Роин лишившийся покоя, винящий себя во всем происходящем посреди ночи выйдя из расположения армидейцев, решил просто побродить по родной деревне, потому как о сне естественно не могло быть и речи. Не зная, что делать, как быть, бродя между избами, сквозь темноту он увидел одинокий силуэт с ведрами и коромыслом направляющийся к ближайшему проруби во льду петляющего по деревне ручья. Узнав нелепую походку, моментально позабыв обо всем. — Рэвул! — с улыбкой вырвалось из него, заставив отделенный парой десятков метров одинокий силуэт в недоумении остановиться. Немедля через сугробы Рой кинулся к нему. Тот в бегом приближающемся улыбающемся странном типе узнав друга, которого считал мертвым, попятившись назад, свалился, раскидав ведра и коромысло по сторонам. При взгляде на него не в силах сдержать радостного глупого хихиканья, подав руку помогший подняться, Роин крепко обнял его как родного, почувствовав им источаемый характерный похмельный запах.
— Ты что стал одним из них, предал все наши идеалы? — указывая на его не то рыжую, не то серую опущенную за этот год варварскую бороду с усами радостно улыбался Роин. — Прости, — глядя на друга, вдруг погрустнел он. — Что с тобой? — заволновался Роин. — Ты меня не бросал я знаю... но... мне было очень тяжело без тебя. Я действительно остался один, — сжался, будто на холодном ветру Рэвул, понурив голову. — Это я должен простить прощение, — с сожалением глядя на это чудо в перьях Рой пытался его успокоить. — Я ведь даже убивал... ходил на охоту. За этот год я опустил не только бороду. Извини, я думал, ты не вернешься. Предал все, во что мы верили, стал одним из них, — глаза налив слезами, надув губы как маленький, пробормотал он. — Рэвул, — глядя на него Роин, сам едва сдерживал слезы. — Я тебя отсюда заберу. Заберу, слышишь. Больше одного тебя не оставлю, — обняв его говорил прежде всего самому себе Роин, пытаясь утихомирить уколотую теперь еще и этим и без того отягощенную человеческую свою душу; в то же время твердо осознав, что выбора у него не было — вернуться сюда он был должен, чем хоть от части вины себя избавив.
— Ты ничего как изменился, — со слезами на глазах вдруг заулыбался Рэвул, оглядев опечаленного друга, его черное необычное для окружающих реалий одеяние. — Я теперь армидеец, житель великой Армидеи, — Роин заставил расшириться в изумлении глаза друга оставшегося дикарем, в меховой рубахе вязаных шерстяных штанах на морозе без шапки. — Да мне повезло. Ты слышал, что сегодня случилось? — на него глядя, не мог не расплываться в улыбке Рой. — Да нет, я же вчера с рыбалки с дальнего озера вернулся. Пьяный проспал весь день, — продемонстрировав привычного себя, дал он возможность Роину похихикать.
Они отправились побродить между спящими домами, просто погулять. Роин рассказывал ему о большом мире, который оказался далеко не таким прекрасным, как в мечтах. Рассказал об Армидее, о своей работе, друзьях и любимой. Показав ему бесценную фотокарточку, хранимую у сердца, которая хоть и в черно-белом варианте, но передавала красоту улыбающейся Селины. — Очень красивая, — долго ее доверенную в руки рассматривая, от колоссальной любви на этом образе сосредоточенной согрелся непривычным внутренним теплом Рэвул. — Самая красивая на свете, — с жалостью глядя на завороженного представленной милой красотой друга, как никогда Роин осознал свое оставленное где-то там счастье, грудью сдавленной сейчас происходящим глубоко вдохнув.
— У нас нет цели совершать тут революцию, — на следующее утро Роин отвечал Белхану и другим возглавившим восстание почетным охотникам, всем вместе пришедшим к лагерю армидейцев. — Мы просто хотели вывезти отсюда всех несогласных с местными порядками, желающих увидеть большой мир, — все, что ему оставалось так это виновато оправдываться. — Мы все тут несогласные, всех нас вы не вывезете, — не принимал его оправданий Белхан. — Он прав Рой, — майор Калегром стоящий рядом вмешавшись, пытался его успокоить. — Так какой вам дали приказ? — адресовал командиру Белхан. — Ну а как ваши намерения, передумывать вы не хотите? — нейтрально смотрел на него командир Калегром. — Нет, мы будем биться, выбора у нас теперь нет, — выпятив грудь, не утратил решительности Белхан. — Ну, значит, мы отправляемся с вами, — ответил командир, в чуть проступившем недовольстве поджав губы, под взглядом Роина смотрящего с непониманием, поражающегося его внешнему спокойствию, самоубийственной солдатской исполнительности. Для болеющего за свой народ Роя все происходящее воспринималось как конец света, катастрофа, которую никак нельзя допускать, в то время как командир просто привычно делал свою работу, выполняя указания из Армидеи молча свыкаясь с обстоятельствами.
— А почему ты не рассказал им об иллюзорности всей этой 'великой битвы'? — в одной из армидейских палаток у растопленной местными дровами буржуйки Наур поинтересовался у Роина сидящего рядом.
— Считаешь, Дух способен обманывать?
— Ты сам не уверен?
— Я не знаю, как по мне так вся эта 'великая битва' полная чушь, хотя бы потому, что волчью армию не одолеть, — проклинающий себя за все происходящее неподвижно смотрел в пол Роин. — Ну, даже если это иллюзия? Рассказать своему народу глядя в их глаза, что они просто корм для Духа, обманутые пленники этого замороженного ада, разрушить их последнюю надежду? Нет, я бы не смог, — сам себя спрашивал, сам себе печально отвечал Рой. — Правда убивает. Уж лучше пускай все идет, как идет. Будем надеяться, что я ошибаюсь, — определился он, досадно сжав губы.
Наур тем временем в закипевшем на печке котелке заварил крепкий чай, капнув в него немного успокоительной настойки, предложив кружку образовавшегося спасительного напитка Роину. — Ты что, мне нельзя, — опомнившись, с явным испугом Роин отстранил от себя кружку в руках Наура. — Я же накачен волшебным препаратом, экспериментальным, — тут же начал объясняться он. — Экспериментальным? — в удивлении нахмурил брови Наур. — Чтобы на время экспедиции исключить возможность моей мучительной смерти от нехватки номакского эликсира, мне с моего согласия внутривенно ввели несколько ампул бесцветной жидкости, препарат еще толком не опробованный... Моя сфера по центру груди на несколько месяцев теперь скованна непробиваемым слоем, надежно удерживающим саму душу и ее энергию. Наполненный этой дрянью в венах мой организм, носящий это все в себе, как мне объяснили, сейчас внутренне истощен. Физические перегрузки мне не страшны, а вот воздействие каких-либо дурманов, алкоголя учитывая внутреннюю беззащитность, может привести к необратимым последствиям. Рюмка водки сейчас меня способна опьянить в хлам. От глотка твоей настойки как от успокоительного меня свалит в дремучую депрессию, учитывая обстоятельства с суицидальным наклоном, — под конец попытался пошутить Роин, но Наур юмора не оценил. Многое магу теперь стало понятным, в частности причины отсутствия фляжки с жизненно важным номакским эликсиром при Роине до этого из виду упускаемого, и главное нездоровых постоянных синяков окруживших его глаза.
— Ни фига себе, — в свете новых подробностей, сам отпив своего седативного чая, не скрывал глубокого удивления Наур, задумчиво опустившись на лавочку рядом с Роем. — 'Он будет напичкан препаратами, тонизирующими усиливающими организм. Ведь путешествие будет непростое, так что если будут какие-то внешние проявления не переживай', — вслух на память в раздумье произнес он слова Фросрея. — Я еще хотел затребовать медкарту со всеми этими 'препаратами', как военфельдшер батальона на время командировки ответственный за здоровье всех вас, но послушав... Хотя Фросрей возможно сам был не в курсе подробностей, — в удивлении и встревоженности проговаривал Наур одновременно ища оправдания для своего друга и начальника. — Что-то тут явно не так, — глядя на ненормальную черноту, сгустившуюся под глазами Роя, подытожил он. — Вэйнон был в курсе, — все, чем мог оправдаться Роин, сам проникшийся странностью тайны всей этой экспериментальной инъекции. — Ну да так-то, мне же было велено просто присмотреть за тобой, устно. Никаких приказов официально я не получал, инструктажей не проходил, экспедицию ведь организовывали военные, — задумчиво перед собой глядя бормотал Наур. — А Вэйн, получается, был специально для этого отправлен, — в конце усмехнулся он от уровня разгильдяйства минобороны положившегося на темнокожего здоровяка, отправившегося в предложенную экспедицию, судя по его поведению просто поразвлечься.
Вне купола ветвей великого Древа накрывающего из центра до середины кольцо деревни, на окраине которой под небом в редких завитых к Вихрю облаках наливающихся закатным багрянцем командир Калегром построил свой батальон в стороне от развернутого лагеря. Флаг Армидеи тихо развевался на ветру, возвышаясь где-то за спиной майора меж палаток водруженный на сборном стальном древке. Батальон, выстроившийся повзводно, чтобы сильно не растягиваться встал в колонну по трое, максимально сократив расстояние меж своими подразделениями. В его рядах безумцы, жаждущие крови, от бездействия уставшие, смотрели прямо дикими расширенными ждущими глазами, ребята своим безумием изнуренные опустили депрессивные взгляды перед собой, и только стоящие сбоку от управляемых взводов офицеры выглядели как нормальные люди.
— Кто не может спать, руки поднимите? — командно громко обращался командир к выстроившимся перед ним рядам солдат. Руки подняли несколько десятков бойцов в разных частях строя. — Ладно. Кто спит только благодаря таблеткам? — Руки подняли не менее четверти. — Психи чертовы, — усмехнувшись, с сохраняющейся улыбкой командир смотрел на своих солдат, видя раздолбаев и дегенератов без которых уже своей жизни не мыслил. — Мы оказались втянуты в здешний локальный конфликт, — убрав улыбку он начал о серьезном. — Местные хотят отправиться на великую для них битву, нам предстоит оказать им содействие. Завтра утром мы выдвигаемся. Биться будем с волками, необычно надо признать. Поскольку враг наш на этот раз это обычные смертные твари из плоти то, следовательно, никакой суперсилы мы от Духа не получим, тоже останемся просто смертными. Благородная цель всего нам предстоящего — спасение Людей Волка от бремени жертвоприношения. Слышите ублюдки, возможно, впервые вы будите биться за правое дело, за спасение жизней детей. Наша помощь им это уже и так нарушение здешних правил, так что никакого подкрепления, поддержки с воздуха не будет. Все по-честному — только мы и орды здешних волков. Я принял решение. Первая рота, погрузившись на транспортеров, завтра утром уйдет к перевальному склону, у его скалистой части разобьет лагерь и будет там ждать нас либо вести, что мы все мертвы. Вторая и третья роты под моим командованием отправятся вместе с местным ополчением на великую для них битву. Все ясно? — В ответ тишина. — Во второй третьей ротах есть ребята нежелающие принимать во всем этом участие? Ничего страшного, вас просто заменят на кровожадных безумцев из первой роты. Мы в этом конфликте так случайные гости, геройствовать не надо. — В ответ тишина. — Всем постараться выспаться, хоть как-то отдохнуть, подъем будет ранний, — закончил командир.
Местные вечером накануне великой битвы решили устроить великий пир, заодно угоститься привезенными им из Армидеи сладостями и консервированными деликатесами. Вытащив из своих погребов все запасы съестного, в местах общих костров по всей деревне на огне они принялись жарить мясо, варить разнообразные похлебки в больших поставленных у углей чанах. После готовки дружно скучившись у костров, распаленных по максимуму, наелись они под завязку и армидейских лакомств напробовались. Попутно наглотавшись своей настойки из здешних подснежных синих цветов, охмелев, чтобы снять напряжение перед завтрашним днем под свист и удары бубнов в центре деревни у Древа завершением они устроили пляски. Принеся кучу всяких разных своих яств в лагерь армидейцев, к пиршеству присоединиться отказавшихся. О рядовых безумцах не могло быть и речи, а вот офицеры идти и смотреть на пьяных аборигенов и уж тем более на их дикие танцы в контексте происходящего не имели никакого желания.
* * *
Поутру еще затемно все мужчины Страны Волка от семнадцати лет в своих домах при помощи жен и дочерей принялись собираться, облачаться в броню. В силу возраста остающиеся безучастными старики доставали из подпольных кладовых старые родовые мечи, кинжалы, пытались вспомнить их имена перед вручением внукам, отправляющимся на великую битву. В сворачиваемом лагере армидейцев разогревая у огня костров баночки с черными тенями, рядовые фанатики украшали лица боевой раскраской. Помимо пары мечей и щита вешая на пояс или на лямки за спину колчаны со стрелами и складные луки, убранные в чехлы; обвешивая себя сумками с оборудованием для подготовки боевой позиции, укрывая лица забралами, армидейские громилы становились в строй. На всякий случай для предстоящего боестолкновения прихваченные два пехотных армидейского производства среднекалиберных миномета в разобранном виде своими составными частями отяготили спины шестерых рядовых бойцов, это если не считать ребят, обремененных рюкзаками с боезапасом к ним.
Смирно вопреки рвущемуся сердцу чудовище Малдорумом порожденное в Джейсоне замерло в образовывающемся строю одним из первых с минометной плитой за спиной, безумие в глазах его застыло льдом, которым скованное нутро затихло в ожидании обещающей быть необычной бойни, готовясь разгуляться. Пять огромных мамонтов с первой ротой на спинах выдвинулись из деревни по маршруту прибытия, с целью дойти до склона перевала. Пояс Вэйнона помимо мини-аптечки и подсумков с гранатами утяжелил выгравированными узорами на рукояти и дисковидном навершии исписанный наградной, за добросовестное исполнение служебных обязанностей врученный меч, даже удостоенный имени — 'Акрос'. Меч, который в соответствии с наложенными на него чарами после произнесения имени вращаясь бумерангом, мог сам возвращаться в руку хозяина. Так что в битве этот 'огромный резак' можно было спокойно бросать прямо во врага. К тому же он не требовал заточки, как и другого ухода, его клинок всегда блестел, самостоятельно на глазах испаряя с себя кровь и любую другую грязь. Второй короткий легкий меч рукоятью возвысился из-за его плеча, не оставляя места для офицерского плаща который темный здоровяк никогда и не носил наискось спины на одной лямке у него повис сверток термопокрывала для сна. Офицер таинственного спецподразделения официально не существующего на юге выполняющего специфические секретные задачи, даже знаков на броне говорящих о высоком звании он был лишен, внешне своим боевым облачением практически не отличаясь от рядовых.
Командир Калегром, руками сложенными за спиной поджав черный плащ горделиво за ней свисающий, ожидал, когда перед ним построится батальон, своим присутствием обязывая солдат торопиться. Щетина на его лице уже стала напоминать бороду. В данном случае подчеркивающую: зрелость, мужественность — у артэонов мужчин растительность на лице появлялась только после тридцати лет, но по желанию от этого процесса можно было отказаться вовсе, просто мысленно попросив об этом Духа; и статус — в шкуре армидейского рядового в независимости от возраста кожа лица должна быть гладкой. Майор можно сказать дослужившийся до ношения бороды, когда перед ним замерли ровные ряды, командами развернул строй солдат направо, двинув его вперед вдоль края деревни. Люди Волка вооруженные готовые, в большинстве с волчьими головами на шлемах столпились на западной околице. Громилы армидейцы через полосы неглубоких для них сугробов перебиваемых тропками, к ним приближались сохраняя ровный строй, в условиях которого пытались двигаться нога в ногу, внешне собой образуя единую машину из золотистой стали. Командир Калегром, безрадостно оценив хаотично скопившихся аборигенов, скомандовал солдатам на их фоне: 'разойдись', велев идти свободно, и армидейцы тоже быстро смешались в толпу.
