— Я не знаю... Янось, не знаю, как у нас тут будет получаться... Но если ты так просишь, я попробую. Знаешь, я, наверно, к тебе с утра загляну. Договорились?
Недовольно сопит Дариуш. Он считает, что Лех спать должен в его кабинете, на узкой кушетке. Она скрипит и обещает когда-нибудь рухнуть под тяжестью весьма неспокойно спящего. Зато безопасно, ага.
— Хорошо. Я жду тогда. А то совсем пусто дома. Большой он для меня одного.
— Ладно. Наверно, тебе стоит сходить куда-нибудь, развеяться. Я завтра приду, поговорим. Давай, спокойной ночи.
Блаженная темнота. Только чертыхающийся под нос Дариуш раздражает.
— Перестань бурчать. Мне тоже нужно ходить домой. Я спать хочу, как собака, а на твоей убогой развалине не заснешь. И брата нужно проверить.
— За ним присматривают. А тебе еще драться, ты помнишь? Ты хоть драться-то умеешь?
— Умею, успокойся. Единственный приличный балл в лицее... Ох, б
* * *
...
— Ладно, спи. С такой больной головой тебе все равно нельзя домой. Зато три дня с чистой совестью — твои.
* * *
"Привет.
У меня тоже на душе неспокойно, хотя у нас тут совсем нежарко. У нас теперь дожди чуть не каждый день, но вообще погода приятная, свежо. А предчувствия гадкие. Но мне хочется верить, что у тебя всё будет хорошо. И, надеюсь, в августе вас всё-таки отпустят. Сколько вас там уже держат? Лет пять? Наверно.
И ты пиши, что хочешь, мне всё будет интересно. И про вашего миссионера, и про то, как вы там живете, и про твоих учеников. Всё-всё.
У меня всё без изменений. Гнес уехала на медовый месяц в Грецию, шлет открытки и фотографии. Кажется, она абсолютно счастлива. Экзамены я сдал. Сдал вполне ничего, средний балл вышел девять и девять десятых. Это нормально, учитывая, что за практики "десять" не ставят никому. Сдавал нео-алхимию, прикладную пси-эм в психологии, историю пси-эм-теорий. Если хочешь, могу выслать тебе по почте учебники. Если ты намерена поступать в университет, тебе пригодится.
Меня опять беспокоит Лех. Завел себе какую-то девушку, я её в глаза не видел. Внезапно сорвался с места и укатил к этой девчонке. Неизвестно куда. "Нитку" глушит, а по телефону почти никогда не отвечает. Неделю уже его не видел. Беспокоюсь.
Ну и неприятно жить одному в таком большом доме. У вас там таких домов ведь нет? А у меня семь пустых комнат. Я и Казимир. И всё.
Впрочем, зачем о грустном.
Всё-таки мне кажется, что твои предчувствия беспочвенны и ты, как и написала, потом сама над ними посмеешься. В общем, я верю, что в августе мы сумеем с тобой свидеться. И хорошо, если ты поступишь на наше отделение в универе.
Впрочем, в любом случае — я о тебе никогда не забывал и не забуду".
* * *
Координатор Кристиан Ростовецкий очень не любил нарушений регламента. Даже если — особенно, если! — нарушения происходили по непредвиденным обстоятельствам. У хорошего Координатора вообще не должны случаться непредвиденные обстоятельства. Но человек несовершенен, и иногда у Кристиана случалось. Вот как сегодня. В половине шестого по местному времени на переговоры должен был явиться глава общины магов Шуа-Хо. Сейчас уже на часах Кристиана — а часы Кристиана всегда шли точно! — минутная стрелка указывала, что глава задерживается уже на сорок минут. Крист ждал. Нервничал его секретарь Якуб Вельский. Второй секретарь остался за главного в отделе, но тоже нервничал.
Кристиан не нервничал: Координатор ни при каких обстоятельствах не нервничает. Просто обычно пунктуальный Нгуен Ван Туан задерживался. А Крист страшно не любил, когда что-то случается вне плана.
Шелестела листа, ветер гнал сладкие, приторные ароматы, небо роняло изредка капли дождя на белую рубашку, но Кристу почему-то не хотелось раскрывать барьер. Секретарь, правда, смел проявлять недовольство — вздохами и кислым выражением блеклой, безликой физиономии.
Крист ждал. На ветке какого-то густо-курчавого дерева сидела птичка — серая, неопрятная, никак не вяжущаяся с окружающим тропическим буйством — и смотрела на Криста то одним, то другим черным бисерным глазом. Постепенно Кристу начало казаться, что смотрит птичка слишком уж осмысленно и даже презрительно, но тут замарашка сорвалась с места и исчезла в листве.
Крист снова поглядел на часы и решил, что подождет еще пять минут...
Якуб отзеркалил движение начальника. Тоже поглядел на часы и опять состроил недовольную мину.
Охрана тоже нервничала. Но Ван Туан предупреждал, что не всё в общине сейчас гладко.
Пять минут.
Опять прилетела птичка. Та же или другая, Крист утверждать с уверенностью не мог бы, но была она такая же встрепанная и серая, и тоже глядела очень понятливо. Видимо, это просто особенность птичек такого вида.
Накатила новая волна сладких ароматов. Теперь Крист признал жасмин, еще что-то терпкое, пряное...
И тут же замутило. Наверно, от запахов. И птичка смешно нахохлилась, поглядела на Криста уже обоими глазками... а потом вдруг неестественно вытянула шею, распахнула крылья, делаясь сразу очень большой... просто ненормально большой... не такой, каким должен быть этот нелепый воробей... и...
* * *
Ласковое солнце разбросало свои лепестки по морю, подкрасило спокойную воду оранжевым и красным, а барашки волн расцветило нежной пастелью. Море в утренней прохладе ровно дышало солью и приятной горечью, под ногами хрустели ракушки.
Гнес смотрела на это море, подставляла лицо этим солнечным лепесткам, иногда наклонялась поднять особенно красивую ракушку и чувствовала, что абсолютно счастлива. Что ей так спокойно и хорошо, как никогда еще в жизни не бывало. Раньше она всё нервничала, торопилась куда-то, что-то искала, суетилась, как заполошная, и ни единого мгновения не ощущала себя счастливой. Всё-то ей казалось, что чего-то ей в жизни не додали, лишили какого-то кусочка, небольшого, но самого важного и главного. Вот и казалось: ходила по самому краю, но так и не попала туда... наверно, туда, где жили по-настоящему, а не искали жизнь.
И, главное, непонятно было, чего недостает — деньги есть, дом есть, подруги, конечно, мужчины были всегда и еще будут... Есть даже нечто вроде семьи в сильно облегченном варианте — без памперсов, соплей и обязательных общих обедов по воскресеньям. Племянники, хвала Свету, уже большие, особого пригляда не требуют. Чего же не хватает?
И Гнес пыталась забить постоянное ощущение пустоты, хорошо знакомое еще с детства. Затыкала дырку чем и кем придется. Иногда так, что самой после становилось стыдно. Затыкала, затыкала и затыкала, пока не набило оскомину, пока не захотелось уже бросить поиски, остепениться, записаться в паньский кружок для "тех, кому за...." и взяться вязать бесконечные какие-нибудь полосатые носки, или вышивать, как покойная Присцилла. Прис, похоже, знала толк в средствах успокоить расхлястанные нервы.
А потом на горизонте замаячил Андрей. Слегка близорукий, чуточку неловкий, весьма робкий и этим резко отличавшийся от остальных воздыхателей, он сразу привлек Агнессино внимание, правда, без интимного подтекста. Он оказался просто интересен сам. С этой его милой привычкой вдруг умолкнуть посреди рассказа, задуматься, глядя куда-то мимо, потом опомниться и продолжить, только совсем уже другое, но тоже интересное. В своей вечной клетчатой рубашке. Она сначала гадала — неужели никогда не меняет? Но нет, оказалось, у него этих рубашек, почти друг от друга неотличимых, куча. Чудак. С неистребимым чувством юмора. Одна только шутка с петухом, которого этот деятель притащил на вечеринку и запихнул в гардеробную, чего стоит... Гнесса влюбилась, как девчонка. Еще месяц назад посмеивалась, называла "клоуном", а потом приняла колечко в красной бархатной коробочке и сказала, что "да, согласна". Не совсем еще понимая, на что.
И теперь бродила по берегу, радуясь внезапному и несколько запоздалому счастью. Впрочем, счастье не прогоняют, когда бы оно ни пришло, и не спрашивают, почему именно сейчас.
В гостиничном номере досматривал последние сны Андрей, а больше не было ничего, что имело бы значение.
Гостиница тоже еще спала, Гнес выходила тут самой ранней пташкой. А рассветы оказались превосходными.
Солнце собрало лепестки в горячие на вид лужи, разлило их оловом и топленой медью, вылезло из-за горизонта толстым румяным краем, поднялись в небо бело-черные пятнышки. Альбатросы или чайки? Не разглядишь... Впрочем, это означало, что пора возвращаться в номер и там успеть полюбоваться тем, как Андрей просыпается. Просыпается он всегда тоже мило и самую малость забавно. В полусне что-то шепчет.. разобрать можно только "Гнес" и "люблю"...
Гнес сунула ноги в шлепанцы, пригладила растрепавшиеся волосы и почти бегом направилась к гостинице. Мимо спящих беседок и усеянных росой виноградных плетней, мимо холодных и всегда ко всему безразличных белых статуй, мимо пирамид кипарисов. Мимо бассейнов, голубая вода которых тоже безразлична и ровна, как на картинке, и которые непонятно, зачем нужны, когда под боком целое море. В холле дремала администраторша, оплыв в кресле и в полудреме шевеля губами.
На третий этаж можно было добраться на лифте, но не хотела сейчас заходить в его глухое и поскрипывающее нутро, поэтому взлетела через завинченные и изукрашенные фотографиями знаменитых гостей лестницы, у двери остановилась отдышаться, скинула обувь... Чтобы не разбудить раньше времени, ходить надо босиком...
Андрей, оказалось, уже не спал, потому что в душе топтались, а часовая стрелка вздернулась уже на без пяти минут девять. Скоро завтрак.
Пробежала в видеозал, врубила голо: нужно бы поглядеть, что делается в мире. В мире делалось много чего, но подробно разузнать решила после. А сперва заказать завтрак. Проходя мимо спальни, зацепилась взглядом за странное, но сообразить успела только в коридоре, у телефона. Оказалось, Андрей всё еще спал, уютно утонув лицом в подушке.
...Тогда кто же в душе?...
И, кажется, закричала и бросилась к Андрею она раньше, чем полыхнуло огнем и начался ад.
* * *
В Познатце стелилось еще по улицам раннее утро. Настолько раннее, что расслабленный летом город спал без единого проблеска света в окнах или скрипа дверей, или шуршания асфальточистки дворника, или...
А Дариуш оказался прав, нужно было всего лишь отдохнуть. Голова у Леха всё еще болела, но уже терпимо, без прежней изматывающей ярости. Поэтому Лех позволил себе прогуляться по улицам родного города, навестить даже парк, прежде чем возвращаться домой. Кто знает, когда еще удастся вот так спокойно прогуляться. Спиной, правда, ощущалась мрачная, но уже привычная громада — Абель. Но этот уже не пугал, как раньше, обычно мертвенным выражением лица. Лех привык. Обнаружил даже, что кое-какие человеческие чувства новому телохранителю всё же не чужды. Вот, например, непонятная и ничем необъяснимая привязанность к самому Леху. Не раз проверенная, испытанная и по-дикарски не имеющая границ. Помнится, когда увешанный бирюльками вождь зимбези предложил Леху "честный поединок", раздумчиво поигрывая своим немаленьким копьем, Абель аж вызверился. Потом долго упрашивал выпустить против дикаря его, Абеля. Уж Абель-то одной левой...
Пока Лех медленно догулял до дома, темнота успела смениться слабым розовым светом и туманом. Туман разбух на ветвях каштанов, заклубился над Вартой, прикрыл наготу фонтанной нереиды. Поверху замаячили две тени — слабые, явно прикрытые какой-то защиткой. Ясно, Яновы "няньки". Подумал сперва отпустить ребят прогуляться, потом решил — пусть их. Лишняя подстраховка не помешает. Хотя один Абель стоит десятка таких. На всякий случай прогулялся вокруг дома, нашел одного — ярко-рыжего, широкоплечего, скучающего. Тот, впрочем, завидев Леха, скучать перестал, а вытянулся во фрунт, приобрел выражение веснушчатого лица старательное и подхалимское. Этому кивнул, решил запомнить на всякий случай, второго искать было лень. Абель остался на скамейке. Позже уйдет в соседнее кафе. Не хватало еще напугать его рожей Яна.
Когда Лех тихо проскользну в гостиную, Ян еще спал, зато не спала эта лохматая зараза, Казимир. Выскочил внезапно из-за дивана, вздыбив шерсть, хлопая крыльями и скаля зубы.
— Эй, ты чего, парень? Ну, спокойно, спокойно... — Обычно миролюбивый Казимир, кажется, брата хозяина признал, но успокаиваться не спешил. Попятился, огрызаясь. Не любит он старшего брата хозяина, ой как не любит.
Под настороженным взглядом пса ушёл на кухню, искать "нормальную человеческую еду", а не эти готовые завтраки-обеды-ужины из какой-то забегаловки. Исследование холодильника показало, что Ян не роскошествует. Из "человеческой" еды нашлись яйца, пакет молока и черствые булочки. Ну и пакет моркови. Видать, для Казимира. Лех вздохнул. Впрочем, омлет и крепкий кофе его вполне сейчас устраивали.
Минут через десять наверху затопали, а Казимир, всё это время недобро следивший за Лехом из-под стола, умчался галопом, радостно повизгивая. Босо прошлепали в душ.
Выглянул в окно. Абеля видно не было, наверно, тоже завтракает.
Зашумела в душе вода. Заскворчал на плите омлет. Врубил визор, пощелкал по каналам. В мире делались странности, часть из которых — Лех самодовольно мысленно подкрутил несуществующий ус — объяснить могли разве что Лех с Дариушем. Другую часть странностей оставалось списать на случайности. Например, "аномальная" активность зимбези означает всего лишь подготовку к "бою вождей". Красиво обозвали, ничего не скажешь. Великий белый вождь Лех будет драться с великим черным вождем... как его?... Мумбату — Рыжим — Пером. А вот малый Парад планет — просто случайное совпадение. Но кстати пришлось это совпадение. Великий год, говорят астрологи. В такие годы должны свершаться великие дела... А вот, захлебываясь восхищением, очевидица повествует о необычном небесном сиянии, о "нежных таких, нежных-нежных переливах, и синем, и красном, и желтом". Это она никогда не видела открытия спонтанного Источника... Да, чего уж там.
Вода в душе умолкла. Омлет чуть не пригорел, но не пригорел же...
Ян вышел из душа, затопал в гостиной, оттуда еще вопросил:
— Лех? Ты дома?
— Да. Я дома. Идем завтракать.
— Секунду. Накину рубашку... — Коротко тренькнул звонок в прихожей. — Кого это черт несет?
Омлет сполз мимо тарелки.
Казимир вякнул.
Кофе зашипел в турке.
В прихожей хлопнула дверь.
На улице взвизгнул какой-то котяра. Рыжий такой, жирноватый и дико перепуганный. Вздыбил шерсть и орет. Что его так напугало?
Казимир залился лаем.
— Ян, что там?
Котяра перестал орать, а уставился куда-то в сторону клумбы с видом просто ошалелым. Никогда бы Лех не подумал, что безмозглая животина может так выразительно состроить... морду...
Казимир взвыл просто утробно, словно бы с него заживо шкуру снимают. Ян не отзывался.
— Ян, что там?!
Уронил сковородку. На ногу. Боли не почувствовал.
Казимир захрипел.
Метры от кухни до лестницы преодолел одним скачком. На лестнице увидел рыжего. Того, который смотрел подхалимски. Глаза у него были стеклянные, а в руке рыжий зажимал кинжал. С клинка капало на ковер лестницы. Жидкостью того же цвета, что и туман, вдруг застивший Леху перед глазами. Рыжий упал. Второй, чернявый, следом за первым. От второго смердело Нижим Ярусом. И точно — черноголовка. Б
* * *
! Что происх...
