В-третьих, даже если ему приживи чужое чувство, то оно бы вызвало мгновенное отторжение. Это все равно что пытаться пришить собачью ногу кому-нибудь на спину. То же неловкое чувство, что она тут как бы не совсем к месту. А у Нейджи вообще полное восприятие нового очага, как будто это все его, родное. Ну не бывает так!
И все таки, как поступить? Соблазн использовать ситуацию в свою пользу был просто непреодолимым. Внезапное осознание степени принуждения гордого Нейджи давало ей все основания полагать, что при правильном подходе его можно будет деражать очень и очень близко. И ее даже не останавливала мысль о том, как на это могла отреагировать клановая родня. Хьюга были весьма придирчивы во вопросах чистоты своей породы. Бьякуган был тщательно взлелеянным Кеккей Генкай и одним из главных достояний Конохи. На Главах клана всегда лежала ответственность за то, чтобы их кровь оставалась сильной, и из-за этого браки внутри клана заключались исключительно после внимательного изучения генетических карт. Внеклановые связи, которые могли принести приплод запрещались под угрозой наказания. Полукровки могли получить или не получить бьякуган, но в любом случае кровь становилась нечистой, а принять такого метиса в Побочную Ветвь было необходимо. В общем, много проблем для всех. Насколько Рене было известно, Хьюга и сами не торопились заводить интрижки на стороне, относясь к своей личной жизни с должной самодисциплиной. Но ситуация была не ординарной. Могло ли это быть провокацией против клана? Возможно, но пока Рена не планировала обзаводиться спиногрызом от кого бы то ни было. Так что, покрутить хвостом с Нейджи можно, но осторожно, как только она выпроводить Гаару обратно в Суннагакуре.
А потом на нее накатило раскаяние. Каким бы он ни был — самоуверенным, гордым до идиотизма, с комплексом неполноценности, но у него нельзя было отнять той внутренней чистоты, которой не было у самой Рены. Да, это было вполне в ее духе измарать и извратить все хорошее, до чего она могла дотянуться. Но сейчас, может пора остановиться? Ведь, черт побери, она могла остановить хотя бы утреннее приключение.
Рена со стоном стукнула лбом об мраморную столешницу. Ощущение ей понравилась, поэтому она приложилась сильнее, а потом еще раз и еще. На каждый удар она цедила сквозь зубы "Дура!".
— М-м-м... дорогая, что это за сеанс самобичевания? — внезапно раздался мурлычущий голос за ее спиной.
У нее каждый волосок на теле встал по стойке "смирно" от неожиданности и она резко обернулась на источник шума. На пороге стоял Орочимару и, склонив голову на бок, наблюдал за происходящим. Через руку у него был перекинут костюм на вешалке, запакованный в пакет с ярлычком из химчистки.
— Я и не думал, что ты практикуешь такой экзотический способ самовнушения. Что-то произошло? — любезно поинтересовался он, пересекая кухню и перекидывая костюм через спинку стула. — Я пришел вернуть костюм. Его даже постирали и погладили.
— Как любезно с твоей стороны, — совсем не любезно буркнула она. — Не мог бы в следующий раз топать погромче? Надоела мне твоя манера подкрадываться. И вообще, когда ты начнешь стучать в дверь и прекратишь вламываться без приглашения в мой дом? Это, по меньшей мере, невежливо...
— О, милая моя девочка, я не вижу смысла тратить время и силы на "вежливость", особенно с тобой. Ведь ты — самая невоспитанная хамка во всей Конохе. — Орочимару усмехнулся, демонстрируя крупные клыки.
"Мало того, что эта тварь ядовитая и с такими зубами, что может прокусить меня насквозь, ему еще надо быть таким ехидным и наглым." — подумала Рена, без удовольствия рассматривая точеное лицо своего гостя.
Орочимару потянул носом и сел без приглашения.
— Сваришь мне кофе?
— С какой стати? — спросила Рена забрасывая ноги на соседний стул.
— Я скажу "пожалуйста".
Рена фыркнула, но встала и достала из морозильника кофейные зерна.
— Мне с твоего "пожалуйста" ничего не перепадает.
— О, меркантильная ты золотце, тогда я как-нибудь тоже тебе что-нибудь сварю.
— Орочимару, от тебя можно только отравы дождаться!
— Ты хранишь кофе в морозильнике? — приподнял бровь Орочимару с удовольствием рассматривая девушку и переводя разговор на другую тему.
— Да. — Рена пока еще дулась на не званного гостя, но не могла скрыть того факта, что ей лестно его присутствие на кухне. Это же как нужно было отличится, чтобы к ней на кофе не считал зазорным заскочить сам великий и ужасный, которого ищут уже лет двадцать и все никак найти не в силах.
— Зачем?
— Так кофе получается ароматнее и вкуснее. Из морозилки в кофемолку, из кофемолки в кофеварку, а оттуда в чашку. Только так и никак иначе.
Рена стала молоть зерна в электрической мельничке для кофе, которую купила на этот случай и которая по цвету ужасно хорошо сочеталась с кухней. Уже от запаха свежесмолотых зерен ей стало лучше. Она даже испытала что-то отдаленно напоминающее благодарность к Орочимару, который отвлек ее от грустных мыслей.
Он сидел на ее кухне, вытянув скрещенные в лодыжках ноги под стол. Плечи его опирались на спинку стула.
— Будь как дома, — сказала она с сарказмом, наблюдая как великий саннин ведет себя совершенно по-хозяйски в ее доме.
Он улыбнулся, совершенно не испытывая неловкости от своего поведения:
— Ты мне расскажешь как провела последние дни?
— Неа. — Она широко зевнула не отвлекаясь от сакрального действия кофеварения.
Он улыбнулся еще шире:
— Ну естественно! И что же тебе не дает поделиться со мной по-дружески новостями? Мне, знаешь ли, скучно.
Рена поставила две чашки, сахар и настоящие сливки из холодильника на стол, игнорируя его вопросы и легкий провокации. Кофе пузырился темной пеной почти вровень с краями джезвы. Аромат шел резкий, теплый и такой густой, что хоть на руки наматывай или подвешивай вместо занавесок на окна.
— Как тебе сделать кофе?
— Как себе.
— Никаких личных предпочтений? — Рена не отрывала глаз от поднимающейся шапочки пены.
Он покачал головой, не вставая со своего места, но потом поняв что его жеста никто не видит, сказал:
— Нет.
— Хорошо.
Рена разлила кофе по чашкам, проигнорировала сахар и сливки, но добавила немного корицы, перца и мускатного ореха и поставила на стол.
— Угощайся.
Орочимару взял чашку обеими руками, поднес к лицу и глубоко вдохнул поднимающийся пар, подержал его в глубине носа и легких. Прикрыл глаза и выдохнул:
— Изумительно...
Пригубил, слизнул острым языком пену с верхней губы и улыбнулся. Они сидели друг напротив друга. Глаза у него были цвета гнилой листвы — теплый густой зеленый цвет, который умудряется еще выглядеть так часто холодным. На лице у него было дружелюбное выражение, а взглядом он следил за всем, что делала Рена. Сейчас его глаза были странно теплыми с еще более странно расширенными зрачками, настолько расширенными, что почти круглыми. А в расширенных зрачках Рена знала толк не понаслышке.
— Ты что-то принимал?
— Угу. — Он даже не пытался отвести взгляд, лишь приподнял уголки бледных губ чуть выше. А потом тут же спрятал мимолетную улыбку за краем чашки.
— Что?
— Опий. Хочешь?
— Нет. Для обкуренного опием ты не слишком сонлив. — Она отставила чашку и плела косу, предварительно распутав колтуны и расчесав кое-как пряди пальцами.
— Потому что меня угостили волшебным напитком богов. Кто тебя научил варить кофе?
— Любовник.
Орочимару усмехнулся:
— У тебя это почти такой же универсальный ответ на все вопросы как и "пошел в задницу".
— Ага. — Зевнула Рена снова берясь за чашку и неторопливо растирая маленькие глоточки горячей, горько-коричной гущи по небу. Первую за день чашку нормального кофе никогда нельзя пить наспех. Потянулась за пепельницей и сигаретами. Орочимару тоже цапнул сигарету из пачки.
— Что тебя беспокоит? У тебя под левым глазом кожа собирается в небольшую складочку, когда ты задумываешься над чем-то, что ставит тебя в тупик.
— Хм, Орочимару, не думала, что ты успел так хорошо изучить мою мимику. — Рена от неожиданности рассмеялась.
— Я наблюдателен, чего и тебе желаю. Так что? Я могу помочь?
— Разве что советом. — Она пожала плечами. — Видишь ли, недавно я столкнулась с задачей, которой вообще быть не могло. То есть наблюдаемое мною явление в буквально противоречит всем принципам, которые я знаю. Это совершенно не возможно! Но задача от моего искреннего недоумения ее существованием от этого проще не стала.
— Вот как. И в какой сфере лежит твоя проблема? — Он был внимателен и снисходителен, но Рена даже не пыталась обижаться — если хоть одна тысячная слухов о его знаниях правдива, то он невероятно умен и научно-подкован.
— Сфера моего интереса в данный момент заключена в менталистике. Эту задачу мне подкинула психика одной моей жертвы. Видишь ли, я могу в определенных условиях визуализировать душу человека. Так вот, в этой душе я нашла постороннее включение, но оно оно настолько хорошо вписывалось в душу, что казалось естественным. А это — невозможно!
Орочимару по мере ее рассказа явно заинтересовался и теперь на его лице не было и следа скуки или снисходительности.
— Х-м-м... Это и вправду... несколько неожиданно, скажем так. Я много работаю в своей практике с душой и ты совершенно права — она неделима. Ее невозможно разорвать на кусочки или подшить ей что-то лишнее. Другое дело психика — тут уже просто неограниченный простор для фантазии и экспериментов. И через психику на душу повлиять можно, но только через нее, никак иначе. Ты уверена в своих наблюдениях?
— Абсолютно. — Рена даже кивнула несколько раз, с жадным интересом рассматривая Орочимару.
Орочимару задумался, подкурил еще одну сигарету и на несколько минут выпал из реальности, полностью погрузившись в свои мысли. Рена боялась даже дышать, лишь бы не помешать его размышлениям. Наконец, сигарета была докурена. Орочимару затушил ее в пепельнице и сложил руки домиком, опирая острый подбородок на переплетенных пальцах.
— Увы, я пока ответить тебе на этот вопрос не могу. Но то, что ты мне рассказала показало на большой пробел в моих знаниях, так что я уделю время этому вопросу.
Рена подавила разочарованный вздох. Он улыбнулся.
— Не расстраивайся. Если ты наблюдаешь что-то, что до этого момента считала невозможным — пересмотри начальные предпосылки. Мы что-то упускаем, какой-то фрагмент мозаики нам не известен. Если ты внесешь уточнения, мне будет легче.
— Не внесу. Ладно, закрыли эту тему. — Она подкурила новую сигарету. — Изначально ты пришел только ради того, чтобы вернуть мне одолженный костюм?
— Не только это. Я хотел полюбопытствовать как ты провела эти дни. — Он неторопливо баловался с дымом пуская кольца. — Мне это интересно.
— Замечательно провела — в ресторане, куда ты меня водил меня отравили, потом пытались выкрасть непонятно кто и зачем, потом я пригрела в своей постели маньяка, изобрела новую технику, от которой толку никакого, а расход чакры — огромный. Затем мне не понятно за что вспороли живот так, что даже самураю завидно станет, хотя, нет, догадываюсь за что, но от этого мне не менее обидно. Из-за этого мучительно сама себя зашивала, извини, но шрамом похвастаться уже не могу. И теперь пью кофе в компании старого, наглого хрыча. Как-то так...
— Однако! — Удивился Орочимару, — Насыщенное у тебя времяпровождение.
— А то! — хмыкнула девушка, выглядывая из-за чашки. — Ну а у тебя как дела?
— Превосходно, но немного скучно. Пара трупов, пара интриг, пара слабоперспективных рекрутов, в общем — ничего особенного и как всегда. Кто тебя ранил? — На этом вопросе его голос резко изменился, хотя тон остался внешне спокойным. Как будто кто-то открыл форточку в зимний двор — холодный, резкий, угрожающий, он скользил кубиком льда по ее коже, собирая кожу в пупырышки.
— Не знаю.
И Рена помолилась, чтобы он поверил, она не хотела стравливать двух монстров из-за своей скромной особы. Свои проблемы она привыкла решать самостоятельно.
Он снова нахмурился.
— Обычно ты не умеешь так хорошо врать. Хотя, врешь ты все-таки хорошо, но до меня не дотягиваешь. У тебя на лице все-все написано.
— Я не вру. Да и откуда тебе знать как я умею, а как нет? — И голос ее звучал спокойно, нормально, правдиво.
Добрая честная Рена.
'Блядь, аж самой смешно' — подумала она, чувствуя как вдоль позвоночника начинает собираться холодный пот. Орочимару внезапно стал страшным — судя по всему он аккуратно придавил ее своим Ки. Чуть-чуть придавил, но ей уже стало плохо.
— Я могу и сам все узнать. — Он облизнулся и Рена с изумлением оценила размер его языка.
— Ого! А член ты тоже так растягивать умеешь? — Не удержалась от вопроса она, когда Орочимару с видимым удовольствием кончик языка отследил свои собственные брови.
— Могу, но зачем? — Он нисколько не смутился, но облизывать себе брови перестал. — Рена, не шути со мной. Если я что-то спрашиваю, то изволь отвечать, я точно знаю, что тебе не понравятся мои меры дознания, которые я могу применить к тебе.
— Орочимару, дед ты неуемный, вперед — используй свои методы, но было бы на что тратить свои таланты. — Она снова уткнулась в чашку.
— Отложим пока этот разговор. — Он хмурился, не смотря на то, что сидел все в той же расслабленной позе.
— Угу.
— Расскажи, кто сегодня спал в твоей постели? От тебя пахнет мужчиной. Это... будоражит. — Опять ухмылка поверх чашки. Злая и почти обиженная. Забавно. — Я не осуждаю твои нравы, ведь и сам далеко не образец чистоты и непорочности. Но в своих поступках будь осторожнее и не переступи черту. Не стоит меня злить и делить свою постель с неизвестными личностями.
Рена очень старалась быть бесстрастной и непроницаемой. А он улыбался своей улыбкой пожирателя канареек. Очень он был собой доволен. А она собой — нет.
— Я думаю, что моя интимная жизнь должна мало тебя интересовать. — Она медленно-медленно выдыхала через нос, чтобы не начать на него орать и не запустить в эту самодовольную морду чем-нибудь тяжелым.
— Но она меня интересует. Я не хочу чтобы вокруг женщины, которую я выбрал для себя крутился кто-то еще. — Орочимару или не понимал, что перегибает палку, или же, что более вероятно, просто плевал на ее мнение.
— Мнение женщины ты, естественно, спросить не удосужился. — Уязвленно спросила Рена, отставляя чашку в сторону.
— Каюсь. Старый развратник надеялся, что все-таки предпочтут его.
— Старый развратник ошибся. — Холодно ответила Рена. — Я никак не могу взять в тол по какому праву ты предъявляешь на меня права?
— По праву сильного. — Орочимару смотрел на нее взглядом демонстротивного превосходства.
— Это правило в таких случаях не работает. — Рена ответила ему самым презрительным взглядом на которой только была способна.
— О-о-о... Тогда у меня для тебя плохие новости, девочка моя. Это правило работает всегда, везде и во всем.
— Это у меня для тебя плохие новости! Я тебе не мешок с редькой, который достанется тому, кто раньше на него сядет. Я тебе не достанусь никогда! Ты мне противен, старый, мерзкий извращенец-педофил! И перестань назвать меня девочкой, тем более своей! Тьфу!
