Хм. Может, ветра и дожди слабовато точили эту стену, а может, семь веков назад попался слишком добросовестный каменщик... Так или иначе, застава сохранилась на диво целой. Только башни потрескались — но без тяжелых таранов их все равно не свалить; да боковые стены рухнули — но кто-то заложил дыры бревнами, так же, как и ворота.
— Не очень-то руины, — сказал Рука Додж. — Не хотел бы я такие руины штурмовать.
— У них арбалеты, а мы без доспехов и щитов! Ох, много наших накроется земелькой...
— Умный военачальник, — изрек писарь, — всегда готов совершить обходной маневр.
— Вот и соверши, раз такой умный, — озлился Джо.
Слева лес, справа овраг. Ни там, ни там обоз не пройдет. Значит, обойти — это дать назад мили четыре и врезать крюк по другой дороге. До Излучины вместо двух дней надо будет идти добрую неделю. А припасы растущее войско пожирает с бешеной скоростью. Пополнить их нужно в ближайшие дни, за неделю люди взвоют от голода. И ладно мужики — стерпят, — но в обозе-то и женщины, и детишки...
— Рота — это сколько? — спросил Зуб.
— Да будет тебе известно, — сообщил писарь, — что мельчайшей единицей императорского войска является четверка. Четыре четверки слагают святую дюжину, а шесть святых дюжин — сотню. Вопреки названию, сотня насчитывает только девяносто шесть солдат. Ну, а две сотни составляют роту.
— То бишь, без малого двести стрелков? Но у нас — тысячи бойцов! Навалимся и опрокинем, да?
Зуб поглядел на Джо и сержанта. Дерзкий и ушлый во всем остальном, Зуб признавал их несомненный авторитет там, где касалось военного дела.
— Они начнут бить с шестисот-семисот футов, — сказал Джо, — и будут продолжать обстрел, пока мы подойдем, поставим лестницы и взберемся на стену. За это время произведут больше десяти залпов. А у нас нет брони, способной остановить арбалетный болт. Значит, погибнет от пятисот до тысячи наших — смотря по тому, насколько опытны стрелки.
— Мать честная...
— Этого не будет, — твердо сказал Салем. — Найдем другой путь.
Все призадумались над тем, что это за путь такой. Ничье лицо не озарилось светом догадки.
— Я пойду на переговоры, — решил Салем.
— Тебя убьют, — убежденно сказал Бродяга. — Видишь свежие бревна в воротах? Эти парни изрядно попотели, чтобы наглухо перекрыть дорогу. У них приказ: не пускать любой ценой.
— Но не ценой же своей жизни! Я пообещаю, что отпустим их живыми и здоровыми, пусть только откроют путь.
— А когда спросят, кто ты таков, — что ответишь?
— Салем из Саммерсвита.
— Точно убьют. Солдаты думают, что крестьяне трусливее курей. Решат так: убьем вождя — остальные разбегутся. Не ходи, Салем. Ради Глории-Заступницы, не ходи.
— Я пойду, — заявил Зуб. При всей неприязни к этому человеку, Джо не мог отказать ему в смелости. — И пойду не один, а с парой тысяч бойцов. Их оставлю чуть позади, чтобы стрелы не долетали, а сам выйду вперед. Скажу, что если во мне появится лишняя дырку, мои парни возьмут заставу и всех до одного перебьют, как в давние времена. А вождь Салем, скажу, находится сзади, в безопасности, и до него стрелкам все равно не дотянуться. Они поймут, что ловить им нечего.
План был рискован, но только для самого Зуба, а остальным давал надежду пройти заставу без боя. Все согласились. Джо сказал Руке Доджу:
— Я думаю, сержант, лучше тебе взять молодчиков и пойти вместе с Зубом. Если вдруг дойдет до боя, понадобится им толковый командир.
Молодчиками звались две отборные сотни салемова войска. Как у герцога Ориджина были иксы, так у Салема — молодчики. По боевым качествам они едва дотягивали до средненького северного пехотинца, но все же кое-что умели. Вдобавок носили щиты и шлемы — единственные изо всех повстанцев. Сержант Додж давно хотел испытать их в деле, правда, скрывал желание от миролюбивого вождя.
— Пойду, — охотно согласился сержант. — А еще сделаем всякие приспособы для осады. Чтобы свиньи-стрелки видели, что мы к ним не с конфетками идем!
Тут возникла заминка: никто не знал, как делать "осадные приспособы". Стали сочинять, опираясь на здравый смысл, смекалку и картинки из книг по истории, которые зачем-то таскал с собой писарь. Как подручный материал использовали фургоны и телеги. На одной укрепили связку бревен — вышел таран. Над другими телегами сколотили широкие навесы, чтоб защищали от стрел и камней. Пару фургонов разобрали на доски и сделали полдюжины лестниц. Пока работали, перевалило за полдень.
— Поживее, козлики безрогие! Пора уже выдвигаться! Не пообедали — так хоть поужинаем на чертовой заставе!
Наконец, выступили: Зуб с двумя тысячами горожан и сержант с парой сотен молодчиков.
— Мы тоже за ними? — спросил Салем совета.
— Нет, лучше нам постоять, — ответил Джо.
— Думаешь, придется искать другую дорогу?
— Не знаю... Не знаю, почему, но лучше стоять. Так чувствую.
На душе у него скребли кошки. Чего бояться? Вроде, нечего. Не сможет же рота стрелков перебить две тысячи двести повстанцев! Сержант и Зуб — не дураки. Если обернется худо, просто скомандуют отступление... Но тревога не унималась. И Весельчак мурлыкал, как нарочно:
— Ух, лопатки острые... эх, земелька мягкая...
— Заткнись, — приказал Джо. Помедлил и спросил:
— А почему думаешь, что лопатки?
— Черт знает... Но вот чувство такое. Уж я-то повидал лопаток, могу отличить...
Полк Зуба — в смысле, разношерстная толпа мужичья, но как-то спокойнее было звать ее полком — проделал двести ярдов и увяз. Сперва не заметили, а теперь обнаружилось: вся дорога в препятствиях. Вырыты и замаскированы ямы, свалены поперек пути стволы деревьев. Пехотинцы обходили ямы и перешагивали бревна, но с телегами была морока. Доводилось то оттаскивать стволы с дороги, то выкатывать телеги на обочину и объезжать стороной. Полк еле полз.
За какой тьмой нужны эти ямы? — не понимал Джо. Такие препятствия строят там, где ждут кавалерийской атаки. Но не думают же стрелки на заставе, что нищее мужичье нападет на них верхом! Что за чушь?!
— Чертовы бревна!
— Срань!..
— С-сскотина... пятку ушиб!
— Живее, суслики зубастые! Шевелите копытами!
— Да пошевелишь тут... Ямы, чтоб их...
Брань разносилась далеко, как и скрип колес, и чавканье сапог в раскисшем снегу. Двести ярдов за час... Этак полк только к вечеру доберется до заставы! Джо сказал об этом вслух, Салем спросил:
— И что плохого? Вечером какая-то опасность?
Джоакину пришлось признать, что ровно наоборот: вечером безопаснее, стрелкам сложнее целиться. Но тревога все росла.
— Странные бревна, — проворчал Бродяга. — Откуда их столько?
— Да вон лес же.
— Я не о том. Неужели стрелки сами срубили столько деревьев, заколотили ворота заставы, натаскали бревен на дорогу? Они ж ничего не умеют, кроме стрельбы. А валить деревья — сноровка нужна.
— Верно, — подхватил Салем. — У меня дядька — лесоруб. Он мне, малому, рассказывал, что да как делается. Нужно ум и опыт иметь: какие деревья рубить, с какой стороны, на какой высоте, как устроить, чтобы упало куда надо и никого не зашибло. А вдобавок силушка — топором махать весь день. Не всякий мужик в лесорубы годится.
— Значит, наняли дровосеков... — протянул Джо, глядя на лес. Так, будто надеялся сквозь чащу высмотреть человечьи фигурки.
— Нет их там, ушли уже, — сказал Салем. — Видишь — дым от костров не поднимается.
— Так день. Зачем костры днем?
— Зимними днями лесорубы костров не гасят. Топлива хватает, а разжигать вечером лень. Просто днем подкидывают сучья да валежник.
Нету дыма... Есть бревна и ямы на дороге... Имелась какая-то связь, но Джо никак не мог ее нащупать. А время шло. Полк Зуба проделал только полдороги. Глядишь, скоро начнет смеркаться. Застава в ложбине, там стемнеет раньше...
— Что бывает в ложбинах, когда наступает сумерки?.. — подумал вслух Джо.
Два голоса одновременно ответили:
— Туман.
— Туман...
Слово отчего-то звучало жутко. Джоакин вдруг подумал о том, что среди всех десяти тысяч салемова войска нет ни одного настоящего офицера. Сердце прежнего Джо радостно забилось бы при этой мысли. Нет офицеров — значит, мне командовать! Случись беда — я первым сориентируюсь. Выкрикну приказ — разумный, меткий, тот единственный, что спасет от разгрома!
А нынешний Джо не представлял, какой приказ отдать. Что делать? И в чем, собственно, опасность? Ни единой мысли, кроме той, что десять тысяч жизней — громадная ответственность. Лучше десять раз рискнуть собою, чем отвечать за них всех. Лучше пусть кто-то другой командует. А я сказал, что воевать не стану, — вот и сдержу слово...
Но кто другой? Сельский мужик? Пивовар? Зубной лекарь? Сержантик, что у кайров был на побегушках? Никто из них не понимает ничего... Тьма, я тоже не понимаю. Всегда верил: воевать легко — была бы отвага и дерзость! А теперь, вроде, ничего особого — дорога, руины, лес, туман... Но страшно так, что кишки сводит. И не понять даже — почему?!
Джо поймал себя на том, что долго уже смотрит на Салема, на Бродягу с плохо скрытой надеждой. Авось они поймут... авось решат... Как ребенок на мамку! Он устыдился, и стал сильнее от стыда. Забегали мысли. Ладно, не понимаю. Ладно, не офицер. Но я служил под знаменем лучшего полководца в мире! Столицу с ним брал, дворец защищал! Что делал бы Ориджин на моем месте?! Шутил бы так, словно плевать ему на смерть. Сказал бы крутую речь. Нарисовал бы план сражения на карте... А что еще?!
— Надо прочесать лес, — выронил Джоакин.
— Зачем?
— Затем, что лесорубы не жгут костров.
Никто его не понял. Он и сам еще не вполне понимал, но мысль быстро обретала твердость.
— Лосось, Билли! Бегом соберите сотников — самых толковых. Пускай поднимают сотни. Пойдем в лес!
— По дороге?
— Нет, сбоку, в обход. Шустрее, тьма сожри!
Слово "бегом" ветераны хорошо понимали. За четверть часа отряд был готов к маршу. Тринадцать сотен — самых боеспособных после молодчиков.
Джо прыгнул в седло, позвал с собой Весельчака и Бродягу.
— Весельчак, будешь моим вестовым. Бродяга, я все-таки чужак, а тебя все уважают. В сложную минуту это может решить дело.
— Будет сложная минута? — спросил пивовар.
— Надеюсь, что нет.
Джо лгал: он не надеялся.
Следуя за тремя верховыми, пеший отряд зашагал по снегу. Боковой спуск с холма был круче и сложнее, зато короче главной дороги. До опушки леса — каких-нибудь четверть мили.
— Живее! — торопил Джо. — Марш, марш! Поднажмите, братцы! Ночью отдохнем!..
Сбиваясь с ног, то и дело падая в снег, бойцы подхватывались и шагали дальше — все быстрее. А сквозь ложбину уже потянулись щупальца тумана. Развалины заставы почти пропали в дымке, авангард Зуба тоже входил в нее.
— Весельчак, скачи к сержанту. Скажи: пусть ставит молодчиков на левый фланг и готовится к боковому удару.
— Угу, — буркнул вестовой и умчал. За время, проведенное с Джо, он неплохо научился ездить верхом. Еще — различать, когда можно трепаться, а когда — молчать и делать дело.
Первая стрела прилетела, когда до леса осталась сотня ярдов. Попала в плечо какому-то парню, он ахнул от боли. В напряженной тишине вышло громко и страшно — хлесткий посвист, людской крик. Тут же новые стрелы полетели в отряд. Кто-то упал, кто-то захрипел пробитым горлом...
— Назад? — спросил пивовар.
— Еще чего! В атаку!
Джо выхватил меч и заорал со всей силой легких, перекрывая стоны раненых:
— Вперрред, братцы! В атаку-уу!
То был единственный шанс, и Джо, хоть и не полководец, знал это наверняка. Если дать людям время, они осознают свой страх, дрогнут под обстрелом — и побегут. Тогда уже не остановить. Но пока еще не поняли опасности, не прочуяли, как близка смерть, — вперед, в атаку, в бой!
— В атаку, братцы!!!
Он стеганул коня, за ним — Бродяга. Следом Лосось и Билли, за ними — все. Стрелы свистели из-за деревьев. Лучников едва было видно в лесном сумраке, и стрел не различить. Только посвисты — и крики. Но туман уже дотянулся и сюда. Дымка прикрыла пехоту. Невидимость — лучший щит на свете!
Влетая на опушку, Джо четко услышал чужой приказ:
— Отступаем!
— Бегут, гады! — заорал он своим. — За ними! Лови дичь!
Меж деревьев замелькали фигуры врагов. Кто-то еще становился на колено и выпускал последние стрелы, большинство уже бежали. Джо легко нагонял их, Бродяга тоже не отставал.
— Не насмерть, — крикнул Джо. — Вспомни Салема!
— Помню!..
Он обрушил меч плашмя на спину первого лучника, булава Бродяги опрокинула второго. Они понеслись вдоль просеки, сшибая и сминая врагов, но стараясь щадить. Разбитые суставы, сломанные руки и ребра — но не дыры в груди, не срубленные головы. Лучники бросились врассыпную, веером, но парни капрала Билли были тут как тут. Всякий, кто ушел от конников, попадался пехотинцам. В считанные минуты стрелков переловили, оглушили, скрутили.
— Победа?.. — осторожно спросил Билли.
Эх, если бы!
Весельчак с криком влетел на опушку:
— Зуб и сержант в беде! Конница атакует с фланга!
— Сколько конницы?
— Не видно ж ни черта! На слух — много!..
— Тихо! — рявкнул Джо. — Все черти — тихо!!!
Когда люди умолкли, стал слышен звук. Справа, за четверть мили — где Зуб и сержант. Низкий тяжелый пульсирующий гул. Если хоть раз встречал конную атаку — ты ни с чем его не спутаешь!
— Тьма сожри... Мать честная!..
Джо разорвался на две половины. Бежать, спасать! Нет, стоять. Сколько там всадников? Не знаем — рота или целый полк. В какой броне, с каким оружием? Не знаем! Может, дублеты и палаши, а может — полный доспех и рыцарские копья! Если там рыцари, отряд Джоакина ничего не сделает, просто ляжет под копыта! Но что тогда? Отступать? Это смертный приговор для сержанта и Зуба. Они-то не смогут отступить — не зря же враги изрыли дорогу! Застава — ловушка. Застава — наковальня, а всадники, спрятанные в лесу, — молот. Сейчас он падает на головы зубовых мещан. Две тысячи человек...
— Слушай меня, люди Салема! — Джо привстал в стременах. — Наши друзья, наши братья — в беде! Их атакуют и убивают. Только мы можем спасти! Враг — на конях, и в этом его сила. Но мы ударим в тыл — и в этом наша сила! Туман скроет нас — в этом тоже наша сила! Невидимость — лучший щит, и мы пойдем тихо. Задача очень простая. Видишь в тумане конский зад — коли вилами! Видишь вражеский шлем — бей цепом! Вот и все, ничего сложного! Все равно, что молотить пшеницу!
Многие рассмеялись, и напряжение спало. Джоакин двинулся сквозь лес, указывая дорогу. Он скрыл от соратников то, что сам прекрасно понимал. Чтобы ударить врагу в спину, его нужно догнать. А это возможно лишь в том случае, если Зуб и сержант отобьют первую конную атаку. Если не отобьют, враги втопчут их в землю, развернутся и встретят грудью отряд Джоакина. Тогда — все. Лопатки. Земелька.
Сквозь шелест листвы и шорох дружеских шагов он слушал звуки атаки. Конский гул удалялся — становился ниже и тише, словно тонул в тумане. Звон металла прорезал его, как вспышка молнии. Ржание, вопли, треск щитов. Всадники ударили в шеренгу — что будет? Выстоят наши?.. Или дрогнут?.. Люди шагали в сумерках, слушая этот грозный оркестр. Не смели вздохнуть лишний раз, чтоб не пропустить ни ноты. Звон, крики, треск, деревянный стук... Но гул копыт — он... кажется... да, точно! Исчез! Конница увязла, не пробив шеренги!
