буду такими руками?! У меня же пальцы распухли!
Если вчера я чувствовал себя немощным стариком, то сегодня — полной развалиной, которую забыли похоронить. Или похоронили, потом отрыли, оживили, поставили конкретную задачу, а сил на ее выполнение не дали. Типа обойдешься — мертвые не потеют и не устают. Вот бы в глаза посмотреть этому знатоку, да пару ласковых ему сказать! Но кажется не все живые могут слышать мертвых. Вдруг и мой работодатель из таких, тугоухих?
Такими веселыми мыслями я и развлекал себя, пока лежачее положение заменял на сидячее. Все когда-нибудь заканчивается, закончилось и мое сражение с усталым и неповоротливым телом. Скрипя зубами и ругаясь, я заключил с ним деловое соглашение — тело выполняет необходимый минимум движений, а я слежу за тем, чтобы движений было не больше необходимого.
Когда борта перестали загораживать обзор, я смог оглядеться. Лодка торчала между двумя камнями и упиралась носом в подобие причала, тоже каменного. Потолок над ним был не очень высокий и ровный, но если идти осторожно и слегка согнувшись, то ничего страшного с моей головой случиться не должно. Трещина в потолке пропускала достаточно света, он отражался от воды и делал пещерку не такой мрачной, как мне сразу показалось. Жить бы здесь я не хотел, но любая из моих мнительных пациенток не хлопнулась бы в обморок, увидев это местечко.
Пару раз я чуть не свалился в воду, хотя по лодке передвигался очень осторожно. Тело плохо слушалось и я решил, что с этим надо что-то делать, но уже на берегу. И только выбравшись из лодки, вспомнил про завтрак. Но жрать мне еще не хотелось, так что возвращаться в качающуюся посудину и шарить там, в поисках съестного, не стал. Его могло там и не быть. С какой это радости кому-то думать о жратве для меня, если я сам о ней не подумал. Про емкость с водой и говорить нечего. То, что воду надо запасать, ни одному моряку даже в голову не придет — вокруг же полно воды, пей хоть упейся! А мне даже умываться не хотелось в той воде, где колыхалась лодка. И совсем не в лодке тут было дело. Вода из канализации тоже течет вроде бы чистая, а ни одному нормальному человеку не приходит в голову ее пить. По крайней мере, мне такое ни разу не пришло, даже в веселые детские годы. Так что выполнять поставленное дело я поплелся неумытый и небритый, а если кому-то это не понравится, то мне глубоко по фигу.
