Да уж, была у него еще одна причина держаться от малышки подальше. К чему бы могли привести их отношения? Он пока выдать себя не может. Так просто с наследством не расстаются. Но и сдерживаться в ее присутствии все сложнее. Он как-то чуть в задумчивости не вышел во вполне мужской одежде — белая майка и джинсы. Во время опомнился. А все потому, что только и думал о том, что идет с Цыпленком смотреть на звезды. Идет смотреть на звезды с девушкой. Со своей девушкой-звездой. Со своей девушкой. Конечно, она была его девушкой. Уже никаких сомнений не оставалось. Просто он долго был слеп и глуп, да и вообще не верил в такое быстрое развитие отношений.
Джун остановился прямо посередине набережной, не заметив, как длинный подол голубого платья, в которое он вырядился на случай встречи с родственничками (не собирался он им так просто сдаваться!), хлопнул по ногам. Все-таки он дурак, хоть и талантов ему не занимать. Ведь тот факт, что Лиза ему дорога и что они сблизились за это время, уже не отменить! Что за мелодраму он тут разыгрывать вздумал! Несмотря на тряпки и раскраску, он же не девчонка. Вздумал тут побег жертвенный устраивать. А о Лизе-то подумал? Ведь она все равно осталась под прицелом. Ведь братья ее всего не знают, а впереди еще почти неделя... Его клоуны не найдут, а к ней могут прийти и спросить. С их чудовищным английским коммуникация получится та еще. Да ведь... он им вообще не нужен, по сути дела, — братцы могут решить, что Лиза в курсе его обстоятельств. И начнут убедительно уговаривать ее выдать его. Надо быть рядом с ней. Неважно, что его записка могла ее рассердить или расстроить. Уж он-то сумеет объяснить все лучшим образом.
"Да, приятель, хороший предлог для того, чтобы вернуться к Цыпленку под крылышко. Сбежал ради нее и возвращаешься тоже ради нее. Ты просто своих чувств боишься. Так и скажи, а не устраивай тут логические цепочки. Ну скажи же: я ее по-настоящему, искренне, безумно..."
По плечу легонько постучали, прервав его признание, и не дожидаясь ответа, его обхватили две знакомые ручки. Стремительно развернувшись, недоумевающий и уже счастливый от несомненной догадки,
— Цыпленок! Ты как меня нашла? — выдохнул он недоверчиво и вместе с тем радостно. Ее маленькая фигурка подсвечивалась солнцем. Его крошка-соседка, его маленькая художница, его драгоценность, его любовь, держащая его сердце в своих полудетских ручках. Что она там говорит?
— Джун! Почему ты убежала, вредная ты корейская мисс? Я что-то не так сделала? А что это за странное письмо ты оставила? Ты же умеешь писать по-русски!
Не дослушав, он приподнял ее и закружил. Вот она — с ним, целиком и полностью. Воздух обнимал их. Казалось, еще чуть-чуть...
— Ты что? Поставь — а то надорвешься! Нам девушкам нельзя тяжесть поднимать! — отбивалась Лиза. — Я тебя тоже рада видеть, но не хватаю же и не таскаю!
— Еще чего не хватало. Тебе нельзя — уронишь мое величество — не расплатишься перед семьей и компанией до конца жизни.
Джун пришел в себя. Конечно, она ведь не знает. Просто его чистая сердцем малышка решила выяснить, чем не угодила своей капризной соседке. А если вспомнить, о чем они недавно беседовали по-дружески с Валентином...
— А что ты говорила о моей записке? Я немного резко выражаюсь в письменной речи.
"Как будто это достаточное объяснение для грубости. Может, она меня разыскивала, чтобы за волосы оттаскать? Нет, это не о Лизе"
Лиза протянула ему его письмо, и юноша, спешно схватив злополучный листок бумаги, на котором он писал, что больше не может находиться в ее обществе. Лист бумаги на солнце был нестерпимо белым и почти слепящим, и все-таки прочитать свое злое обманное письмо он сумел и рассмеялся. Ну он и простофиля! Удачливый простофиля. Или он просто гениален даже в своих оплошностях.
— Джун, ты, конечно, не раз говорила, что оказываешь на меня благотворное влияние, но даже тебе не под силу научить меня читать ваши иероглифы без подготовки, — Цыпленок уже отдышалась и подбоченившись грозно смотрела на него снизу вверх. — Объясни сейчас же, что ты там написала! Почему сбежала?
— Никакие это не иероглифы, Цыпленок, — возмутилась ее дорогая сбежавшая соседка. — У нас, корейцев, самый лучший в мире алфавит, созданный на научной основе.
— Ты от вопроса-то не уходи, Джун, — Лиза и сердилась, и смеялась одновременно. Судя по тому, как ей обрадовалась кореянка, ничего страшного в письме не было. До сих пор сердце стучало, и дышать было трудно. А уж лицо красное было — это точно. И все-таки, хоть соседка и принялась ее обнимать, почему она уехала — было непонятно.
— Ох... начать что ли тебя корейскому учить? — Джун взъерошила свои волосы. — Я ведь в записке и сообщила, что еду развеяться в город на пару дней — пройтись по магазинам, поесть нормальной еды, в клуб сходить. А вы уже панику подняли.
— Да это только я, — Лизе опять было неловко. Она всех переполошила, извела братьев своими вздохами и грустным видом. — А Костик — так вообще обрадовался. Сказал, что ты правильно поступаешь.
— Вот Хрюша неблагодарный тип! — усмехнулась Джун. И Лиза не могла с ней не согласиться. Почему ее брат так предвзято относится к той, кто привел к нему Жизель? Насколько сильно Костя обожает свою Степашку было ясно с первого взгляда даже Лизе.
— И как же ты тогда меня нашла, если не читала письма?
— Ну... только обещай, что не будешь им мстить...
— Кому мстить и за что? — Джун опасно прищурилась, а у Лизы даже дух захватило. Красавица, хищная, пугающая красавица.
— "Букам", — тихо-тихо ответила Лиза и молитвенно сложила руки. — Они не со зла, просто хотели знать, куда ты иногда пропадаешь, вот и поставили тебе на телефон программку такую — которая показывает на карте в телефоне Даши, где ты находишься.
— А как, позволь спросить, у них оказался мой телефон?
Неловкий момент был. Кореянка пристально на нее смотрела, и скрыть от нее ничего было невозможно.
— Они как-то заходили вечером, когда ты в душе была, и рассматривали вроде бы заставку на телефоне. А о программе я только вчера вечером узнала.
— Да уж никакой личной жизни с этими юными барабанщицами, — Джун опять была само добродушие. — А что им мстить-то? Сами со своим характером получат судьбу — и на здоровье. Я-то тут причем?
— Личная жизнь? Так ты с кем-то встречаешься? То-то ты такая нарядная и в платье даже, — Лизе стало даже как-то неприятно. Вдруг она помешала готовящемуся свиданию. Так любящие люди не поступают!
— Ну... можно и так сказать, Цыпленок. Правда, я об этом узнал только сегодня.
— Узнала! — почти автоматически поправила Лиза. Почему-то ей было трудно дышать. С кем же встречается ее прекрасная принцесса? Каким же совершенным должен быть этот человек? — Извини, что я появилась так внезапно, нарушаю твои планы.
Лиза повернулась, чтобы уйти, но крепкая рука легла ей на плечо и задержала.
— Ну-ну, Цыпленок, не надо вешать клюв. Ты не нарушила мои планы, а даже наоборот. Я сейчас вернусь с тобой и буду вновь ближе к человеку, с которым встречаюсь, — Джун повернула ее к себе лицом и быстро обняла и так же быстро отодвинула от себя. — Спасибо, что пришла, Цыпленок.
Сегодня утром Лиза вскочила засветло и все никак не могла дождаться, когда же можно будет идти на остановку автобуса, чтобы скорее добраться в город. Хитроумное устройство ясно дало понять, мигая красным беспокойным кружком, что их пропажа находится в городе по соседству, мало того — увеличивая карту, Дашка и Аллочка сообщили, что искать Джун надо в районе старой набережной, где как раз полно пансионатов, отелей и частных гостевых домов. Чуть ли не подгоняя водителя маршрутки, хотя и мысленно, девушка уже мысленно была там, где была ее соседка.
"Буду ходить хоть три часа подряд — и все-таки дождусь встречи", — решительный настрой помогал не волноваться о том, какой будет эта встреча. И вот ее смелость была вознаграждена: после часа снования туда-сюда по улице среди немногочисленных по случаю дневной жары прохожих, Лиза увидела стремительно меряющую набережную длинными ногами, скрытыми под изумительно красивым бирюзовой шелковой тканью сарафана, а потом внезапно застывшую стройным маяком фигуру, которую так много раз рисовала в эти дни.
И теперь, когда выяснилось, что Джун никуда не сбегала, а просто случайно оставила записку на корейском языке ("Рассеянность, Цыпленок, более заразная штука, чем гениальность, так что ты меня и тут победила"), можно было узнать и о ее делах сердечных.
— Тебе что нравится кто-то с базы? Кто-то из наших? Или из других отдыхающих? А может, Федя? — выпытывала Лиза, теряясь в догадках, и шагая рядом с кореянкой, чья походка заметно замедлилась.
— Только не говори мне, что все-таки Костя выбрал из вас двоих тебя? — вдруг пришло ей в голову. — Ты мне, конечно, очень нравишься, но Толстушка... она для брата особенная. Что на него могло найти, чтобы он выбрал тебя? Поэтому он не волновался — знал, где ты?
— Цыпленок, что ж ты обо мне такого плохого мнения? Это ведь я — оплот морали и нравственности, этическое совершенство и уравновешенность! — махнула рукой смеющаяся Джун. — Так вот что ты себе напридумывала, глупая девчонка! Может, ты еще и с Хрюшей поделилась своими выводами?
— Поделилась, — кивнула Лиза. — Я его вчера отругала, что он тебя мучает. Пристает с тренировками и не дает тебе прийти в себя после несчастной любви.
Джун, казалось, лопнет от смеха. У нее на глазах даже слезы выступили.
— Лиза-Лиза, тебе надо комиксы рисовать с такой фантазией! Не хочешь попробовать себя в жанре манхвы для девочек? Я и Хрюша? Да он мне как брат почти. А теперь... — кореянка немного задумалась и нехотя продолжила. — А теперь, похоже, не просто брат, а старший брат. Вот она судьба.
Лиза ничего не поняла — так и заявила Джун, а та отделалась отговоркой, что, дескать, Лизе пока рано понимать. А что рано? Подумаешь — Джун и Костик всего-то на три года старше.
— Постой, может, тебе Валя понравился все-таки? Он ухаживать умеет...
— А уж как Вале я нравлюсь — это и словами не выразить, — хмыкнула кореянка и деловито добавила. — Ладно, Цыпленок ты мой ненаглядный, поедем-ка назад. Или нет, погоди!
Джун подумал, что уж теперь-то имеет полное право исполнить одно из своих маленьких, скромных желаний.
— Мы с тобой, моя... Цыпленок, займемся тем, чем занимаются все хорошие девочки, когда выбираются в город.
— Пойдем в краеведческий музей и библиотеку? — спросило его наивное чудо в перьях. — А может, лучше сразу назад? А то я всех всполошила — надо же народ успокоить.
Джун показательно закатил глаза, достал телефон и набрал Хрюшу:
— Да, я. Что хочу сказать? Твоя сестра меня нашла. А как — это ты свою Степашку поспрашивай, братец. Нет, пока не собираюсь. В общем, через пять часов мы вернемся. Да не кричи ты так! Я человек чести, между прочим. Как ты вообще это себе представляешь? Пройдемся по магазинам, пообедаем — как хорошие подруги. Сам ты бёнтхэ-сэкки! Конечно, поговорим. Я еще узнаю, почему это у моей... дорогой подруги ни одной приличной вещи в гардеробе нет... Все, братец, хочу, могу и буду.
Закончив эту содержательную беседу, во время которой Константин Аркадьевич Самойлов обвинил его в растлении малолетних, в нехороших намерениях и еще много в чем, Джун зажмурился от предвкушения.
Следующие два часа пролетели незаметно. Он с удовольствием наблюдал за перевоплощениями своей маленькой волшебной девочки.
— Ну хотя бы семь можно, а? А шесть с половиной? — торговался он, но Лиза согласилась только на два. Платья. И это была победа. Ведь сначала упрямица отказалась принимать от него подарки. Конечно, Джун нашел выход. Он притворился грустным-грустным и сказал, что все осознает и ему очень неудобно, что его оплошность с письмом так перепугала добрую Лизу, и прийти в себя он сможет, только если как-то загладит свою вину. Тем более что из-за пожара скудный гардероб Лизы стал меньше еще на одну вещь — и опять-таки по вине соседа-соседки. Разумеется, это наивное дитя с радостью согласилось облегчить муки его совести. Но вот ограничила его свободу покупкой всего двух нарядов. И как так можно? Встретит он еще этих мужчин семейства Самойловых. Они ему ответят за то, что не развили в его драгоценной половине чувство стиля! Он ведь мог проглядеть свою судьбу из-за них!
— Ладно, два, значит, два. Но, чур, тогда с туфлями и... ну сама знаешь — со всем остальным.
— Джун, ты такая милая, когда смущаешься! Наверное, из-за стеснительности и нормальное белье купить не можешь. — Эта мелкая... соблазнительница его еще и подкалывает! А как тут не смущаться, когда с девчонкой о таких деликатных предметах говоришь? Он ведь только начал.
Лиза провела эти два часа как в другом мире. Не потому, что в больших и сверкающих магазинах она никогда не была. Наверное, в Татринске были и более красивые модные лавки. Но главным было то, что она все это время провела с Джун, которая каким-то странным образом за эти два дня в разлуке переменилась. Как будто выросла еще. Как будто... если бы Джун была художницей, Лиза бы решила, что она только что нарисовала свою лучшую картину и ждет, что скажут зрители. Ее соседка была готовой к чему-то важному, а Лизу радовала возможность видеть эту новую, еще более ослепительную Джун. Радовала и пугала. Было очень страшно, ведь девушка ждала чего-то подобного, но не думала, что это произойдет так скоро. Она надеялась, что дома, то есть совсем дома, в Татринске, они с Джун продолжат общаться, может, не ежедневно. Хотя кто помешает Лизе потихоньку приходить на ее факультет и поглядывать из-за угла? Но если прекрасная кореянка все же нашла свою судьбу, то теперь она будет все время проводить с ним даже здесь, на берегу моря.
"Почему меня это совсем не радует? Разве не должна я поддерживать свою новую подругу, ведь на этот раз, я уверена, я и моя подруга влюблены в разных людей. Хотя бы потому, что я вообще ни в кого не влюблена, кроме нее. Только бы не вырвалось ничего неосторожного..."
Эти два платья — солнечно-желтое, какое-то все пушистое, даже с перышками маленькими, и лавандовое — Джун выбрала для нее сама, заявив, что ее вкусу трудно доверять. Джун смотрела на нее почти с восхищением и улыбалась не насмешливо, не иронично, а открыто и солнечно. Ее вода, без которой не возможно творчество, не мыслима живопись, ее звезда, на которую можно смотреть и издалека, ее тайна, самая светлая и самая печальная.
— Ну, ты снял денег, идиот? Или твой жуткий английский опять никто не понял?
— У меня он хотя бы жуткий...
— Что ты там ворчишь, младший?
— Хён, почему-то пишут, что в выдаче отказано.
— Да ты просто не на ту кнопку нажал, а теперь выдумываешь!
— Нет, наверное, в этом банкомате просто нет наличных.
— В десятом подряд? Ну ты и идиот!
— Так родственники все-таки...
— Ты опять бубнишь себе под нос! Поучить тебя уважению к старшим?
