— Не нужно этих неловкостей, — покачал головой епископ, снова хмыкнув. — Не после того, что я позволил тебе сделать. Я должен был дать Вивьену сгореть заживо на том костре, но, Господь мне свидетель, у меня не хватило на это духу. Я благословил тебя на убийство, мой друг.
— На то, чтобы смертельно ранить приговоренного, — осторожно поправил Ренар. Лоран отмахнулся.
— На убийство, — не согласился он. На несколько мгновений он прикрыл глаза и устало потер переносицу. — Мы оба знаем, что конечная цель была именно такой. Чтобы Вивьен умер не в огне. Не такой страшной смертью — после всего, что он пережил. — На некоторое время он вновь замолчал, прислушиваясь к тишине за дверью. Затем заговорил едва слышно: — Так ты все еще убежден, что он лгал?
Ренар поморщился.
— Какая разница, в чем я убежден? — спросил он. — Он мертв. Этого не изменить. И скоро… — Он осекся на полуслове. Лоран понял его мысль и кивнул.
— И скоро здесь умрет все остальное. Я понимаю. Об этом де Борд и говорил мне, верно? Пока я не слушал.
— Да, Ваше Преосвященство.
— Брось, — усмехнулся Лоран. — После всего, что мы пережили, тебе самое время называть меня просто Кантильен. Тем более что быть епископом мне явно осталось недолго. Это изначально было плохой затеей, не так ли? — Он нервно передернул плечами. — Куда меня сошлют? После низложения.
— В Сент-Уэн, — мрачно ответил Ренар.
— Под присмотр Бернара Лебо? Неплохо. Похоже, несмотря на всю его жестокость, сердце у де Борда все-таки не каменное. Хотел бы я вместо того признать, что он туп, как осёл, но ведь этого за ним не водится. Стало быть, он отсылает меня к Бернару, который нет-нет, да будет даже временами выпускать меня из кельи? Удивительная щедрость.
Лоран вздохнул. Ренар тоже. Он внимательно посмотрел на епископа, не зная, как начать важный для себя разговор.
— Ваше Преосвященство…
— Я же просил, — перебил его Лоран.
— Я не могу.
— Не можешь называть меня по имени?
— Не могу больше здесь оставаться, — выпалил Ренар, решив не ходить вокруг да около. — Не после всего, что произошло. — Он виновато опустил голову и добавил: — Простите.
Лоран покривился. Он удивился бы, если б так хорошо не понимал своего подопечного. Будь он на его месте — поступил бы точно так же. Но его судьба была другой, и в этот самый миг от мысли, что встретить ее он вынужден будет в одиночку, Лоран ощутил дурноту.
— Хочешь уйти? — упавшим голосом спросил он.
— Снять с себя полномочия инквизитора, да, — твердо отозвался Ренар. — Я больше не смогу этим заниматься. Не так. К тому же я слепну. Я уже почти ничего не вижу, и скоро инквизиции от меня не будет никакого толку. Де Борд обещал меня куда-то определить, но, если честно, мне даром не сдались его подачки. Просить милостыню на ступенях церкви для меня и того пригляднее.
Ренара пробирала дрожь от собственных слов. Будущее в качестве никчемного, беспомощного попрошайки пугало его до невозможности. Он предпочел не думать об этом, пока Господь дает ему возможность хоть как-то различать предметы глазами. Но ведь совсем скоро этой возможности у него не станет.
— А Ансель? — тоскливо спросил Лоран. — Его ты больше не жаждешь поймать?
Ренар поджал губы. Отчего-то он решил ответить епископу честно.
— Не как инквизитор. Я думаю, вы должны понимать, — он помедлил, — Кантильен.
Епископ усмехнулся.
— И отчитал бы тебя, но понимаю, — вздохнул он. — Не могу не понимать. Понимаю я и то, какой низостью с моей стороны будет перечить твоему желанию и просить тебя остаться. И все же я попрошу.
Ренар резко выдохнул.
— Ваше Преосвященство… — Он умоляюще посмотрел на него. — Не надо…
— Ренар, послушай. Ты слышал де Борда. Архиепископ д’Алансон пойдет у него на поводу. У де Борда есть распоряжение папы. Есть власть и есть цель заточить меня до скончания моих дней в келье, где я буду переписывать Священное Писание бесконечно. — Лоран горько усмехнулся. — Веришь ты или нет, но для меня подобное заточение столь же мучительно, сколь было для вас с Вивьеном. И раз уж эти дни — мои последние на посту епископа и инквизитора, у меня есть всего одно желание: я хочу провести их здесь в обществе хоть кого-то, кому доверяю. А так уж сложилось, что кроме тебя мне это бремя возложить не на кого.
Ренар вновь посмотрел на него с мольбой.
— Я не…
— Прошу тебя, — вздохнул Лоран. — Ведь осталось недолго. Как только меня низложат и отправят в плен к Бернару, ты сможешь осуществить свой план. А твой отказ де Борду будет греть мне душу. — Он усмехнулся с печальным ехидством, но тут же посерьезнел. — К слову, уверен, Бернар и тебя не оставит нищенствовать на улице. Сент-Уэн все же лучше этого, не находишь?
Ренар пожал плечами.
— Как пойдет, — небрежно бросил он.
Лоран развел руками.
— Так ты согласен остаться? Хотя бы пока я еще здесь.
— Вы просите, — хмыкнул Ренар, — но делаете это так, что фактически не оставляете мне выбора. В таком случае я вынужден выдвинуть встречное условие: не препятствовать мне, если я…
— Если найдешь Анселя? — перебил Лоран. — Я не стану мешать. Я даже не стану принуждать тебя приводить его в допросную. Хотя искренне надеюсь, что ты рассудишь здраво и поймешь: убийство этого человека принесет тебе меньше удовольствия, чем его допрос.
Ренар хмыкнул.
— Значит, вы даете мне полную свободу действий? Я правильно понимаю?
— В вопросе поимки Анселя — да. В остальных, — Лоран покачал головой, — прости, Ренар, но я пока все еще на посту. Полного беспредела я допустить не могу.
Ренар криво ухмыльнулся.
— Хорошо, что вы ответили так. Иначе я решил бы, что вы в отчаянии, Ваше Преосвященство.
— Я в отчаянии, но не отупел, — вернул ему усмешку Лоран. — Стало быть, мы с тобой договорились? Прости за назойливость, но я действительно нуждаюсь в твоем подтверждении.
Ренар тяжело вздохнул.
— После вашего дозволения облегчить страдания Вивьена на костре я вам должен, — ответил он, а затем кивнул и покинул кабинет епископа, не прощаясь.
* * *
Ранним зимним вечером, когда Руан начали окутывать сизые сумерки, невдалеке от города замерла на дороге женщина в скромном темном плаще. Ее путь сюда занял целую неделю: приходилось идти только при дневном свете, останавливаться на ночь на постоялых дворах или проситься переночевать к добрым людям, а на тракте по возможности держаться других путников, чтобы было не так страшно нарваться на разбойников. И вот, наконец, она добралась.
Стоя на возвышении, с которого открывался вид на дома, улицы и реку, она старалась восстановить сбившееся дыхание и унять стук заколотившегося сердца.
Если кто-то из жителей Руана и потрудился бы вспомнить Элизу, то сейчас он с трудом узнал бы ее. Дерзкая язычница, всегда носившая вызывающе распущенные волосы, легкие платья и звонко бренчащие украшения, теперь напоминала тихую, таинственную тень. Темный шерстяной плащ с капюшоном частично скрывал лицо, волосы были аккуратно собраны в косы над ушами, браслеты и амулеты спрятаны. Случайные прохожие, ловившие ее взгляд, неуютно ежились. Глаза Элизы смотрели как никогда пронзительно и неприветливо, и каждый, кому не посчастливилось заглянуть в них, словно на миг погружался в молчаливую скорбь и усталость, сопровождавшие ее последние несколько месяцев.
Противоречивые чувства захлестывали и вновь отпускали стоящую на холме Элизу, жадно оглядывающую Руан. Страхи и надежды, радость и тоска порывами врывались в ее сердце, перемешиваясь и растворяясь в потоке мыслей.
Размышления лишь усиливали усталость Элизы.
Она тяжело вздохнула.
На миг женщина вспомнила, что лесной дом, который она давно присвоила, изначально ей не принадлежал. Она лишь заняла его, как сейчас это мог сделать любой разбойник, но что-то внутри нее упрямо продолжало считать, что она имела на это право, а другие — нет.
Не меньше ее волновала предстоящая встреча с Вивьеном. Примет ли он ее? Будет ли рад видеть? Элиза боялась это проверять, но одновременно ей не терпелось встретиться с Вивьеном.
«Скоро я это узнаю, недолго осталось ждать», — с решимостью сказала она себе.
Путь к центру города можно было сократить через лес, и дом находился как раз на этом пути. Спустившись по холму, Элиза всколыхнула дорожную пыль и пропала из вида, словно растворившись между елями, не сбросившими своего зеленого покрова зимой.
Быстрым шагом, не спотыкаясь о корни и ветви и лишь поправляя сползающий с плеч дорожный мешок, она шагала меж деревьев. В прохладной тишине полупрозрачного, погруженного в мертвый сон зимнего леса можно было расслышать шум реки и даже отдаленный гул городских улиц.
«Я пришла во время тишины, снов и смерти. Я нарушаю эту тишину. Прости меня», — грустно думала Элиза, обращаясь к лесу, в который вторглась со своими печалями.
Когда через некоторое время впереди замаячила знакомая поляна, Элиза замерла, прижавшись к стволу ближайшего дерева, словно пыталась по привычке, приобретенной еще с детства, слиться с чащей, скрыться в ней от всех опасностей.
Несколько мгновений Элиза напряженно прислушивалась и присматривалась к дому. Ничто не нарушало тишины и спокойствия, лишь легкие порывы ветра поскрипывали в сухих сучьях деревьев. Не обнаружив очевидной опасности, Элиза медленно вышла на поляну перед домом. Сложенное из камней старое кострище никто не разобрал. Сиденья, сделанные из пней и больших поленьев, стояли на своих местах — сырые и растрескавшиеся от зимнего холода. Осмелев, Элиза огляделась повнимательнее и обнаружила, что на некоторых ветвях, все также висят сделанные ею амулеты, пусть и обтрепанные ветром и дождями.
Она выдохнула с неимоверным облегчением и бросилась отпирать замок.
Изнутри ее дом был ровно таким, каким она его оставляла. Только паутина завелась по углам, местами появилась плесень, да на полу виднелись черные точки мышиного помета. Лесные твари, грязь и пыль — вот единственные захватчики, посягнувшие на жилище травницы.
Элиза перепроверила все оставленные ею тайники, обошла лес вокруг дома, собрав те запасы, что прятала в чаще, разожгла печь оставшимися в доме полусырыми поленьями, сходила к реке за водой, чтобы умыться и сделать себе похлебку. С особым рвением она разобрала старый сундук, в котором под несколькими простыми платьями и накидками, на самом дне ее дожидались книги — драгоценные подарки Вивьена Колера. Ни зимняя сырость, ни плесень не тронули страницы, словно книги, как и домашнюю утварь, действительно охраняли наговоры.
Убедившись в целости и сохранности своего жилища, Элиза осела перед печью и ощутила приятную усталость. Налив себе травяного напитка, она согрела руки и вдохнула приятный убаюкивающий аромат.
«Остальное потом», — решила она. — «Сейчас уже ночь. Лучше мне провести ее здесь. А завтра я поговорю с Вивьеном. Надеюсь, он меня выслушает…»
С этими мыслями Элиза погрузилась в крепкий сон.
* * *
Проснувшись утром, Элиза отправилась в город, по которому успела так соскучиться за эти бесконечные полгода. Руан не изменился. Те же улицы, такие же дома, церкви, даже старый дуб — все было таким, как она помнила. Эта неизменность в облике города наполняла ее душу теплом. Отсутствие перемен вселяло в нее хрупкую надежду на то, что прежняя жизнь вернется, насколько это было возможно без Рени.
Мало-помалу Элиза плавно подбиралась к руанскому отделению инквизиции. Она могла бы пойти на постоялый двор, где жил Вивьен, либо посторожить около дома Ренара и разузнать у него обстановку. Но, позволив себе такую романтическую прихоть, она решила направиться туда, где познакомилась с Вивьеном.
Вглядываясь по пути в прохожих, Элиза вдруг заприметила знакомую высокую фигуру в черной сутане. Мужчина брел по улице понуро, не поднимая головы и ссутулив плечи. Весь его вид выдавал не лучшее расположение духа. Элиза на миг замерла в нерешительности, но отругала себя за это и порывисто зашагала к инквизитору.
— Ренар! — окликнула она.
Тот вздрогнул и резко повернулся на звук. Остановив на Элизе неуверенный прищуренный взгляд, он неопределенно мотнул головой, словно не сразу узнал ее.
— Элиза… — ошеломленно пробормотал он.
Женщина остановилась в нескольких шагах от него и кивнула, сбивчиво заговорив:
— Я… Наверное, неожиданно видеть меня здесь, верно? Знаю. Прошло столько времени, но я не могла не вернуться! — Она сглотнула подступивший к горлу комок, наблюдая за такой привычно бесстрастной реакцией Ренара. В ее голосе против воли появился давно забытый бунтующий жар. — Нужно было раньше, наверное! Я понимаю, что нужно было! Но я не… То есть… Впрочем, неважно теперь, ведь я здесь. И я… очень рада тебя видеть.
Это было сказано искренне. Ренар вечно казался мрачным и угрюмым, и на первый взгляд трудно было поверить, что кто-то может всерьез скучать по нему. Но Элиза могла. Для нее он был частью той счастливой жизни, что она оставила, уходя из Руана.
Однако ее не покидала смутная тревога. Что-то было не так, и она силилась понять, что именно. Взгляд молодого инквизитора казался ей каким-то непривычно рассеянным. Он будто бы немного помутнел, словно Ренару несколько ночей не удавалось поспать.
Пару мгновений продлилось молчание, а затем он, оценивающе сощурившись, хмыкнул:
— Ну что? Нагулялась?
Элизе понадобилось некоторое время, чтобы понять, о чем он. Не сразу распознав этот болезненный упрек, она округлила глаза от возмущения и досады. Всю дорогу из Кана Элиза убеждала себя, что готова к такой реакции, но на деле это оказалось не так.
— Я не… нет! — выпалила она.
Ренар не счел нужным отвечать, лишь вопросительно приподнял брови, давая понять, что ответ не исчерпывающий.
— Послушай. — Элиза шагнула ближе, приподнимая руки, словно призывая не перебивать. — Не знаю, поверишь ты мне или нет… Вивьен тебе наверняка рассказал, что видел меня с кем-то в Кане! Да, я тоже узнала об этом недавно… так вышло. В общем, Паскаль — тот мужчина, держатель постоялого двора, с которым Вивьен меня видел, — был моим знакомым, не более. Он ухаживал за мной, да, но я не отвечала ему! В день, когда Вивьен приезжал, Паскаль изобразил, будто обнимает меня, специально, чтобы заставить его ревновать или уйти. — Элиза раздраженно закатила глаза, так как в пересказе эта ситуация казалась скорее нелепой, чем трагичной. — И, видимо, Вивьен поверил. Почему-то. Если б я только знала, что он за мной возвращался! Но я не знала ни о чем, Ренар, честное слово! Я думала, он меня возненавидит, стоит мне появиться… — Она сокрушенно покачала головой. — В общем, как только Паскаль признался мне во всем, я тут же ушла! Представляю, как сложно поверить в такое, но я готова сделать все, чтобы Вивьен поверил мне! Я не лгу, мне нет причин… Ренар, пожалуйста… ты поможешь мне убедить его? Я ведь без него не могу, понимаешь?
