— Наоборот. Государь поступил очень мудро и гуманно. Суд мог бы вынести куда более суровый приговор, а так человек остался жив, здоров и почти на свободе. Правда, ему стало сложнее заниматься наукой — до библиотеки там не доберёшься. Но зато он точно не впутается ни в какой заговор, не погибнет сам и не погубит никого. Так что наш Государь предотвратил большую беду.

Бертран решил не спорить.

— Понимаю, — сказал он. — А почему тогда его книги не убрали с глаз долой?

— Ну, вообще-то следовало, тут только эту случайно забыли. Да и сколько книги не убирай, память не уберёшь.

— Однако теперь вы, видимо, исправите оплошность и сожжёте эту книгу на костре?

— Нет, мы книг не жжём, но просто уберём её в специальное хранилище. Но что тебе далась эта книга, у нас есть много других, куда более интересных! Вот, например, книга, написанная одним амаута, который был на войне в Амазонии и заимствовал некоторые методы лечения у местных шаманов, а некоторые способы обеззараживания ран изобрёл сам, или вот книга по глазным болезням...

Ароматный Букет ещё долго что-то говорил, но Бертран слушал его уже вполуха. С чем-то он даже соглашался из вежливости, кое-что согласился взять, но мыслями он всё равно возвращался к той книге, и когда в книгохранилище появился Кипу, и они разговорились с Ароматным Букетом, Бертран потихоньку отошёл и положил вожделенную книжку за пазуху. "Это не кража, ведь я спасаю книгу от костра", — говорил себе он, стараясь не думать, что может подставить этим Ароматного Букета.

Уже находясь в выделенном ему жилище, Бертран открыл добытое им сокровище. Не надеясь вникнуть в медицинские тонкости, он старался просмотреть самые важные главы, те, которые говорили больше о мировоззрении автора. Кратко проглядев список биографий тех, кого автор счёл людьми выдающегося ума, Бертран с удовлетворением отметил, что европейцев среди них было больше, нежели тавантисуйцев, а среди тавантисуйцев практические не было потомков Солнца и Луны. Впрочем, царственному роду была посвящена отдельная глава. Бертран раскрыл её и прочёл: "Итак, мы видим, что среди царственных потомков Солнца уже во многих поколениях не наблюдается ни высокого роста, ни высокого лба, ни подагры, ни других признаков выдающегося ума. Создаётся впечатление, что род Солнца уже перестал давать стране даровитое потомство и держится лишь благодаря своим прошлым заслугам и традициям. Сам Асеро сер как сталь, от которой он получил своё имя". Рядом был от руки написанный кем-то комментарий: "Вот как? Значит, считал-считал великих людей и не оценил Великого Манко? Что тогда стоят все эти подсчёты и расчёты? Неужели, по мнению автора, Манко уступал умом европейским королям?"

Бертран усмехнулся и глянул на другую книгу, которую всё-таки навязал ему Кипу. Звёздный Путь... Молодой англичанин думал про себя: "Как же всё-таки глуп их так называемый "великий амаута" Звёздный Путь, с которым здесь носятся как с писанной торбой, когда писал о неразумно устроенном обществе, неизбежной в нём, якобы, отборе наихудших и так далее. По его логике, Европа вообще невозможна, не может существовать как таковая. Мол, неразумно устроенное общество не может переплыть океан и баста! То-то их мудрецы растерялись от удивления, когда столкнулись с испанцами! Хотя Кипу доказывал вовсю, что как раз среди испанцев и был отбор на наихудших, мол, наиболее беспринципный и не любивший никого Франсиско Писарро возвысился над всеми своими дружками, в том числе и над привязанным к своему сыну Альмагро, мол, только худшие у нас и на плаву. Но это всё-таки значит, что даже испанские "худшие" оказались лучше местных лучших! Как ни крути, а медик нашёл причину всех здешних неудач. Здесь просто было изначально мало людей, умных и талантливых по природе, а Сыны Солнца и немногих достойных убивали, не давая оставить потомство. Потом европейцы, ну пусть даже испанцы, оплодотворили местных дев, и это дало краткий расцвет, но потом Манко и его преемники опять истребили лучших... А если лучших нет, то и страна в упадке. Но что же это получается? Значит, для спасения этого народа местные женщины должны иметь детей от европейцев? Но тавантисуйские законы запрещают браки с иностранцами. Неужели нужно, чтобы..." — Бертран представил себе войну, орды завоевателей, горящие города и селения, насилия и убийства, и содрогнулся. Нет, даже скверная жизнь при Сынах Солнца большинству обывателей покажется раем по сравнению с этим. Надо или реформы провести, или чтобы местный народ сам сверг тираническую власть. Но как свергнуть, если лучших регулярно истребляют? Хотя, может быть, Пыльный Мешок знает секрет? Ведь в ссылке он не мог не думать о том, как выявлять лучших и уберечь их от тирании...

Золотой Подсолнух наконец закончил свой трактат, переписал его в трёх экземплярах и один из них вручил Кипу. Тот обещался посмотреть, но сказал, что пока из-за книжек некогда, и Золотой Подсолнух с лёгким сердцем на это согласился, не зная, как долго тот способен тянуть. Другой экземпляр он отдал Радуге, а третий через Лилию передал Первому Инке — пусть показывает кому сочтёт нужным. После чего временно успокоился на этот счёт: всё, зависящее от него, он уже сделал и теперь остаётся только ждать.

Радуга вернула Золотому Подсолнуху рукопись, выглядела она при этом смущённой:

— Понимаешь, Золотой Подсолнух, мне очень понравился твой трактат, но беда в том, что я раздел философии, связанный с хозяйством, не очень и сама понимаю. Вроде у тебя никаких ошибок не заметила, но дать отзыв не могу. Я могу поговорить со Слепым Старцем и привести тебя к нему.

— А это не будет с моей стороны слишком дерзким?

— Нет. Ведь если тебе вручат льяуту, то... будет лучше, если Он это одобрит. Его мнение тут очень весомо, весомее даже мнения Асеро, который явно заинтересован.

Разумеется, бывший монах и раньше слышал о Слепом Старце и даже видел его. Тот не жил полным затворником, временами его приводили в Университет, и его лекции были заметным событием. То есть на них спешили не только студенты, но и преподаватели старались отодвинуть свои дела и прийти. Разумеется, и Золотой Подсолнух их посещал.

Секрет популярности Слепого Старца был прост: здесь считалось, что одним из основных показателей мудрости амаута является его способность делать точные предсказания, а Слепой Старец был наиболее точен. Одним их последних предсказаний его было, что войны с Испанией не будет, всё ограничится торговой блокадой, и это оказалось точным. Насчёт Англии он столь точных предсказаний не делал — говорил, что у него слишком мало достоверной информации для выводов. Впрочем, войну с Англией он не считал наихудшим вариантом, что настораживало многих.

И всё равно Золотой Подсолнух как-то внутренне трепетал. Когда-то в детстве похожий трепет у него вызывало первое причастие, потом монашеские обеты... Потом это всё стало будничным, пришло понимание, что многие из тех, кто имеет с этим дело постоянно, ни во что такое особенно не верят. Не верят, что Христос может сойти со креста, и всыпать нерадивому монаху. Вообще не верят, что за их мерзости последуют наказания, потому что кто бы решился совершать преступления, зная, что за них будет огненная лава?

В тавантисуйских богов бывший монах тоже не верил. Но в торжественных церемониях участвовал и не считал это лицемерием: ему нравилось ощущать единение со своим народом, от которого он был столько лет оторван. А боги... что же, если богами стали прославленные предки, то это не худший вариант. Во всяком случае, вера в тавантисуйских богов не склоняла ко злу.

С этой точки зрения свой собственный трепет перед Слепым Старцем Золотой Подсолнух не мог себе объяснить. Может, его как-то завораживала повязка, скрывавшая его глаза? Хотя нет, дело не в ней — если тот так точно умеет предсказывать, может, и в самом деле общается с чем-то сверхъестественным, вроде "демона Сократа". А ещё ходили невнятные слухи, будто тот пророчил, что Тавантисуйю может пасть. Любой другой человек, сказавший такое, показался бы беспочвенным паникёром, однако если такое говорил Слепой Старец, то это было неспроста. И юноша решил про себя, что если таки попадёт к нему, обязательно спросит про это.

Вечером за ним зашла Радуга и сказала:

— Золотой Подсолнух, пошли! Слепой Старец примет нас прямо сейчас.

У юноши возникла мысль надеть тунику поновее, но он тут же её отбросил — слепому всё равно.

Когда они подходили к дому Великого Амаута, у юноши подгибались колени от торжественности момента. Слепой сидел в кресле, и по выражению его лица было невозможно понять ничего. Юноша точно не знал, когда и почему тот ослеп. Одни говорили, что он участвовал в битве, и это результат ранения, другие ? что он уже родился слепым или переболел в детстве. Но, так или иначе, он даже при всём желании не мог бы бросить юноше ободрительный взгляд из-под повязки, именно потому юношу и сковывал страх. Впрочем, всё это он понял только потом, а в тот момент он вообще ни о чём не думал. Радуга заговорила:

— Приветствую тебя, Великий Амаута! Я привела с собой юношу, написавшего трактат.

— Пусть подойдёт сюда, сядет рядом и даст мне свои ладони, — юноша подчинился. — Не дрожи, не бойся. Хотя я слеп, но эти пальцы прочли множество узелковых книг. Что касается твоего трактата, то я прочёл его. Всё что ты пишешь про Европу — вполне возможно. Возможно, там и в самом деле станет больше мастерских и больше сторонников разумно устроенного общества. Но ты должен понимать одно: Тавантисуйю не является разумно устроенным обществом, это лишь черновик, который следует переписать начисто.

— А что нужно сделать?

— Пять лет назад носящие льяуту рискнули запустить в страну миссионеров. Но мало кто мог предположить, сколь многие тумбесцы станут для них благодарной паствой. И если бы монахи вели себя поумнее, этой самой паствы было бы ещё больше. Многие амаута понимают это, но не могут взять в толк, отчего так. И списывают всё на талант проповедников, мол, они были сильно языкастые. Как будто в языке дело! Это говорит о том, что люди не ощущали государство своим, раз так легко отрекались от него. Человек, который чувствует, что тоже управляет, что от его мнения что-то зависит, никаким языкастым миссионерами не поддастся. Значит, именно тут слабое место Тавантисуйю — её люди не чувствуют себя её хозяевами, и потому готовы слушать любую чушь. Вот то, чего не может понять Асеро...

— А что он может сделать, если поймёт? — спросила Радуга. — Я помню, как в дни моей юности, когда сократили срок миты, люди отнюдь не стали больше заниматься самоуправлением. Они стали больше заниматься личными хозяйствами.

— Потому что сократили дни, а не часы каждый день. Нужно, чтобы сокращённые часы были посвящены обучению самоуправлению.

— Но ведь люди сами выбрали именно сокращение дней! Можно ли было идти тут против их воли?

— Нужно, чтобы люди как можно меньше нуждались в личном хозяйстве. Тогда у них будет время на самоуправление.

— Однако многие уверены, что со своей грядки урожай сочнее и слаще. Хотя бы ту же картошку им выдавали через паёк вдоволь. Принудить людей силой отказаться от своих огородов — это неизбежно начать войну.

— Пойми, как только люди начинают ставить общее выше личного, то это ставит государство на край гибели. А для такого государства, как Тавантисуйю, это опасно вдвойне.

Юноша задумался. Больше всего ему приходилось общаться с братьями-студентами, у них обычно не было семьи и своего хозяйства. Но и они нередко ставили личное, будь то любовь или увлечение музыкой и поэзией, выше общего. Дело было даже не в способности и невозможности уделить общему время... Нет, они именно считали государство Тавантисуйю, его благополучие и способность устоять перед врагом чем-то далеко не самым важным в жизни. Может, потому что оно для них — нечто само собой разумеющееся, как восход Солнца по утрам? Радуга тем временем спросила:

— Положим, что всё это справедливо. Но ты посоветуешь юноше?

— Посоветую тебе побольше читать древних. Осмотреть все стародавние кипу и найти упоминания о сходных вещах. Без внимательного прочтения древних невозможно заслужить звание философа. Может, ты и сам сочтёшь свои выводы слишком поспешными.

Юноша мог только вздохнуть. Видно, в доме Великого Амаута время текло с иной скоростью, чем во внешнем мире. Нет, конечно, чтение древних — весьма почтенное занятие, да вот беда, времени лично у него, похоже, на это нет.

Возвращаясь в своё жилище, Золотой Подсолнух встретил случайно Моро и как мог, пересказал разговор с Великим Амаута. Тот ответил:

— Знаешь, я Слепого Старца очень уважаю, и он действительно очень мудр, однако порой у него сквозит мысль, что разумное государственное устройство существовало только в книгах и больше нигде. В жизни или ещё недозрело, или уже подгнило. Я ведь с ним лично далеко не раз про это говорил.

— Порой и ты говоришь нечто похожее.

— Да я сам не знаю. Грустно, если он и в самом деле прав. Понимаешь, ввести активное самоуправление получится, скорее всего, только после восстания во всех колониях белых. Он с этим даже отчасти согласен. А когда оно будет? Это уж точно не от носящих льяуту зависит. Вот собственные привилегии урезать они могли бы, это и в самом деле раздражает.

Бывший монах пожал плечами и не ответил ничего, подумав про себя, что и вопрос с привилегиями не так прост, как кажется Моро. Ведь Асеро не может обойтись без охраны, хотя бы хотел этого в душе.

Если бы Золотой Подсолнух знал, что в тот же день Асеро примерно с таким же трепетным чувством входил к Небесному Своду. Небесный Свод был очень стар, и, думая о нём, Асеро как-то тоже чувствовал на плечах свои сорок лет. Но, кроме того, он боялся, что Небесный Свод едва ли одобрит его план.

— Приветствую тебя, Небесный Свод, — сказал Асеро, — вот что я хотел бы решить с престолонаследием.

— Давно пора. Нашёл кого-то, кого мог бы рекомендовать в наследники вместо сыновей Зоркого Глаза?

— Увы, других племянников у меня нет.

— Ты знаешь, что я очень дряхл и смерть моя близка. Мне, может быть, остались месяцы. Неужели они после плена стали ни на что не годными?

— Увы, их там морально поломали. Если эта ломка и пройдёт, то нескоро. Да я и сначала был скептичен к этой идее. Попытка выдать Лилию замуж за Ясного Взора провалилась, а после разговора с ними в Тумбесе я понял, что нельзя. Они не считают, что вынесли пытки достойно. Возможно, они слишком строги к себе, с другой стороны они правы — зная о себе такое, на первый пост в государстве лучше не претендовать. Ведь Первому Инке надо быть всё время готовым к войне.

— Допустим, ты прав, но что ты предлагаешь?

— Поскольку у меня нет наследника по крови, то пусть им станет любой из моих зятьёв. Если любой, заслуживший звание инки достаточно знатен, чтобы жениться на дочери правителя, то почему он не может занять после моей смерти мой престол?

— Во-первых, что касается тайной помолвки Лилии и Золотого Подсолнуха, то я не одобряю того, что ты затеял. Можешь, конечно, женить их и добиваться для него синего льяуту, но НЕ БОЛЕЕ! Ты не в коем случае не должен делать его своим наследником. И даже регентом в случае рождения мальчика я бы не советовал.