Джемми был тяжелым и сонным в его руках. Он зашевелился, поднял головку и заморгал, голубые глаза были тусклыми ото сна.
— Все хорошо, — прошептал Роджер, поглаживая его по спине. — Папа здесь.
Джемми выдохнул, как проколотая шина, и уронил голову на плечо Роджеру с силой выпущенного пушечного ядра. На мгновение он как будто наполнился воздухом снова, но затем сунул палец в рот и расслабился в обычном для спящих детей, бескостном состоянии. Его плоть, казалось, слилась с собственной плотью Роджера, его доверие было таким беспредельным, что не было необходимости даже сохранять границы собственного тела, — папа это сделает.
Роджер закрыл глаза, чтобы не заплакать, и прижался губами к мягкому теплу волос Джемми.
Свет очага создавал черные и красные тени под его веками; наблюдая за ними, он мог сдерживать слезы. Не имело значения, что он видел. У него накопилась несколько ужасных моментов, все еще довольно ярких с рассвета, но он мог видеть их как застывшие фотографии — пока. Все, что волновало его сейчас, было спящее доверие в его руках, и эхо его собственных слов, произнесенных шепотом.
Было ли это воспоминанием? Возможно, это было не более чем желанием, — чтобы он был однажды пробужден ото сна, только для того, чтобы уснуть снова в сильных руках, услышав: "Папа здесь".
Он сделал несколько глубоких вдохов, подстраиваясь под ритм дыхания Джемми, успокаиваясь. Казалось очень важным не заплакать, даже если не было никого, кто мог бы увидеть или кому было до этого дело.
Джейми смотрел на него, когда они отошли от носилок Брауна, в его глазах ясно читался вопрос.
— Надеюсь, ты не считаешь, что я думаю только о себе? — спросил он, понизив голос. Его чуть прищуренные глаза были обращены в сторону просвета в кустах, куда ушла Клэр, как будто он не мог ни вынести взгляда на нее, ни отвести глаз. — Ради нее, — произнес он так тихо, что Роджер едва расслышал. — Она бы предпочла... сомневаться, как ты думаешь? Если бы до этого дошло?
Роджер глубоко вдохнул волосы своего сына и уповал на Бога, что сказал правильную вещь там, среди деревьев.
— Я не знаю, — произнес он. — Но для тебя... если есть место для сомнений, я скажу: сделай это.
Если Джейми был склонен последовать этому совету, Бри скоро должна быть дома.
* * *
— Я В ПОРЯДКЕ, — сказала я решительно. — В полном порядке.
Глядя на меня, Бри прищурила глаза.
— Конечно, ты в порядке, — ответила она. — Ты выглядишь так, будто тебя переехал поезд. Два поезда.
— Да, — подтвердила я и осторожно потрогала свои разбитые губы. — Ладно. Да. Правда, совсем не поезд...
— Ты голодна? Присядь, мама, я приготовлю тебе чай, а потом, возможно, маленький ужин.
Я не была голодна, не хотела чаю, и особенно не хотела садиться — только не после долгого дня верхом на лошади. Но Брианна уже доставала чайник с верхней полки буфета, и я не могла найти подходящих слов, чтобы остановить ее. Неожиданно я осознала, что у меня пропали все слова. Я беспомощно обернулась к Джейми.
Он каким-то образом догадался о моих чувствах, хотя не мог прочитать ничего на моем лице, учитывая его текущее состояние. И все же, он шагнул вперед и взял у нее чайник, пробормотав что-то слишком тихо, чтобы я могла уловить. Она нахмурилась, взглянула на меня, затем снова на него, все еще хмурясь. После чего ее лицо немного изменилось, и она подошла, испытующе глядя мне в лицо.
— Ванна? — спросила она тихонько. — Шампунь?
— О, да, — ответила я, и мои плечи опустились с благодарным облегчением. — Пожалуйста.
В конце концов, я все-таки села и позволила ей обтереть губкой мои руки и ноги и вымыть мои волосы в тазике теплой воды, набранной из котла над очагом. Она делала это спокойно, напевая себе под нос, и я начала расслабляться под умиротворяющие прикосновения ее длинных сильных пальцев.
Я задремала — от абсолютного истощения — часть пути, склонившись на грудь Джейми. Хотя нет никакого способа нормально отдохнуть в седле, и сейчас я обнаружила, что стала клевать носом, замечая в полусонном отвлеченном состоянии, что вода в тазу поменяла цвет на грязный, мутно-красный, и была полна песка и кусочков листьев.
Я переоделась в чистое; было настоящей роскошью ощущать на моей коже изношенное белье, прохладное и гладкое.
Бри по-прежнему мягко напевала себе под нос. Что это было... "Mr. Tambourine Man", я думаю. Одна из тех милых дурацких песенок шестидесятых...
1968.
Я резко вздохнула, и рука Бри обхватила мою голову, успокаивая меня.
— Мама? С тобой все хорошо? Я что-то задела?..
— Нет! Нет, со мной все в порядке, — ответила я, глядя на водоворот грязи и крови. Я глубоко дышала, сердце колотилось. — Все в полном порядке. Просто заснула на ходу, и все.
Она фыркнула, но убрала руки и отошла, чтобы набрать кувшин воды для ополаскивания, оставив меня схватившейся за край стола и пытающейся не дрожать.
"Вы не испытываете страха перед мужчинами. Вам следует вести себя так, словно вы их боитесь". Это чрезвычайно ироничное эхо ясно вернулось ко мне вместе с очертаниями головы молодого человека, львиная грива которого силуэтом выступала на фоне костра. Я не могла четко вспомнить его лицо, но, конечно, я узнала бы эти волосы?
После всего, Джейми взял меня за руку и вытащил из укрытия под деревом на свет. Костер беспорядочно разбросало во время битвы; кругом были почерневшие скалы и местами клочки опаленной и смятой травы — среди тел. Он вел меня медленно от одного к другому. В конце концов, он остановился и тихо сказал: "Ты видишь, что они мертвы?"
Я видела. И знала, зачем он показывает их мне — это было нужно, чтобы я не боялась их возвращения или мести. Но я не подумала пересчитать их. Или внимательно рассмотреть их лица. Даже будь я уверена, сколько их там было... дрожь снова сотрясла меня, и Бри обернула теплым полотенцем мои плечи, бормоча слова, которых я не слышала из-за вопросов, кричащих в моей голове.
Был ли Доннер среди мертвых? Или он прислушался ко мне, когда я говорила ему, что если он мудр, то должен бежать? Он не произвел на меня впечатления разумного молодого человека.
Зато он произвел на меня впечатление труса.
Теплая вода, стекающая по моим ушам, заглушила звуки голосов Джейми и Брианны над головой. Я уловила лишь одно или два слова, но когда снова выпрямилась с водой, струящейся вниз по моей шее, с закрученным полотенцем на волосах, Бри неохотно направлялась к своему плащу, висевшему на деревянном колышке у двери.
— Ты уверена, что с тобой все хорошо, мама? — взволнованная хмурость снова образовалась между ее бровями, но в этот раз я смогла выдавить несколько слов уверения.
— Спасибо, дорогая, это было прекрасно, — произнесла я вполне искренне. — Все, что я сейчас хочу — это спать, — добавила я несколько менее бодро.
Я была по-прежнему ужасно уставшей, но сон совершенно не шел. Чего бы я хотела, так это... ну ладно, я не знала точно, чего я хочу, но полное отсутствие заботливого окружения входила в мой список. Кроме того, я мельком видела Роджера чуть ранее — забрызганного кровью, бледного и покачивающегося от усталости. Я была не единственной жертвой недавних неприятностей.
— Иди домой, милая, — мягко сказал Джейми. Он снял плащ с колышка и накрыл им ее плечи, нежно похлопывая. — Накорми своего мужчину. Уложи его в постель и помолись за него. Я позабочусь о твоей матери, ладно?
Внимательный взгляд Бри метался между нами, синий и обеспокоенный, но я приняла вид, который, как я надеялась, был похож на ободряющее выражение, — что, кстати, причинило боль, — и, после минутного колебания, она крепко обняла меня, очень осторожно поцеловала в лоб и ушла.
Джейми закрыл дверь и прислонился к ней спиной, убрав руки назад. Я привыкла к его бесстрастной маске, которую он обычно надевал, чтобы скрыть свои мысли, когда был обеспокоен или зол. Он не воспользовался ею, и выражение его лица в конец растревожило меня.
— Ты не должен волноваться обо мне, — сказала я настолько уверенно, насколько смогла. — Я не травмирована, или что-то в этом роде.
— Не должен? — спросил он сдержанно. — Ладно... возможно, я не буду, если узнаю, что ты подразумеваешь под этим словом.
— Ох, — я осторожно вытерла влажное лицо и промокнула шею полотенцем. — Хорошо. Это слово означает... "тяжело ранен", или "ужасно шокирован". Это древнегреческий. Корень слова, полагаю, — "травма".
— О, да? И ты не... шокирована. Ты говоришь.
Его глаза сощурились, когда он изучал меня с тем видом критического внимания, которое обычно проявлял, когда намеревался купить дорогую породистую лошадь.
— Я в порядке, — повторила я, немного отодвинувшись от него. — Просто... Я в порядке. Только немного... потрясена.
Он сделал шаг по направлению ко мне, и я резко отшатнулась, запоздало понимая, что прижимаю полотенце к груди, словно щит. Я заставила себя опустить его и почувствовала, как неприятно покалывает кровь, прилившая к синякам на лице и шее.
Он оставался неподвижным, разглядывая меня все тем же прищуренным взглядом. Затем его взор упал на пол между нами. Он стоял как будто погруженный в мысли, потом его большие руки согнулись. Один раз, второй. Очень медленно. И я услышала — услышала совершенно ясно — хруст позвонков Арвина Ходжепайла, отделяющихся один от другого.
Голова Джейми ошеломленно дернулась, и я осознала, что стою по другую сторону кресла от него, скомкав полотенце и прижав его ко рту. Мои локти двигались, словно заржавевшие шарниры — медленно и неповоротливо, но я опустила полотенце. Губы не слушались меня, однако я все-таки заговорила.
— Я немного потрясена, да, — сказала я очень четко. — Со мной все будет в порядке. Не волнуйся. Я не хочу, чтобы ты волновался.
Тревожное внимание в его глазах неожиданно дрогнуло, подобно оконному стеклу, в которое брошен камень, за секунду до того, как оно разлетится на осколки, и он закрыл глаза. Сглотнув, он открыл их снова.
— Клэр, — произнес он очень тихо, и разбитые, расколотые кусочки, острые и зазубренные, ясно виднелись в его глазах. — Я был изнасилован. И ты говоришь, чтобы я не волновался о тебе?
— О, проклятье! — я швырнула полотенце на пол и немедленно захотела вернуть его назад. Я чувствовала себя голой в своей сорочке и ненавидела мурашки на моей коже с такой внезапной страстью, что это заставило меня хлопнуть себя по бедру, чтобы избавиться от них. — Черт, черт, черт! Я не хочу, чтобы ты думал об этом снова. Не хочу! — и все же я знала с самого начала, что так и произойдет.
Я вцепилась в спинку кресла обеими руками и крепко сжала ее, пытаясь не отвести своего собственного взгляда от его глаз, страстно желая броситься на эти сверкающие осколки, чтобы защитить его от них.
— Послушай, — сказала я, успокаивая свой голос. — Я не хочу... Я не хочу заставлять тебя вспоминать вещи, о которых лучше не вспоминать.
Уголок его рта, как ни странно, дернулся в ответ на это.
— Боже, — ответил он, как будто немного удивленный. — Ты думаешь, я забыл хоть что-то из этого?
— Может, и нет, — сдалась я. Я смотрела на него глазами, полными слез. — Но... О, Джейми, я так хочу, чтобы ты забыл!
Он протянул руку и очень бережно коснулся кончиком указательного пальца моих пальцев там, где я вцепилась в кресло.
— Не думай об этом, — сказал он мягко и убрал палец. — Это сейчас не важно. Хочешь немного отдохнуть, Сассенах? Или, может быть, поесть?
— Нет. Я не хочу... нет, — на самом деле, я не могла решить, чего я хочу. Я не хотела ничего вообще. Кроме как расстегнуть молнию на своей коже, вылезти из нее и сбежать — и это не казалось таким уж невыполнимым. Я сделала несколько глубоких вздохов, надеясь успокоиться и вернуть то приятное чувство полного изнеможения.
Стоит ли мне спросить его о Доннере? Но о чем тут было спрашивать? Не убил ли ты случайно человека с длинными, спутанными волосами?. Они все, в некоторой степени, подходили под это описание. Доннер был, — или, возможно, остается и сейчас, — индейцем, но никто не заметил бы этого в темноте, в самом разгаре схватки.
— Как... как там Роджер? — спросила я, не придумав ничего лучше. — А Йен? Фергюс?
Он выглядел несколько ошарашено, будто забыл об их существовании.
— Они? С парнями все довольно хорошо. Никто из них не пострадал в драке. Нам повезло.
Джейми немного замешкался, потом сделал осторожный шаг по направлению ко мне, наблюдая за моим лицом. Я не вскрикнула и не напряглась, и он снова шагнул, приблизившись настолько близко, что я могла чувствовать тепло его тела. На сей раз, не отшатнувшись и дрожа в своей влажной рубашке, я немного расслабилась, качнувшись в его сторону, и заметила, как при виде этого, напряжение в плечах слегка отпустило его.
Очень бережно он коснулся моего лица. Кровь болезненно пульсировала под кожей, и я с трудом сдержалась, чтобы не уклониться от его прикосновения. Он увидел это и немного отодвинул руку, так что она словно парила над моей кожей, я чувствовала жар его ладони.
— Это заживет? — спросил он, кончики пальцев скользили над рассеченной левой бровью, затем спустились вдоль минного поля моей щеки к царапине на нижней челюсти, где ботинок Харли Бобла как раз промахнулся, чтобы полностью приложиться и тем самым сломать мне шею.
— Конечно, заживет. Ты это знаешь; ты видел и похуже на полях сражений, — я бы улыбнулась в подтверждение своих слов, но не хотела снова разбередить глубокую трещину на моей губе, и поэтому вытянула губы вперед, зашлепав ими на манер золотой рыбки, что застало его врасплох и заставило улыбнуться.
— Ага, я знаю, — он склонил голову в нерешительности. — Только... — его рука по-прежнему парила возле моего лица, его собственное выражало взволнованную тревогу. — О, Боже, mo nighean donn, — тихо сказал он. — О, Господи, твое очаровательное личико.
— Тебе невыносимо смотреть на это? — спросила я, отводя глаза и испытывая внезапную острую боль от этой мысли, но стараясь убедить себя, что это не имеет значения. В конце концов, это пройдет.
Его пальцы аккуратно, но решительно коснулись моего подбородка и приподняли его, так что я снова оказалась с ним лицом к лицу. Его рот немного сжался, в то время как его взгляд скользил по моему избитому лицу, отмечая повреждения. Его глаза были мягкими и темными в пламени свечи, глубоко в уголках затаилось страдание.
— Да, — решительно произнес он, — мне это невыносимо. Один взгляд на тебя раздирает мое сердце. И это наполняет меня такой яростью, что я думаю, что должен убить кого-то или взорваться. Но клянусь Богом, который создал тебя, Сассенах, я не лягу с тобой, если не смогу смотреть в твое лицо.
— Ляжешь со мной? — переспросила, не понимая. — Что... ты имеешь в виду, сейчас?
Его рука оставила мой подбородок, но он неотрывно смотрел на меня, не мигая.
— Ну... да. Сейчас.
Не будь мой подбородок таким опухшим, я бы открыла рот в крайнем изумлении.
— Но... почему?
— Почему? — повторил он. Потом отвел взгляд и странно пожал плечами, как он делал, когда был смущен или расстроен. — Я... в общем... мне кажется, это... необходимо.
