— Ба, да наша крестьянка опять оказалась не у дел, — хмыкнул он себе под нос, не отрываясь от своего занятия.
— Довольно разговоров, — я оборвала не успевшую разгореться ссору.
* * *
Час быка. Самое темное время перед рассветом, когда дрема одолевает часовых, а спящим снятся кошмары... В тот час жрица очнулась от медитации. Глядя на ее уверенные движения и спокойные глаза над вуалью, я подумала о том, что еще не видела гитзерай в по-настоящему серьезной переделке. Несколько убитых орков у первой статуи очищения — не в счет.
Я тщательно раскрашивала лицо неровными полосами сажи, смешанной с жиром, подправляя те пятна, что мне не нравились. Время от времени я отводила взгляд от зеркальца и наблюдая Бишопом. Следопыт разобрался с маскировкой быстрее меня. Он просто опустил сложенные щепотью пальцы в смесь, небрежно мазнул по лицу и вытер пальцы о волосы. Я спрятала волосы под платком — разводы на темно-зеленом шелке сливались с полосами краски на лице.
Насколько я помнила из рассказов Дэйгуна, орки неплохо видят в темноте и именно поэтому они не зажигали факелов по периметру своего лагеря. Идиоты. Надеялись увидеть все своими глазами? Что ж, им представится возможность оказаться в первых рядах на этом представлении. Я смазала клинки ядом. Та самая бурая жидкость, что я нашла у лусканца на поляне Утешения в темном флаконе с тяжелой пробкой. С внутренней стороны пробки был приделан небольшой пучок перьев, своеобразная кисточка. Благодаря ей яд покрывал лезвия тонкой, маслянисто блестевшей пленкой.
Следопыт, затянутый в потертую черную кожу доспеха, уже ждал меня.
— Долго ты возилась, — хмыкнул Бишоп.
— Быстро только кошки родятся.
До лагеря Труподавов мы добрались еще до восхода луны, тонкий серебристый серпик которой почти не давал света.
Орки-часовые громко дышали, воняли отродясь немытым телом, кожей грубого доспеха, железом и тухлятиной. Я выбрала левого, того, что был ростом пониже, и затаилась в тени частокола. Под ногами орка зашуршали камни. Скрипнули пряжки его доспеха. Часовой постоял немного, принюхиваясь, и лишь потом развернулся ко мне спиной. Пора.
Пара шагов, подстраиваясь под манеру ходьбы орка, делая такие же тяжелые и неуклюжие шаги. Удар ногой в голень серокожему, так чтоб он начал заваливаться назад. Одновременно я зажала часовому рот и ударила ножом в шею, под угловатую, не прикрытую доспехом челюсть. Кровь потекла по лезвию на запястье. Тяжелое тело судорожно задергалось, мне едва удавалось удерживать его. Не хватало еще, чтобы грузное падение и крики перебудили весь лагерь. К тому же тварь чуть не зацепила нижним клыком плотную кожу перчатки. Орк дернулся еще несколько раз, пока я аккуратно укладывала его на землю, и издох. Обмякшее безвольное тело казалось еще тяжелее.
Следопыт подозвал меня тихим птичьим посвистом. Бишоп и с орком управился быстрее меня — опыт, что тут поделаешь.
Добравшись до лагеря, мы предоставили свободу действия магам и жрице. Нам же оставалось только ждать.
— Отойдите. Сейчас земля качнется, — Зджаев остановила нас движением руки, и мы послушно отступили назад. Жрица запела что-то на незнакомом мне языке и оборвала заклинание резким выкриком, одновременно вонзая копье в землю. Разбежались по земле волны, которые я почувствовала всем телом. Затем зазмеились мелкие трещины, веером разбегаясь от копья в сторону орочьей стоянки, и почва под ногами вздрогнула настолько сильно, что мне едва удалось устоять на ногах. А затем в дело вступили Сэнд и колдунья, и в лагере орков воцарился ад. Внутри частокола бурлило багровое огненное облако, пронизанное множеством сине-белых молний. Порой с затянутого облаками неба в центр этого облака ударяли столбы сияющего золотистого света, столь яркого, что резало глаза...
Даже на расстоянии чувствовался опаляющий жар, запах горелого и едкий кисловатый смрад. Меня не покидало ощущение, что эльф и Кара словно соревнуются, чьи заклинания более убийственны для орков.
Впрочем, нескольким из Труподавов все же удалось спастись из огня. Среди них были сам вождь Утханк и его шаман.
Вождь одной рукой сбивал пламя с доспехов, в другой крепко сжимая массивный топор на длинном отполированном древке. Наперерез ему бросился паладин и хвостиком за святым воином — Шандра. Касавир ударил орка щитом в лицо, стараясь сбить с ног, а крестьянка крутилась вокруг, размахивая мечом и пытаясь не попасть под удар тяжелого полукруглого лезвия.
Шаман же встряхнул посохом. Зазвенели украшавшие его колокольчики, амулеты и костяные фигурки. Пламя вспыхнуло алым отблеском на отточенном железном полумесяце навершия. Он резко крутанул посох перед собой. Мелькнули грязные, когда-то разноцветные, ленты и перья. Орк перехватил посох и ударил резко, стараясь насадить меня на лезвия. Я еле увернулась. Свистнула стрела, застряв в колене шамана. Он споткнулся на половине шага. Непослушная конечность подломилась и орк попытался ударить меня по ногам обратным концом посоха. Неудачно. Шаман остановился, завертев посох восьмеркой. Хитрая тварь, он не давал мне подойти ближе и почти не оставляя возможностей для удара. Похоже, выжидал удачного момента для атаки. Но стрела... Стрела должна быть смазана ядом и потому времени у противника немного. И верно, вскоре орк стал покачиваться, посох в руках его крутился все медленнее и неувереннее. Вот шаман споткнулся, пытаясь сделать шаг, и тогда я метнула нож, а следом над моим плечом свистнула еще одна стрела. Орка отбросило назад, он захрипел, судорожно выгибаясь, и выронил посох.
Вождь Труподавов, Утханк Полукровка, лежал на растрескавшейся земле, глядя в расцвеченное пожаром небо. Молот паладина разбил орку висок, превратив кость в мелкие окровавленные осколки. Утханк был таким же мертвецом, как и шаман, и как весь его сгинувший навеки клан.
Колдовское пламя погасло, и теперь с неба лениво летели крупные хлопья жирной сажи. Словно посреди весны в Арване вдруг пошел черный горький снег.
* * *
Из воспоминаний Касавира:
После боя, точнее — после бойни, Кара обессилено присела прямо на землю. Эльф выдохся еще раньше и, похоже, только высокомерие и упрямство не давало ему последовать примеру колдуньи.
Харн подняла орочий топор и, хакнув, самолично отрубила вождю голову. Подняла ее за длинные грязные волосы и рассмеялась:
— Смотри, Зджаев, вот он, наш ключик к зачарованной двери!
На раскрашенном лице влажно блеснули зубы и голубоватые белки глаз. Отчего-то мне вспомнилась картинка из книги Воло о дикарях Чулта и их ритуальных плясках.
С обрубка шеи на землю шлепались густые темные сгустки крови.
Жрица же ничего не ответила.
Следопыт хмуро посмотрел в сторону сожженного лагеря, потом — на уставших магов и лишь после этого отстегнул с пояса флягу с водой и долго пил.
* * *
— Держи, — я бросила голову орка под ноги Гхеллу, — Это Утханк. Был.
Голова тяжело ударилась о пол, прокатилась по мозаике, пачкая ее бурым, и остановилась. Маг только вскользь посмотрел на трофей и кивнул.
— Хорошо. Приведи сюда гоблинов, — последнее относилось уже к подручным Гхеллу.
Вскоре перед зачарованной дверью стояла целая вереница этих созданий.
Треск разрядов молний. Свежий грозовой запах, который смешивался с вонью паленого мяса.
Гоблины помирали один за другим, но каждый последующий жил чуть дольше. Заклятие на двери, похоже, слабело.
— Вряд ли понадобится больше десятка, — я прислонилась плечом к двери, наблюдая.
— Нет. Больше, — покачал головой следопыт.
— Да ну?
"Ах, да ты же знаток орков-гоблинов и прочих зверюшек".
— Спорим? — рейд прищурился довольно. В рыжих глазах вновь плясали черти.
— На сколько? — мне было легко и весело.
Парень рассмеялся
— На двадцать золотых.
— Идет, — я обернулась. — Шандра, разбей-ка.
Крестьянка нахмурилась, но все же ударила по сцепленным в пожатии рукам, буркнув под нос:
— Чокнутые.
Следопыт на бурчание Шандры не обратил никакого внимания:
— Десяток? Ладно. Считай.
— Шестой сейчас пойдет.
Должна признаться, что те двадцать золотых я проиграла. Для того, чтобы открыть зачарованную дверь понадобились жизни аж девятнадцати гоблинов. После чего дверь рассыпалась в прах.
За дверью же, в совершенно пустом зале, стояла искомая статуя, протягивая нам на вытянутых руках пустую чашу.
Такая же обжигающе ледяная, наполненная пульсирующими потоками силы. Я прикоснулась к ней ладонью, готовясь к боли и слабости. Но чем дольше ждешь, тем страшнее. Проще покончить с этой частью ритуала сразу...
* * *
— Статуя где-то близко — я чувствую это, — Зджаев остановилась.
Я огляделась. Невысокие холмы поросшие свежей весенней зеленью, полускрытые прошлогодними сухими ветками бурьяна и молодой крапивой, развалины.
Одно из зданий было почти скрыто старым оползнем, но дверь поддалась нашим усилиям легко.
Внутри было пусто. Только те же самые стены, выложенные цветной мозаикой. Голубоватый свет факелов и ряд изваяний, одно из которых изображала барда. У ног его лежала огромная каменная книга, раскрытая посередине.
— Знай, мы находимся рядом с местом проведения обряда очищения.
— Точно? — непробиваемая уверенность гитзерай порой сбивала меня с толку.
— Да. Мой народ умеет чувствовать энергию воли... и энергию, которая остается. Это то самое место.
Вот только где искать эту статую? Быть может, что-то написано на этих каменных страницах? Иначе зачем они здесь?
Гитзерай начала читать, чуть нараспев произнося слова:
— Храм времен года посвящен четырем рыцарям — героям объединенного королевства Иллефарн. Элитину, Вигару, Синему Плащу и Белеран. Они пожертвовали жизнью, чтобы их народ мог жить в мире и согласии. Жители нашей страны чествуют их по очереди, по одному в каждое время года. Но в этих стенах героев помнят и чествуют всегда.
Вытесанная из камня страница со скрежетом перевернулась. Гитзерай продолжила читать:
— Вигар из Каменных чертогов — единственный дворф из рыцарей времен года. В самых тяжелых битвах, в которых участвовали эти рыцари, он покидал поле боя последним. В последней битве против Великого зла Вигар пал последним, приняв на себя град ударов. Пожертвовав собой, он выиграл время для спасения всех жителей Иллефарна.
Шелестели страницы каменной книги. Шелестел и голос жрицы, как всегда лишенный эмоций.
— Синий Плащ, потерявший родителей в детстве, получил свое прозвище из-за плаща, который достался ему от учителя музыки. Синий Плащ — талантливый бард и маг неутомимый оптимист — всегда был голосом надежды. Когда армии Иллефарна были разбиты в битве с Великим злом, музыка Синего Плаща придала воинам храбрости и они снова воспряли духом.
Еще одна перевернутая каменная страница. Еще одна пыльная история из прошлого.
— Смелые гибнут первыми. Элитин Роузвардер, самый младший из героев, был одним из таких смельчаков. Именно его клинок первым напился крови в битве против Великого зла. Раны, нанесенные им, так разъярили генералов противника, что они сосредоточили все свои силы на нем. Говорят, что, даже умирая, он пытался проткнуть ноги пробегающих мимо врагов.
Я чихнула. Лишь рассказы о великих рыцарях прошлого. А где же искать статую?
— Белеран Справедливая была опытным рыцарем, предводителем четырех. После гибели Элитина и Синего плаща, она приказала Вигару защищать жителей Арвана. Белеран бросила остатки своей армии в самую гущу вражеского легиона. Она погибла, но прежде успела убить командующего армией темных сил.
"Кого, ну кого вы прочите в спасители мира?! Меня?! Бля, да в той пресловутой битве с Великим злом, я б забилась в самые дальние кусты и оттуда лесом-лесом, к папане под теплое крылышко. Или еще куда подальше — да хоть в Калимшан".
— Ниже есть еще одна надпись, последняя — Зджаев обернулась к нам.
— Читай, — я нетерпеливо притопывала ногой по полу. Где-то среди этого множества слов должна таится разгадка.
— В этом, сто десятом году Стража, в храме был проведен ремонт, чтобы разместить в нем статую очищения и защитить ее. Эти четыре рыцаря защищали нас при жизни — да защитят они нас после смерти. И подпись — Аннэй.
— Отлично! Нет, правда, отлично. Последнее, что нам нужно — это долбанный урок истории Иллефарна. Россказни о каких-то там героях. Тьфу, — злость душила меня. Я пнула основание пьедестала, на котором покоилась каменная книга.
— Знай, мы должны пройти Храм, чтобы найти статую.
Жрица перехватила древко копья и продолжила.
— Знание о рыцарях времен года неслучайно, как не случайна и последняя запись. Возможно, эти герои и защищают статую. Идем же. Я чувствую присутствие воли Иллефарна в этих стенах.
* * *
Из воспоминаний Кары:
Храм состоял из нескольких комнат, каждая из которых символизировала определенное время года. Причем, не картинками на стенах и пафосными надписями, а самой атмосферой. В зале зимы шел снег, завывали огромные белоснежные волки и лицо обжигал мороз. В зале весны цвели настоящие деревья и пахло свежей молодой листвой. В летнем зале, в котором на нас напал железный голем, царила палящая жара. В зале же осени с потолка сеялся мелкий моросящий дождик, шуршали под ногами листья, осыпавшиеся с увядающих деревьев и крутился в центре комнаты небольшой шторм, явно магического происхождения.
Удивительно, как древним удалось создать столь сильные чары, которые оказались такими... длительными? Как они сумели создать и шторм и зимний холод, который просуществовали столетия? Если бы я только могла узнать это... Тогда мои заклинания стали бы еще более эффективными.
* * *
Статуя очищения слабо сияла. Этот холодный белесый свет отражался в неизменной мозаике стен, пола и даже потолка, отбрасывал причудливые тени на каменные саркофаги в глубине зала и массивные сундуки, стоящие рядом с усыпальницами.
Я шагнула вперед. "Время собирать камни. И статуи".
Замороженный огонь.
Обжигающий лед.
Сила, что распирает тебя изнутри, как вода слишком тесный для нее мех.
Мгновения боли и слабости.
И как избавление — мягкие ладони жрицы на висках.
Внезапно Зджаев резко обернулась, словно услышала или почувствовала врага. На лезвии копья пробежали лиловые сполохи.
— Он... он знает, что мы делаем, — голос гит был хриплым и каким-то встревоженным. Я первый раз слышала как она... боится?
По затылку протянуло холодком. Легенды обрастали плотью и сейчас, через века и мили, нас почувствовала эта древняя тварь.
Я внезапно почувствовала себя совершенно беззащитной, словно улитка, которую вытащили из казалось бы надежной раковины. И это бесило до одури:
— Прекрасно! С этим сраным ритуалом нас и искать не надо — вот они мы. Сияем, бля, во тьме.
— Теперь в тебе — сила ритуала и даже если он попытается пробиться сквозь созданный нами барьер, то лишь поранит себя, — гитзерай взглянула мне в глаза.
— Ты уверена, что этот барьер на самом деле подействует?
