Ход, конечно, был правильным — показать подследственному план места преступления. Если виновен — то мог надеяться, что мы чего-то не знаем. А если невиновен? Подло, конечно, но если сломается и оговорит себя, то оговорит правильно. Во всяком случае, Грутупс сразу объяснил то, как один человек мог эти проклятые тонны бумаги перенести, мозги у него все-таки варят. И, как только сообразил, как ему от групповой кражи отмазаться, так сразу вину признал. Даже я не подумал, что тележки можно и наверху, в подвале архива использовать, а не только в подземельях. Там ведь действительно, работы всего часов на 20, никакой аккуратности не требуется — бери и кидай.
И все же... Пятьдесят на пятьдесят. О ходе через ливневую канализацию подследственный даже не обмолвился. Потому что не знал о нем, а я не спросил, плана не показал? А потом — "Я рассыпал пепел, послал подъемник вверх и пошел отдыхать". Сейчас, как же. После того как был насыпан пепел, пол комнаты больше не опускался. Пепел лежал у стенок, это все видели, а вот в подземелье его не было. Двигался бы пол — и туда бы насыпалось. Так что уходил он однозначно через ливневку. Если это вообще был он. А если все-таки он? Почему тогда скрыл? Решил, что мы не нашли и решил в будущем воспользоваться, когда отсидит? А мог он покинуть архив через проходную? В принципе мог, в понедельник с утра, когда все на работу прибывают. Ладно, в конце концов я ему не адвокат. Решил вину на себя взвалить, его дело.
А может, он просто хотел на суде от показаний отказаться, указав на пробелы в следствии? Может. Но вот зачем он тогда сбежал? Ох, хорошо хоть что, когда его конвой обратно в машину вел, никого из моих не было рядом. И все равно я по шапке получил. Не обеспечил, не проверил двери, ведущие в подвал из других подъездов. Да, прокольчик, но раньше то они всегда заперты были. Ладно, не разнос это был, так, пожурили слегка, но неприятный осадок все равно остался. Нет, ну каков жук, в наручниках был, а конвойных вырубил без малейших телесных повреждений. Как такое возможно? Конвойные утверждают, что удары ногами были нанесены не в голову, а в корпус. Ладно, не воробей, поймают. Теперь его дело труба, побег — еще одно доказательство вины.
В ночь перед следственным экспериментом Андриса мучали кошмары. Нет, поначалу все было хорошо. Никаких бумаг из архива, никакого ареста. Отработав в прокуратуре положенные по распределению три года, он все-таки стал адвокатом. Потом в стране что-то случилось, болтать стало можно обо всем, всем и везде. И вот он уже член Верховного Совета Латвийской ССР. Вот он публично сжигает партбилет. Не свой конечно, кто его знает, как там все дальше обернется. Вот СССР распался и Латвия независима. Вот он проталкивает проект денационализации. Все вернуть, что в сороковом отобрали. Тут-то и понадобилось хорошее знание архивов, чтобы половить рыбку в мутной воде, которую он сам умело и замутил. Эх, хорошо быть богатым и обеспеченным человеком, но почему так хочется застрелиться? Нет, не надо! Откуда этот страшный черный пистолет? Умер. Как же так? Душа полетела. На небо, значит. Значит не так он и нагрешил. Но нет, что-то не пускает. Что-то его держит внизу. Кладбище. Открытый гроб. Глубокая могила. Очень глубокая, зачем такая? Гроб с ним опускают в могилу. Почему не закрыли крышку? А сколько людей провожает его в последний путь! Людское море не помещается на кладбище. Начинается движение. Нескончаемый людской поток проходит мимо открытой могилы. И каждый плюет. Первый плюнул, десятый, сотый, тысячный, десятитысячный, стотысячный. Все пришли плюнуть на его могилу. А поток людей все не кончается. И все его проклинают. Всех их он лишил квартир, полученных в советское время. Неужели обиженных столько много? Неужели каждому дому нашелся законный наследник? Как же так? Всех хозяев расстрелял Сталин. Сам, лично. Их родственников до седьмого колена добил лично Берия. Конечно, в любой работе случается брак, кто-то мог и ускользнуть. Кого-то не нашли, до кого-то руки не дотянулись. При старом режиме ведь по заграницам ездить было просто, были бы деньги. Путешествовали где-то, а когда власть поменялась, не захотели возвращаться. Но сколько таких? Сто, двести, пусть даже пятьсот... Неужели в Риге так много людей жило в их домах?
Могила давно переполнилась, а гроб почему-то не всплывает. Тяжелые грехи не дают.
Теперь мимо проходят жители спальных районов, мотив проклятий слегка изменился. А перед этими я в чем виноват? Их же дома построены уже при Советской власти? Вот оно в чем дело, оказывается... Многоэтажки стоят на денационализированной земле. Когда-то это были пригороды, земля была роздана за символические копейки, стройся и живи. Потом Советская власть снесла эти одноэтажные халупы, предоставив взамен жилье в многоэтажных новостройках. Кто-то, переселившись в другой город, успел продать свой домишко. Неважно, все вернулось по состоянию на 39-й год. Все сделки мены и продажи, совершенные в советское время, незаконны. Деньги и квартиры, полученные взамен, возвращать не надо. За то теперь все жильцы новостроек должны наследникам земли. И аренду плати и... Тротуар новый проложить, ветку дерева срезать — всё с разрешения. А захочет новоявленный хозяин земли — воткнет во дворе вместо детской площадки пивнушку, он в своем праве. Идут, идут, идут... Возврат собственности на землю — конец заводам, фабрикам, детским садикам, построенным на этой земле. Остались пустые коробки, оборудование сдано на металлолом. Безработица, как на Западе, только без пособия. Идут, идут рабочие и служащие, и каждый плюет на могилу. Земля вырезанных в гражданскую помещиков, дворян, купцов, банкиров была латвийской властью национализирована и продана латвийскому народу. Бери сколько влезет, в долг, оплатишь потом, когда поднимешься. И ведь не оплатили, не успели, Советская власть вернулась. А теперь, с его, Андриса, нелегкой руки все долги прощены. Кто тогда был больше всего должен, теперь стал богаче всех.
Идут, идут... Идут эстонцы, идут литовцы. Их правительства не смогли не подхватить передовой опыт Латвии в деле денационализации и повторили его. Мы не новые страны на карте мира, мы настоящие правопреемники тех государств, которые были захвачены агрессивным СССР. Нет, ни в какой СССР мы никогда не просились. Выход из Российской Империи был совершенно законен, потому что за него проголосовала элита. И цивилизованные страны признали это решение. Вступление в СССР было незаконным, потому что за него голосовало неимущее быдло. И цивилизованные страны не признали это вступление, они лишь притворились.
Что же за глупости я натворил? Может осознал, может поэтому и застрелился? Зачем же они идут, зачем плюют, я же за все расплатился сполна?
Кошмар оборвался. Тишина в одиночке, ярко горит лампочка под потолком. Оборвался? Нет. Откуда-то из стены появился черт. При рожках, копытах и хвосте с кисточкой. Вслед за чертом появился ангел, слегка помахал белоснежными крыльями и аккуратно сложил их за спиной.
— Ну что, куда его, к расхитителям или к предателям? — спросил ангела черт
— Да вроде он никого не предал. Если бы не Горбачев, то жил бы себе, как и жил. И вообще, он просто хотел восстановить историческую справедливость, вернуть людям отобранное.
— Справедливость, говоришь? Справедливость — это когда вернул за счет государства. Тогда это была бы солидарная ответственность каждого. А так — это никакая не справедливость была, а новая экспроприация. У четверти населения просто отобрали честно заработанные ими квартиры.
— Да, да, да, но ведь он хотел, как лучше, просто мозгов не хватило.
— На то, чтобы присвоить бесхозное, мозгов у него хватило. Даже не спорь, вор есть вор, даже если он прикрывается красивыми лозунгами. Так что я считаю, что однозначно к расхитителям.
— А может, у него самого спросим? В конце-то концов, если бы не Горбачев...
— Ну давай, спрашивай. Конечно, лучше бы просто монетку подкинуть. Или его самого. Упадет на пузо — к торговой мафии, на спину шмякнется — в компанию к президентам.
Ангел подошел к шконке и состроил скорбное лицо.
— Как же так, Андрюша? Чего тебе не хватало то? Такие надежды подавал... Ты зачем себя оговорил то? Не веришь в справедливость Советского суда? Почему? Ты ведь без пяти минут член КПСС. Обязан верить.
— Верю, но...
— А теперь всё. Ничего, отсидишь, выйдешь на свободу, пополнишь ряды рабочего класса... Или ты хочешь в крестьяне податься? Представь — рожь колосится, картошка цветет, птички поют, девки тоже — "Прокати нас, Андрюша, на тракторе". Красота! Хочешь?
— Не хочу.
— В крестьяне не хочешь? В рабочие, я так понимаю, тоже? Хочешь, согласно образованию, много думать и еще больше языком молоть. Так?
Андрис промолчал. Когда не знаешь, что ответить, лучше промолчать.
— Молчание — знак согласия. Он выбрал Горбачева с компанией — резюмировал черт.
— Увы, — согласился ангел
Не давая Андрису возразить, он схватил его за руки, а черт за ноги. Они бесцеремонно стащили его со шконки и начали раскачивать. На счет три Андрис был отправлен в полет. У него мелькнула мысль, что сейчас он ударится о стену камеры и обязательно сломает позвоночник. Но нет, стены не было, одна видимость только. Последнее, что увидел Грутупс в этой реальности, были тюремные нары, на которых сидел он сам, несмотря на то, что одновременно летел. Но удивиться этому Андрис уже не успел, он не успел даже приземлиться в высокую траву. Время для него замерло.
Тихий
Здравствуй Анечка! Вот и выдалась свободная минутка, решил написать тебе. Как ты там, скучаешь? Лично я очень скучаю, но что поделаешь, работа такая. Знал бы раньше, ни за что в мореходку не пошел бы. Нет, пошел бы, иначе как я с тобой познакомился бы?
Рейс наш как-то не задался. Поначалу все шло, как обычно, а вот в Гаване случилась неприятность. Кубинцы виноваты, кто еще. Хоть и славные ребята, но бестолковые. За техникой следить надо, особенно в их климате. Трос просто так не обрывается. Конечно дома судно починят, но капитана жалко. Старпома тоже, но у него всего две ноги сломаны. Лучше бы наоборот, но ведь одной доской обоим прилетело. И ведь далеко стояли, видать судьба. Столько штормов прошли и ничего, а тут на берегу — раз и все. За меня не волнуйся, меня там не было.
Самое неприятное, что дома теперь такой шмон будет — мама не горюй. Не выпустят ведь на берег, пока каждую щель не проверят. В контейнере оружие было, когда лопнул, раскатилось-разлетелось по всему кораблю. Цинки с патронами разорвало, а некоторые стволы Калашей прям-таки узлом завязало. Морским, конечно, а как иначе. И хотя бы весь этот лом на борту остался, так нет — половина на дне морском. Докажи теперь — утонуло или где-нибудь припрятано.
Прислали, конечно, и нового капитана, и нового старпома. Аэрофлотом прислали. И еще и вояк этих. Или гэбэшников, кто их разберет. Крысы сухопутные — ишь как их до сих пор морская болезнь то выворачивает, заблевали всё. Валялись бы на койке, так нет, всюду носы суют. когда не блюют, то только и делают, что перекладывают лом оружейный из контейнера в контейнер, пересчитывают, номера сверяют. Вроде бы мы уже все судно обыскали, так нет — то патрон найдем, то ствольную коробку, то пружину. В шлюпке вон, вообще целый ящик Макаровых нашли, ни одной царапины после такого удара. Надо было ящик этот сразу за борт выбросить, а так все теперь под подозрением ходим — кто его туда спрятал. Обидно. Ну хоть бы они сами его нашли, а так ведь мы без них и нашли, и сдали. Не задался рейс. Как есть — не задался.
Уже в Тихом новая команда пришла, следовать в точку с координатами... Неважно. Этих сухопутных сдать на подлодку, получить вместо них морских. Подводников жалко, им теперь тоже небось несладко придется, у них весь экипаж по вахтам расписан. Неужели нельзя было нам сразу моряков прислать? Чем только эти генералы думают, непонятно. Теперь вот переигрывают. А о нас вообще никто не подумал. У судна пробоина в палубе, а нас подальше от берега гонят, пусть и недружеского. Американского конечно, какого еще. С Мексикой то у нас вроде все нормально. А Тихий океан он только называется Тихим, а на самом деле...
Чижов вздохнул, и стер последний абзац письма. Жаль, на бумаге так нельзя, пришлось бы все письмо переписывать. А вот в мысленном письме всё можно. И написать все, что душе угодно и стереть все, что захочется. Глупый получился абзац. Во-первых, незачем Аню пугать. Во-вторых, не пропустят такое письмо из-за границы. И не только не пропустят, но и по шапке потом настучат. В-третьих, о таком даже думать нельзя, можно и шторм накликать, а палуба то дырявая... Ну вот, похоже, накликал. Вон, прямо по курсу — гроза. Не совсем по курсу, немного севернее. Вон как полыхнуло. Хотя... Какая-то молния странная — и неяркая, и слишком долгая. Чижов поднял к глазам бинокль, вгляделся. От сердца отлегло. Не гроза. Похоже, чей-то корабль горит. Беда. Надо на помощь идти. Сейчас сообщим...
С рассветом счастливая улыбка намертво прилипла к лицу Чижова. Правда, побаливало плечо. Все люди как люди, похлопали слегка, а вот Петрович со своими лапищами... Ну это он не со зла, конечно, а от избытка чувств. Конечно, все моряки с пеленок мечтают открыть новый остров. И не только моряки. Напрасные мечты, двадцатый век на дворе, все давно открыто. Все моря исхожены, всё заснято и с самолетов, и со спутников. И все-таки... Вот оно доказательство — любые мечты когда-нибудь сбываются. Пропустили. Нет на картах этого острова. Наверное, потому, что совсем недавно его и не было. Вулкан вон как плюется, этой, как она там называется, магмой, что ли? Нет, лавой. Странно конечно, если бы просто гора выросла, тогда нормально, а тут с ее западной стороны ровный такой язык длиной километров шесть. И остыл уже совсем, даже пар не идет. Ну что, да почему, это пусть ученые разбираются, а он, Чижов, свое дело уже сделал. Может быть, даже назовут этот остров его фамилией, чем черт не шутит. "Остров Чижова" звучит куда лучше, чем остров "60 лет октября".
— Ну давай, Колумб, ты открыл, тебе первому из шлюпки и вылезать, — оборвал мысли Чижова капитан.
— Ты только смотри, осторожнее, — напутствовал Шевчук. — Вдруг он еще не совсем остыл. Держись за шлюпку, постой в воде, если копыта подгорать начнут, залезай обратно.
— Да не пугай ты парня, — успокоил капитан. — Если не остыл бы, то вода здесь теплее была бы, а так она везде одинаковая.
Ноги не обожгло, лава действительно остыла. Чижов выбрался из воды, постоял немного на берегу, осторожно потрогал рукой землю. Теплая, но не горячая. Повернулся и, как учили, победно поднял руку.
— Все, снято. Залезай обратно. Сейчас снимем, как шлюпка подходит к берегу, а ты вылазишь, — скомандовал новоявленный кинодокументалист Никита Зайцев, выбираясь из шлюпки.
— Надо будет потом еще раз снять, вдруг пленку при проявке загубишь, — язвительно заявил Шевчук. — Эх, надо было больше пленки покупать.
— У тебя семь пятниц на неделе — огрызнулся Зайцев. — То "больше трех не бери, таможня не пропустит", то "надо было больше брать". На сколько мне валюты хватило, столько и взял. А уж как провезти — мое дело.
