— Хм, — Дубасов как бы заново посмотрел на Федотова, — впрочем, возможно вы правы.
Глава 28. Вспомнить о цене, все одно, что к ночи черта.
Оставив Шахова доруливать процессом, контр-адмирал отбыл со свитой, а переселенцев взял в оборот Николай Оттович:
— Господа, ради вас в Кронштадт приехал генерал-майор Тверитинов. Надеюсь, вы не возражаете против встречи?
Возражать переселенцы не планировали, а в круг приглашенных вошли Беляев, Шахов и Колчак.
Тверитинов жил в небольшой трехкомнатной квартире в трех минутах от радиомастерской. В зале стояло фортепиано, на стене красовались портреты предков, между которыми примостилась скрипка. Мореного дуба книжный шкаф прикрывал от пыли фолианты. Для гостей был накрыт стол. В отсутствии хозяина здесь жила его племянница, но, как сказал отставник, Саша сегодня вряд ли вернется из Петербурга.
Приветствия и первый тост прошли 'штатно', за царя и отечество, после чего на отставника вывалился сумбурный рассказ о чудо-аппаратах отечественного 'радиопрома'. Перебивая друг друга, все старались донести Тверитинову виденное, а переселенцы услышали много нового о своем железе. В итоге, предложение сделать краткий показ для Евгения Павловича, был принято на-ура, чему в немалой степени способствовало спиртное. В лабораторию вошли без препятствий, ибо, кто же откажет героям Порт-Артура, сопровождающих бывшего главного минера порта, тем паче, что время всесилия охранников пока не наступило.
После показа, Федотов по наитию запросил 'Берег', на что тут же получил ответ Колбасьева. Специфические искажения в голосе говорили о продолжении рабочей вахты, по традиции плавно перешедшей в банкет.
— Евгений Павлович, прошу к микрофону, на связи ваш коллега.
После разговора бывший главный минер Кронштадтского порта, посвятивший жизнь развитию Флота Его Императорского Величества и автор множества изобретений, был потрясен:
— Господи, всю жизнь я мечтал быть свидетелем чему-нибудь подобному! Не побоюсь сказать — мы свидетели величайшего достижения, — глаза отставника предательски заблестели.
Людям не часто доводится посмотреть на привычное глазами стороннего наблюдателя. Более-менее такой способностью обладают дизайнеры. Федотов к таким не относился, но после возгласа Тверитинова он как бы со стороны увидел созданное переселенцами. Заново оценил необычный по здешним канонам стиль аппаратуры, что он успел окрестить 'милитари', и технические особенности, сулившие потрясающие преимущества.
'Черт побери, а ведь действительно невероятный результат! Если я правильно понимаю, местные привыкли к демонстрации полуживых макетов и клянченья казенных денег. М-да, не занудствуй Димон, не видеть нам половины успеха!'
Федотов по-новому вспомнил изумление на лицах молодых офицеров. Едва приметную оторопь Дубасова, зависть Рогова и победно топорщащуюся бороду капитана первого ранга Николая Отовича фон Эссена.
На грешную землю его вернул голос того самого каперанга:
— Господа, пора вернуться к столу, впереди у нас серьезные разговоры.
Эссен, что называется, зрил в корень — сев за стол, серьезные мужи принялись рассусоливать о нуждах флота, а Димон схлестнулся с Колчаком о земле Санникова. Вытягивая из флотских их представления о потребностях в аппаратуре, Федотов пытался спрогнозировать программу выпуска. По минимуму получалось с десяток станций, максимум терялся в облаках. Параллельно он прислушивался к спорщикам. Димон старательно играл роль сомневающегося российского обывателя среднего разлива, его визави изображал из себя исследователя Арктики и по совместительству аристократа, но против природы не попрешь. В какой-то момент терпение будущего верховного лопнуло, на что тут же последовал адекватный ответ, мол, хрен вам, будущий уважаемый верховный, а не теплые края:
— В Исландии рулит Гольфстрим и шестьдесят пятый градус, против дубака семьдесят пятого Новосибирских островов.
Пришлось вмешаться, ибо, откуда обывателю знать о северных широтах, тем паче репатрианту из задрипаной южноамериканской страны.
— Дмитрий Павлович, пожалей ты нас, грешных, что за чилийские жаргонизмы 'рулит', 'дубак'. Пора отвыкать, мы же дома. Ты лучше поведай Александру Васильевичу о пуховой одежде южно-чилийских аборигенов.
Сигнал был принят правильно и вскоре исследователь севера слушал рассказ об прикиде из тамошней гагары, что в разы теплее и легче меховой одежды полярников. Попутно звучали байки о каком-то боцмане, чью 'подарочную' пуховку Димон обещал при случае Колчаку то ли показать, то ли подарить. Федотов готов был поклясться, что некоторые из этих историй, подстроенные под местный лад, раньше были связаны с любимым главстаршиной Дмитрия Павловича. Что удивительно, даже рифма: '...и бразильских болот малярийный туман', отнесенная к мифическому боцману пришлась ко двору.
Настоящий владелец пуховки никому отдавать ее не собирался и в пол-уха слушая зверевский треп, одновременно терзал флотских:
— Господа, мне приятно слышать о наших успехах, но этого мало. Нужны заказы от родного адмиралтейства, — Федотов нахально вперился взглядом в Эссена.
— Вы будто не знаете, как тяжело раскошеливается Империя, только не говорите об оторванности от родины, — Эссен непроизвольно кивнул в сторону Димона. — Все-то вы прекрасно знаете. Будет вам заказ, небольшой, конечно, но будет, но я вам так скажу — лиха беда начало, но и вы цену скиньте, тогда заказ естественным порядком увеличится.
От предложения скинуть цену Федотов на мгновенье завис, и было от чего: брать миллионный кредит, а станции продавать на уровне рентабельности представилось верхом идиотизма.
— А с каких шишей я верну банку проценты и затраты на разработку? -накопившееся за время презентации напряжение выплеснулось в яростной интонации и столь же яростном жесте, что явно не понравилось окружающим, но ответом было смущенное сопение.
'Ну, Оттович, тебя и занесло. Такого бреда я от тебя не ожидал'.
Скупым Николая Оттовича назвать было трудно. Как всякий старший офицер, зарабатывающий авторитет не паркетным расшаркиванием, был он въедлив и резок, но всегда трезво оценивал ситуацию. Отсюда следовало, что его сиюминутное предложение или намеренная провокация, или риторический прием, а вот потеря Федотовым самоконтроля непременно будет отмечена, ибо нехрен обрушивать на вояк свои проблемы. Люди властные в любом времени такое не забывают.
Пораскинув мозгами и успокоившись, Федотов посчитал, что из всякой оплошности надо извлекать выгоду.
'О срыве конечно напомнят, но не сильно, зато оговоркой Николай Оттовича непременно воспользуюсь, взаимность, так сказать. Итак, после второй мировой Япония по всему миру шакалила патенты и, не имея сырьевых ресурсов, вышла в мировые лидеры. Чуть позже аналогично поступили китаезы, с той разницей, что япы патенты скупали, а китайцы их нагло тырили. Кстати, и правильно делали. Общим и главным явилось активная государственная поддержка, как и в СССР, но о Союзе и косоглазых мы благоразумно промолчим. Пойдем дальше. С начала семнадцатого века в Англии протекают примерно те же процессы. Не буквально, конечно. Ресурсы они тянут со всего света, но на науку не скупятся. К слову сказать, и с патентованием навели идеальный порядок. Опять же в свою пользу. Не потому ли тот же Маркони патентовал и открывал предприятие в Англии? Пожалуй, с Англии и начнем'.
— Помнится, некто Исаак Ньютон был возведен в достоинство рыцаря. Сэр, Исаак Ньютон, выходец, так сказать, из самых низов, плоть от плоти народной, — прозвучало с сарказмом.
Ответом были удивленные взгляды. Подобрался Эссен, почувствовав изменение обстановки, забыли о северной землице спорщики.
— В начале семнадцатого века англы не поскупились и тут же получили отдачу. Сегодня весь мир платит северному Альбиону за изобретенный сэром Ньютоном секстант. Что характерно, только этим изобретением все тогдашние затраты с лихвой окупились.
— Причем здесь Британия? Вы в России, а у нас свои традиции, — с пол оборота завелся Беляев.
'Сам козья морда, — пробурчал про себя переселенец, — а мы значит не наши'.
— Согласен, умом Россию не понять, но это не повод нарушать законы экономики.
— Борис Степанович, к чему весь этот балаган? — н этот раз недовольство выразил Эссен.
— Не балаган, уважаемый Николай Оттович, просто я хочу подтвердить правоту уважаемого капитана второго ранга — рассчитывать не целенаправленную поддержку правительства не следует.
Взгляд на собеседников. Беляев все еще хмурится, хотя с последним утверждением согласен, ждут продолжения Шахов с Тверитиновым и молодежь. Догадка на лице Эссена — возвращаясь из имения генерал-майора, они долго мусолили тему финансирования.
— Господа, чудес на свете не бывает и если нам не удастся добиться приемлемого заказа, то затраты России только вырастут.
Слегка выделенное местоимение 'нам' можно было отнести как к товариществу РР, так и к присутствующим. Все зависело от дальнейшего разговора.
Резким движением руки Федотов тормознул пытавшегося тут же встрять Белева.
— Господа! Всего минуту вашего внимания и я готов принять возражения, — зафиксировав взгляд на Беляеве, Федотов начал четко рубить фразы:
Первое. Экономика есть такая же точная наука, как математика.
Второе. Не получив разумного заказа, я открою дело в Англии.
Третье. В этом случае Держава не получит с меня налогов.
Итог — при выпуске аппаратуры в России корона платит отпускную цену минус налоги, а при покупке за рубежом платит предприятию, плюс налоги чужого государства, плюс таможенные сборы. При таком раскладе цена возрастет вдвое, но, самое главное, смогу ли я продать вам 'всевидящее око'? Вы бы его продали потенциальному противнику?
Федотов не планировал занимать внимание флотских вопросами экономики, это вышло помимо его воли. Изначально он рассчитывал лишь немного подтолкнуть их энергию на получение заказа, но разговор свернул туда, куда свернул. Благо, хоть в конце кривая вывела на локатор. Растекаться мыслью, о том чтобы все как один бились за заказ, смысла уже не было. Умные все поняли, а упертые ... поймут позже или не поймут никогда.
Как и ожидалось, упоминание об очередном чуде мгновенно сместило разговор в область голимой техники, но об идее локации присутствующих теперь просвещал Тверитинов.
'Как интересно-то! Евгений Павлович сходу напомнил о секретности. Воспринимают его практически без скепсиса. Вот что значит подача материала от признанного авторитета. При случае непременно воспользуюсь. Главное, генерал-майор начал с упоминания о военной тайне, надо понимать эта словесная конструкция, как у нас подписка о неразглашении. Непременно поинтересуюсь, есть ли у них подписки'.
Надо было прочнее привязывать к себе присутствующих, а чем больше ниточек, тем прочнее веревка, поэтому Борис легонько коснулся о иных возможностях электроники.
— Господа, только связью возможности нашего прибора не ограничиваются. Всерьез обсуждать все перспективы преждевременно, но через несколько лет товарищество Русское Радио планирует предложить флоту устройства, мгновенно вычисляющие углы наводки торпедных аппаратов. Как это будут выполнено, я пока умолчу, могу лишь сообщить, что в этот вычислитель будут вводиться данные с постов наблюдения, а на его выходе появятся данные для стрельбы. Дальнейшее же развитие техники неизбежно приведет к нацеливанию аппаратов уже без участия наводчика.
Вспыхнувший было яростный интерес, тут же пресек Эссен, а Тверитинов дал понять, что ничего немыслимого в том нет.
В конце всех огорошил Зверев:
— Я согласен, что упоминать о локации категорически не следует, но как вы относитесь к правильному освещению сегодняшних успехов в газетах?
Судя по кислым физиономиям, мысль о привлечении газетчиков должного понимания не нашла. Димон не настаивал, заметив лишь, что в той же Англии газеты гораздо шире освещают успехи своих кораблестроителей.
— Видите ли, сударь, в России не принято приглашать писчую братию если на то нет высочайшего соизволения, а контр-адмирал Дубасов ни согласия, ни запрета не давал. С другой стороны, а что мешает Вашим щелкоперам пронюхать об этих испытаниях? Например, после статьи в Кронштадтском Вестнике, — Эссен выразительно посмотрел в сторону Тверитинова, редактировавшего это издание, — мне отчего-то кажется, очень скоро газеты разразятся нужными статьями.
Разговор растянулся на добрые пару часов и когда изрядно нагрузившиеся знаниями и коньяком Беляев с Шаховым отбыли, Федотов поинтересовался раскладом сил в комиссии. В положительном заключении он не сомневался, ибо аппаратуре РР противопоставить было нечего, но даже самое распрекрасное заключение могло содержать всего одну строку: 'Аппарат обладает превосходными свойствами, но его внедрение не целесообразно по причине стоимости изделий'. С этого момента придется вспомнить о миллионном кредите. Банкротства конечно не будет, но с монополией придется распрощаться навсегда.
— Моя позиция секретом не является, — степенно начал Николай Оттович, — Беляев высказался в том же ключе и по моему разумению командир Кронштадтского порта его поддержит. Сложнее с техническим комитетом, мнение которого на этом этапе главенствует. Позиции Шахова и Крылова нам понятны, но Рогов..., — было очевидно, что только нежелание задеть честь мундира, сдерживало Эссена от яркого словца, — напрасно вы его зацепили.
— На слабых ездят, а у Роговых всегда два мнения свое и неправильное.
— Хорошо подмечено, но вы все же чересчур рисковали.
— Рисковал и победил, с другой стороны риск был просчитан, — упрямился Федотов, но поймав любопытный взгляд, уточнил, — к тому моменту Рогов уже дважды срывался и оба раза подставлял хозяина, особенно с фотографиями.
— 'Подставлял', 'в разы', — Эссен с явным неодобрением повторил словечки переселенцев, — это то же из чилийского жаргона?
'Жаргона, скажешь тоже, это считай уже говор, можно сказать почти литературная норма. Был великий русский, стал великим матерным, для тупых, значит'.
— В общем да, оттуда, — все валить на Чили сегодня отчего-то расхотелось.
— А Крылов?
— А при чем здесь Крылов?
— При знакомстве вы были в большом замешательстве и ваш Мишенин высказал сущую несуразицу.
Когда человека длительно преследует какая-нибудь опасность, пусть даже гипотетическая, он рано или поздно ее увидит там, где ее нет, или она только обозначится. Увидит, вздрогнет, но, чертыхнувшись, тут же забудет, и лишь вечером, покопавшись в себе, поймет, какое слово или жест он истолковал не верно. Такое чаще всего случается после длительного эмоционального напряжения, какое было на этой презентации.
На какое-то мгновенье в вопросе каперанга Федотов услышал ... сложно выразить, что именно он услышал. Но, так или иначе, это было связано с ожиданием 'разоблачения', тем самым, которым последнее время доставал переселенцев математик. Всего миг, менее секунды, но пролетевшая в сознании паника не могла не отразиться на лице. Наивно было ожидать, что такую реакцию его искушенное собеседники не заметит. От этого за себя стало стыдно, а против Мишенина и виновника 'разоблачения' поднялась волна недовольства.
