Но дело даже не в этом. Наши заморские друзья высадятся либо сегодня, либо завтра. При самом худшем для нас варианте — послезавтра. Но это маловероятно. В любом случае поменять что-то в своих планах они банально не успеют. Если они всё-таки прохлопали нашу передислокацию, то их ожидает сюрприз. Если нет, то отменить высадку они все равно не решатся. При любом раскладе мы можем больше не заморачиваться маскировкой сверх обычного уровня и уж точно не должны в угоду скрытности снижать нашу боеготовность. Сам же видел выкладки разведки — вероятность воздушного десанта расценивается как чрезвычайно высокая. И на Сицилии и в Салерно задействовались парашютисты, а как действуют эти прыгучие гады, я хорошо помню: их любимые цели — мосты и узлы дорог. И если им это удастся, хотя бы и временно... Не мне тебе рассказывать.
Так что, раз есть такая возможность, не стоит давать им ни единого шанса. И если для этого нужно немного поступиться скрытностью, то, как по мне, это не самая высокая цена. Сутки, максимум — двое и тут начнется такая резня, что про мелочь, вроде преждевременного вывода дивизии из района ожидания на рубежи развертывания, никто и не вспомнит. Важно будет лишь то, насколько успешной выйдет наша первая драка с десантом, и вот тут-то как раз заблаговременное развертывание в боевой порядок пришлось бы очень кстати. Что скажешь, командир?
Ганс замолчал, выжидающе посматривая на обергруппенфюрера. Тот спокойно выслушал эту тираду, не отводя от Нойнера оценивающего взгляда. В разговоре возникла пауза. Биттрих думал, сложив руки на груди и ритмично постукивая ногтем большого пальца по пуговице нагрудного кармана своего кителя. Штурмбаннфюрер замер в напряженном ожидании вердикта высокого начальства. Секунды тянулись, словно патока, слипаясь в тягучую бесформенную массу без начала и конца. Наконец командир корпуса решительно тряхнул головой:
— Считай, что я одобрил вашу инициативу. Можете приступать к развертыванию немедленно, письменный приказ будет, как только мой штаб его подготовит. Остальные части корпуса получат аналогичные распоряжения.
Лицо Нойнера озарила улыбка:
— Jawohl, обергруппенфюрер!
— Иди уже.
Изобразив нечто, напоминающее щелчок каблуками (насколько это позволяли стандартные да к тому же не очень чистые гренадерские ботинки), отсалютовав и повернувшись строго по уставу, Ганс бегом рванул к оставшемуся под яблонями броневику. Едва добежав до своей цели, чуть ли не вырвал предусмотрительно протянутые наушники с микрофоном из рук поджидавшего его радиста. Дождавшись подтверждающего кивка связиста, тут же попытался сходу взять быка за рога:
— "Ландскнехт" вызывает "Раубриттера". Санкция получена, действуем по плану. Повторяю: действуем по плану.
В ответ, стоило только Нойнеру переключиться на прием, почти сразу же раздался спокойный голос Ламмердинга:
— Понял тебя, "Ландскнехт". Возвращайся. Конец связи.
Бросив наушники связисту, Ганс ловко взобрался на броню. На вопросительный взгляд механика покрутил рукой в воздухе:
— Возвращаемся!
Бронемашина, взревев двигателем и загребая колесами рыхлую нормандскую землю, выбралась на дорогу и, обгоняя запоздавшие автомобили из корпусной колонны снабжения, резво рванула в направлении штаба дивизии, расположившегося неподалеку от Кана на восточном берегу реки Орн. Первый сюрприз ожидал штурмбаннфюрера буквально через несколько километров — сильный блокпост, состоящий из солдат и офицеров "Дас Райх" с тяжелым вооружением, дополненных несколькими армейскими фельджандармами. Бойцы дивизии неплохо замаскировались, особенно от наблюдения сверху, и теперь активно укрепляли свои позиции. По пути к штабу попалось еще два аналогичных препятствия, что навело Ганса на определённые мысли. Ухмыляющийся Ламмердинг, встретивший его на пороге уже полностью развернутого полевого командного пункта, подтвердил оформившиеся за время пути подозрения:
— Мы начали развертывания сразу по прибытии, не дожидаясь окончания твоей миссии.
— А если бы Биттрих не дал добро?
Ухмылка бригадефюрера стала шире:
— Я верил в твой талант убеждения. Раз уж ты смог переговорить самого Гудериана, то у старины Вилли и подавно не было ни единого шанса. Вроде бы, я не ошибся?
После чего, резко посерьёзнев, добавил:
— Если уж что-то решил, то надо идти до конца. Так-то, баварец.
Ганс задумчиво кивнул, переваривая полученный практический урок по вождению воинских соединений, но развить эту многообещающую тему не получилось — общение двух офицеров прервал низкий многоголосый гул, волны которого, постоянно усиливаясь, накатывались с севера. Задрав голову, Нойнер, Ламмердинг и остальные офицеры и нижние чины штаба с интересом наблюдали за приближением, идущей со стороны моря, армады самолетов, среди которых явно выделялись низко идущие транспортники. Воцарившееся молчание прервал сам командир дивизии:
— Поздравляю, камрады. Кажется, мы старались не зря.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
* Мыс на севере Франции между Кале и Булонью. Во время ВМВ на нем располагались многочисленные немецкие береговые батареи.
* Маки — Maquis (фр.) — прозвище, закрепившееся во время ВМВ за французскими партизанами.
Глава 19 "Зеленый ад"
Армады самолетов и планеров, появившиеся над побережьем полуострова Котантен с первыми проблесками рассвета ранним-ранним утром 22-го мая 1944-го года, были первыми, но далеко не единственными гостями, вторгшимися в тот погожий день на земли древней Нейстрии. Главные силы вторжения в это время как раз подходили с моря, готовясь обрушить шквал огня и стали на береговые дюны и утесы с засевшими в них немецкими солдатами. Мощнейшая воздушная бомбардировка и обстрел корабельной артиллерией германских укреплений были едва ли не важнейшим этапом десантной операции, призванным обеспечить высадку первого и последующих эшелонов десанта если и не в идеальных, то хотя бы в приемлемых условиях. А потому сил на огневую поддержку высадки не жалели — в ход шло всё, вплоть до главного калибра линкоров и "Летающих крепостей", отряженных на бомбардировку Атлантического вала в ночь перед высадкой.
По замыслу "союзного" командования, тысячи тонн взрывчатки и металла должны были проложить дорогу десантникам сквозь немецкие укрепления, сколь бы неприступны они ни были. После чего в дело вступали инженерные части, которым предстояло сотворить маленькое чудо, обеспечив под вражеским огнем разгрузку на необорудованное и перепаханное взрывами побережье такого объема свежих войск и техники, который не сможет удержать никакая оборона. Именно массы непрерывно прибывающих пополнений, подобно прорвавшему дамбу потоку, окончательно снесут германцев, попросту похоронив их под горами трупов и грудами разбитой техники — исход битвы предполагалось решить за счет банального превосходства в ресурсах.
Слабым местом этого, в общем-то, вполне логичного и непротиворечивого замысла, были именно первые часы и дни после начала высадки, когда передовые части, еще не закрепившиеся как следует на берегу, могли быть сброшены в море своевременно организованным контрударом. В том, что немцы на такие действия вполне способны, сомневаться не приходилось. Именно поэтому план операции и дополнили самым массированным воздушным десантом в истории. Две американские и две британские воздушно-десантные дивизии высаживались на флангах и несколько впереди основного фронта вторжения, чтобы перехватить важнейшие коммуникации, дезориентировать немецкое командование на местах и блокировать подходы к плацдарму, дав главным силам десанта столь необходимую фору во времени. При этом парашютистов фактически приносили в жертву, подставляя их под удар подходящих из глубины немецких оперативных резервов, ради возможности развернуть на захваченном куске побережья достаточные силы и затем планомерно ввести их в бой — этакий стратегический гамбит*, в котором четырем воздушно-десантным дивизиям выпала незавидная роль разменной пешки.
Всё бы ничего, но жизнь любит вносить в людские замыслы свои коррективы, а потому планы, даже самые продуманные и выверенные, редко удается осуществить в полном объеме. Высадка 82-ой и 101-ой американских дивизий в районе Карантана и Монтебура прошла относительно успешно, хотя в процессе выброски десантники оказались разбросаны на значительно большей территории, чем планировалось. Впрочем, последнее обстоятельство, помимо очевидно-негативных, имело и кое-какие положительные последствия, существенно осложнив немцам локализацию и последующую зачистку всех районов десантирования. Так что, несмотря на то, что захватить Карантан, являвшийся важной дорожной развязкой, так и не удалось, янки все же выполнили свою основную задачу. Дезорганизовав своими действиями немецкую оборону на левом берегу реки Вир, делившей американский сектор вторжения надвое, парашютисты, потеряв почти 50 процентов от своего первоначального состава, к концу третьего дня операции все же смогли прорваться на соединение с основными силами VII-го армейского корпуса.
Более того, американским десантникам улыбнулась редкостная удача, которой они не замедлили воспользоваться — один из батальонов "клекочущих орлов"*, будучи по вине лётчиков десантирован в десяти километрах от запланированной точки выброски, буквально свалился на голову штабу 91-ой легкопехотной дивизии, отвечавшей за оборону Карантана и его ближайших окрестностей. В данном случае, незапланированное отклонение от плана высадки сыграло однозначно положительную роль. Парашютисты, хоть и понесли тяжелейшие потери, все-таки одержали убедительную победу, полностью разгромив штаб соединения, отвечавшего за противодесантную оборону в данном секторе, а Вильгельм Фаллей, возглавлявший 91-ю легкопехотную, стал первым генералом, погибшим в начавшейся битве за Нормандию.
Куда хуже пошли дела у британцев. На левом фланге начавшегося вторжения, в междуречье Орна и Дива, удача явно оказалась на стороне германцев. В данном случае на пути "томми" к успеху встали упреждающие действия противника, помноженные на пресловутый "туман войны". Разведка "союзников" всё-таки дала маху, не сумев своевременно обнаружить осуществленную в самый последний момент переброску танкового корпуса СС. Не помогли ни регулярная аэрофотосъемка, ни вездесущие активисты французского сопротивления, ни систематическое прослушивание германских радио-переговоров. В результате "красные дьяволы"*, едва коснувшись земли, абсолютно неожиданно для себя, столкнулись с "пятнистыми дьяволами" Биттриха. Так об этом писали, неравнодушные к хлестким определениям и эффектным названиям, военные корреспонденты.
Если же отбросить красивые метафоры, смысл происшедшего сводился к тому, что солдаты и офицеры 1-ой и 6-ой воздушно-десантных дивизий оказались брошены в буквальном смысле слова под гусеницы первого танкового корпуса СС, который как раз заканчивал развертывание в новом районе и находился в полной боевой готовности. Последствия столкновения разобщенных, лишенных, в первые часы после высадки, централизованного командования и практически не имеющих артиллерийского вооружения парашютистов с "тяжелым" танковым корпусом оказались весьма плачевными для британцев.
* * *
В то самое время, когда британские десантники бесславно гибли под гусеницами эсэсовских танков, а их американские коллеги пытались овладеть Карантаном, на побережье стремительно развивались не менее интересные и драматичные события.
Еще затемно германские береговые укрепления подверглись мощнейшей бомбежке с четырехмоторных бомбардировщиков, стоившей немецким гарнизонам немалых потерь. Но эта масштабная увертюра была лишь прологом тяжелого дня. С рассветом радарные станции и наблюдательные посты по всему северному побережью Нормандии стали фиксировать многочисленные группы разнообразных кораблей и судов. Доклады об этом потоком хлынули в штаб LXXXIV-го армейского корпуса, отвечавшего за оборону данного участка Атлантического вала. Кстати, бомбардировки, как и повышенная активность нормандских сторонников де Голля, не прошли даром — количество исправно функционирующих линий проводной связи, находящихся в распоряжении германского командования к рассвету 22-го мая, изрядно сократилось. Впрочем, частичная потеря связи с командованием была еще не самой большой неприятностью, по крайней мере, с точки зрения солдат и офицеров из гарнизонов береговых дотов и батарей, на головы которых с рассветом обрушилась вся огневая мощь "союзного" флота вторжения.
Нормандская земля кипела от разрывов тысяч и тысяч снарядов. Детонировали тщательно уложенные в почву мины, рвались в клочья проволочные заграждения, обваливались аккуратно отрытые окопы, рушились стены и перекрытия дотов и блиндажей, хороня под своими обломками останки защитников. Месяцами возводимая оборона на глазах превращалась в равномерное месиво из земли, стали, бетона и кровавых ошметков. Обстрел из тяжелых орудий с линкоров и крейсеров дополнялся огнем пятидюймовок с эсминцев, подходивших вплотную к берегу и бивших по укреплениям в упор. Артподготовка чередовалась с новыми налетами авиации, на этот раз тактических бомбардировщиков и истребителей-бомбардировщиков. Тоннаж ежеминутно вываливаемых ими боеприпасов был хоть и поменьше, чем при ночных ударах "Летающих крепостей", зато распределялся куда более адресно. "Тайфуны" и "Тандерболты", оснащенные реактивными снарядами, вообще атаковали исключительно с бреющего полета, буквально ходя по головам немногих уцелевших защитников. Завершающим аккордом этой впечатляющей симфонии смерти и разрушения стали залпы тысяч эрэсов со специальных барж огневой поддержки, подошедших к берегу чуть ли не на пистолетный выстрел.
Неудивительно, что после такой обработки линия немецкой обороны была прорвана первым же ударом. Небольшие группки защитников, чудом уцелевшие в своих полузасыпанных дотах и бункерах, пытались сдержать хлынувшую на берег волну десантников, но эти потуги были заранее обречены на провал. К берегу подходили всё новые и новые суда, чтобы, высадив на сырой песок очередную партию солдат или техники, тут же отойти обратно в море, освободив место для следующего отряда транспортов. Непрекращающийся поток людей и грузов захлестывал пляжи, практически не замечая ничтожных препятствий в виде отдельных изолированных очагов сопротивления, к тому же быстро подавлявшихся специально выделенными штурмовыми группами. Этот сценарий с небольшими вариациями, связанными с местными особенностями рельефа и приливных течений, повторялся на всех участках высадки, разбросанных на стокилометровом фронте от устья Орна до Киневиля. За одним единственным исключением.
Сектор "Омаха", расположенный восточнее устья реки Вир, входил в американскую зону вторжения и предназначался для десантирования V-го корпуса армии США. Планом предусматривалась высадка здесь в первый день операции двух пехотных дивизий — 1-ой и 29-ой — первоклассных соединений, уже имевших опыт боев в Средиземноморье. Огневое сопровождение десанта было традиционно сильным, но в данном случае почти вся огневая мощь оказалась потрачена впустую. Из-за небольшой ошибки в счислении, бомбовый груз нескольких сотен "Либерейторов" благополучно ухнул в тылу 352-ой пехотной дивизии, оборонявшей данный участок побережья, практически не повредив германские береговые укрепления. Более того: несогласованные маневры различных корабельных соединений привели к тому, что эскадра артиллерийской поддержки выбилась из графика и прибыла на место существенно позже десантных сил. Так что, когда из туманной дымки, подсвеченной золотистыми лучами восходящего солнца, стали появляться первые десантные суда, их поджидали фактически не тронутые и полностью готовые к бою опорные пункты и артиллерийские батареи немцев, а последовавшие затем события прочно закрепили за шестикилометровым пляжем "Омаха" прозвище "кровавая".
