Смерч окружает правую руку, мне с трудом удается его сдерживать. Осознаю череду удачных срабатываний умений.
— Шесть секунд, — вслух заметил Дан-сенсей.
"Да она медленная... не нужно напоминать", — бурчу про себя.
Меня начинает тянуть вперед. Дзюцу вот-вот пойдет вразнос, дабы этого не случилось, завершаю его, огранив своей Инь, через вербальный компонент:
— Киссэн!
Меня несет вперед этот смерч чакры. Перед глазами мелькают деревья, слышится треск и грохот. В районе живота поселился кусок лавы — это очаг чакры беспрерывно восстанавливает давление в чакроканалах.
Отряхаюсь от пыли и коры. За мной широкая траншея вспаханной земли.
В ворохе листвы появляется сенсей.
В глазах у мужчины беспокойство, он осматривает меня, ощупывает руку.
— Целый, — облегченно вытирает пот со лба. Оглядывается назад. Двести метров траншеи, куски деревьев и комки почвы валяются тут и там.
— Аки, напомни мне, чтобы я больше не позволял тебе экспериментировать с дзюцу самостоятельно... по крайне мере до получения патента Тобетсу-Джонина.
— Сильное, но неконтролируемое дзюцу. Киссэн, значит... Много чакры потратил?
— Как на создание пяти Капель, — пожимаю плечами. Вопросы с затратами чакры не так просты, как кажется на первый взгляд. Нужно учитывать множество факторов, например скорость восполнения плотности в каналах, прочность очага, способность каналов к сужению и расширению. Как можно быстро все это просчитать? Только с опытом ты начинаешь осознавать "объем" своей чакры.
Дан почесал макушку. Задумался.
— Аки, используй Киссэн на экзамене только в крайнем случае. Техника еще сырая, лучше действуй, как я тебя учил, — улыбнулся мне заразительно Дан-сенсей.
А научил меня он многому. Никаким новым ниндзюцу он меня не обучил, вместо этого мы в течение месяца оттачивали все имеющиеся у меня возможности. Было еще и работа над Стихией Ртути, но использовать её я пока опасаюсь, да и нет у меня никаких техник на её основе. Позже, после экзамена учитель подучит меня замене стихий в нин, и тогда я адаптирую некоторые свои ниндзюцу к использованию Стихии Ртути. Но это будет еще не скоро.
— Ладно, оставим Киссэн на будущее, — еще раз скосил глаза на траншею Учитель.
— А пока — спарринг! — хлопнул он в ладоши:
— Вводная — у тебя мало чакры, метательное оружие закончилось, фуин нет. Разрешаю использовать облегчение веса.
Като Дан продолжил стоять со скрещёнными на груди руками, но теперь от него несло явной угрозой.
"Моя чувствительность Инь улучшилась", — мимоходом оценил я.
Чем чувствительней человек к Инь, тем больше шанс уловить желание противника. Но стоит быть настороже, враг может обмануть — захотеть ударить в одно место, а на самом деле атаковать совсем иначе.
Работа с Инь и Ян — это мир Джонинов, и я пока делаю первые шаги в его направлении.
Губы дергаются в намеке на улыбку, использую навык. Тело становится невероятно легким, словно перышко.
Откуда-то понимаю, что сенсей собирается ударить ногой в корпус, но я не доверяю этому ощущению, слишком оно явное. Уже не раз и не два я попадался на эту уловку.
Я пока еще не могу отличить фальшивый посыл в Инь от настоящего и поэтому для эффективного противодействия мастеру тай вынужден полагаться на свое самое сильно оружие — разум.
Блокирую локтями серю размашистых ударов кулаками. Приседаю, над головой просвистывает нога сенсея.
Мелькают удары. Скорость атак чуть превышает мою скорость реакции и уворота. Мелькают руки, плечо обжигает болью. Расслабляю мышцы нижней части тела, ускоряю поток чакры в верхней. Тело послушно следует инерции удара сенсея.
Извернувшись, хлестко бью костяшками в челюсть. Сенсей играет по правилам и не увеличивает свою скорость для уворота.
Костяшки пальцев чиркают по щеке учителя.
Однако недолго праздную победу, в живот прилетает колено.
Из легких выбивает воздух, скорость движения чакры уменьшается.
"Биджу!"
Швыряю в лицо сенсея щепотку соли, что хранилась в неприметном кармашке в рукаве. Пытаюсь разорвать дистанцию, и это у меня выходит.
Мы кружим по поляне, удары сыплются на меня со всех сторон, не успеваю распознать Инь сенсея, понять, откуда летят удары, не получается.
Очередной прямой в челюсть в исполнении Като Дана пошатывает мое сознание. Оно уплывает куда-то в небытие, на мгновение отвлекаюсь, чтобы увеличить поток чакры в мозгу, и сенсей пользуется этой заминкой.
Небо и земля крутятся вокруг и я грохаюсь спиной на землю.
— Неплохо. Движения легкие, атаки опасные. Немного предсказуемо, но это пройдет с опытом. Аки, твой тай на довольно высоком уровне, — как сквозь толщу воды звучит голос сенсея.
— Думаю хватить на сегодня, завтра сложный день, тебе стоит отдохнуть. Пойдем, женщины сегодня приготовили праздничный ужин в честь окончания тренировок, будут твои любимые пончики, — подбодрил меня сенсей.
С кряхтением встаю, разминаю шею. Что-то хрустнуло. Челюсть стреляет болью — неужели сломана?
— Сенсей... это было больно.
— А что ты хотел? Таковы издержки работы шиноби, — пожал плечами Дан-сенсей.
Чему-то улыбнулся:
— И поверь мне, кое-кому приходится в тысячу раз тяжелее. Мда, наверно не стоило просить её подучить Торио... — потер виски сенсей.
— Сенсей, как может быть плоха в качестве учителя такая шикарная женщина? — вспомнил я наставницу-самурая. Шикарная женщина с чувством юмора, притом профи.
"Торио, засранец, проводишь шикарно время с красоткой, когда я рву жилы на скучных тренировках! Непростительно!"
— Всяко лучше болтливого философа или психа-ученого, — киваю головой подтверждая жестом каждое свое слово.
— Ученик-ученик, и как тебе не стыдно? Каждый день кушаешь вкусные дорогущие блюда, слушаешь советы умных людей, опять же тренировки проводим.
Като Дан, быстрым шагом направился к выходу с полигона. Следую за ним.
— Первую неделю слушать ваши мысли вслух было довольно познавательно, но Дан-сенсей, каждый день, два с половиной часа, ФИЛОСОФИЯ! Сколько можно?! Давайте поговорим о политике, например, о истории, о тактике... но не о философии!
— Аки, не преувеличивай. Мироустройство мы обсуждаем каждый второй день, а не каждый, — веско поднял палец вверх сенсей:
— Подобные обсуждения абстрактных вопросов лучше всего развивают понимание своего Инь, а понимая свой Дух... — начало он.
— ...ты поймешь намерение врага, — заканчиваю.
Выходим из-под барьера. Поток дождя обрушивается с неба.
Миг и мы мчимся под струями дождя в сторону квартала Сенджу. Мимо мелькают двухэтажные деревянные дома. Трещат провода от влаги. Немногочисленные горожане орут нам вслед за облитые головы. Что поделать, скорость у нас большая, а на плоских крышах вода не успевает стечь, отчего образовываются этакие реки... вот и окатывает неудачников с ног до головы.
Восемь минут под проливным дождем, и мы заходим в особняк главы клана Сенджу.
Стоило только войти, как со второго этажа послушался топот, что-то упало, кто-то пискнул.
Юркая маленькая фигура возникла на верхнем пролете лестнице и, не утруждая себя бегу по лестнице, прыгнула в сторону сушащего свою одежду чакрой сенсея.
— Братик! — черноволосая девочка лет десяти чуть не сбила Джонина с ног.
Дан подхватил девочку и подкинул, словно пятилетнюю кроху. Заливистый смех и радостные повизгивания заполнили парадную.
— Шизуне-чан, дай им привести себя в порядок, — вытирая на ходу руки об полотенце, из кухни вышла красивая пышногрудая блондинка. За женщиной, держа ту за платье своей ручкой, пряталась кроха двух лет.
— Цунаде-сан, простите, — смущенно пискнула черноволосая Шизуне, опустила голову. Но было видно, что она совсем не сожалеет. На губах девочки играла лукавая улыбка.
— Аки-кун, привет, — искоса глянула на меня Шизнуне. Смутилась и дала дёру.
— Зизюне-сян, позози! — Тоби-чан отпустила юбку Цунаде и дернулась бежать за Шизуне, споткнулась, замахала ручками, пытаясь найти, за что зацепиться, и чуть не приложилась лбом о пол, но Цунаде не дала этому случиться. Ловким движение блондинка поймала голубоволосую дочь и взяла себе на руки.
— Мужчины пришли? Какие вы мокрые, скорее сушитесь, не хватало простудиться! — привлеченная шумом отвлеклась от таинства готовки пончиков мама.
Её руки и фартук были в муке, как собственно и лицо — забавно выглядело.
Вскоре мы сидели за дубовым столом, Дан-сенсей, счастливый засранец, весело общался и с мамой и со своей женой, мне приходилось отвечать на поток вопросов малолеток. Шизуне было интересно абсолютно все, а Тоби пыталась повторить за подругой и тоже задавала всякие вопросы, другое дело, что понять, о чем девочка спрашивает было сложно. Тоби перескакивала с вопроса на вопрос, и иногда сама на них отвечала.
Краем глаза я следил за мамой, Цунаде и Даном. Эти трое как-то подозрительно близко общались.
"Подозрительно..."
Потрескивал камин, ароматы еды блуждали по комнате, веселый смех радовал слух.
Завтра предстояло покинуть Коноху, но меня это совершенно не беспокоило. Я наслаждался последним днем беззаботной юности. Впереди ждал экзамен, жилет чунина и бесконечный поток миссий и тренировок.
* * *
В душном темном помещении тихо булькали неведомые химикаты. То тут, то там стояли колбы в человеческий рост в них плавали части тел неведомых животных, плоды странные на вид и даже человеческие органами.
Колбы поменьше булькали и с поверхности жидкостей, залитых в них, поднимался газ, который по вытяжке шел к тому или иному химикату.
В дальнем конце лаборатории, под мертвым серым светом ламп, ученый препарировал очередной экземпляр.
Иногда черноволосый бледнокожий мужчина отвлекался от изучения образца и писал что-то в журнале исследований.
Образец, обычное человеческое чернокожее тело, лежал на сложном рисунку — фуин, который тянул из него Ян энергию. Архаичный прибор неподалеку, к которому шли несколько линий фуин каждые десять минут выпускал из себя отчет.
Но мужчина не следил за прибором, его внимание поглотило тело шиноби Кума на столе.
При помощи высокоранговой техники стихии Инь мужчина изучал потухший Очаг Чакры мертвеца.
*Дррр-Пфф-Пшш* — заработал прибор.
Орочимару не отвлекался, он ждал отчета своего лаборанта.
Минута прошла, другая. Орочимару позволил себе отвлечься, поднял взор с препарированного тела. Недовольно прошипел:
— Анзу-кун, что-то слош-ш-ш-ное?
Орочимару не любил отвлекаться.
Орочимару не терпел глупости.
Орочимару ненавидел бахвальство!
Пока Анзу не подводила его, даже наоборот, девчонка оказалась приемлемым помощником. Ошибки её были не столь критичны, знала она достаточно для выполнения мелких поручений.
Однако Орочимару не обольщался. Дети, а в особенности девочки, склонны зазнаваться и садиться на шею.
"Нельзя было её хвалить 18 дней назад", — посетовал гениальный ученый. Принялся ждать оправданий девчонки.
Вот только ожидаемого ответа на вопрос и оправданий нерасторопности не последовало.
Немного обеспокоенный отсутствием реакции Орочимару переключил внимание на окружающую обстановку, и попытался почувствовать лаборанта.
Никого.
— Т-с-с-с, только реш-ш-ш-ил её похвалить!
Глаз ученого зацепился за странную коробку стоящую возле Анализатора.
Осторожно осмотрев вещь, проверив её всеми возможными способами, Орочимару, используя клона, открыл крышку.
— Письмо?
Содержимое коробки закрывала ткань, поверх которой лежало письмо.
Клон Орочимару, проверив письмо всеми известными способами, и не найдя в нем яда или чего-то подобного передал бумагу оригиналу.
— Что тут у нас? — раскрыл листик с приклеенными на него наклейками змеек и слизней.
Орочимару-сама, ваша помощница вынуждена отбыть на Экзамен на Чунина. Привезу гостинцы — пару новых образцов тканей шиноби Кири. Ваша нерадивая помощница — Сенджу Анзу.
ПС: В коробке обенто. Постарайтесь съесть все, организм нужно держать в тонусе!
И личная печать Анзу в низу.
Орочимару отложил лист. С не читаемым выражением достал из коробки эклер, рассмотрел его со всех сторон. Куснул.
По ротовой полости разлился приятный вкус.
"Твердый снаружи, мягкий посредине, кремообразный внутри", — возникла в голове мысль.
Ошарашенный Орочимару куснул еще раз.
Разрозненные мысли, словно части пазла собрались в картину.
К Орочимару снизошло озарение!
Спешно подбежав к журналу, ученый стал листать свои записи.
— Чертова девчонка! — сетовал Орочимару на то, что помощницы нет, когда она так нужна.
Определённо, он сурово отчитает Анзу.
* * *
По окну стучал дождь, создавал своеобразную мелодию природы. Утреннее солнце скрывалось за хмурыми тучами, и хозяйка хижины была рада этому факту.
Природа играла её настроение.
Женщина в откровенном халате ждала.
Её ручка подпирала её подбородок, челка наползла на глаза, мешая лицезреть панораму леса во время дождя.
Выждав определенное время, женщина встала, приблизилась к окну. Шаги эхом отзывались в тишине пустого дома.
Буквально десять минут назад здесь билась жизнь.
— Молодые уносят с собой свои страсти,
— Оставляя старикам пустоту в тишине.
— Мир сузился до вида из окна,
— Скучно быть одной.
Пропела стих грустным голосом Хаядзаки. Улыбнувшись своему отражению в стекле, она поправила халат. Подошла к шкафу, достала строгое мужское кимоно. Пара секунд и Хаядзаки стала строго выглядящей серьезной женщиной, носящей почему-то мужское кимоно.
Каледоскоп воспоминаний пронесся в её сознании.
Веселый месяц шуток над молодым мечником. Её ужимки, то как мальчик прятал глаза, стараясь сдерживать похотливый взгляд.
— Маленький извращенец, — тепло произнесла женщина.
Думала ли она, что за месяц привяжется к этому серьезному пацаненку? Думала ли, что за месяц осознает насколько на самом деле она одинока?
— Вся моя жизнь посвящена мечу... Но ради кого я его оголяю? Что защищала все это время?
Как бы Хаядзаки не бежала от своей сущности, она не переставала быть тем, кем родилась — женщиной.
И если от секса отказаться получилось, нужно было лишь силой воли держать себя в узде, то бой с материнскими инстинктами Хаядзаки проиграла напрочь.
"Просто научу его основам и повеселюсь вдоволь", — думала она первую неделю.
"Неплохо-неплохо, у тебя есть самое важное качество мечника — усердие в тренировках. Думаю можно немного усилить требовательность к твоему развитию...
Маленький извращенец! Подглядываешь за тем, как я купаюсь?! Посмотрим как ты запоешь на уроке фехтования!" — вторая неделя для Хаядзаки была наполнена событиями, мирное существование любительницы выпить было нарушено усердным учеником.
Третья неделя. Она застала его за непотребство. Сама не зная почему попросила знакомую гейшу дать мальчику пару уроков.
Четвертая неделя. Он смог достать её на спарринге, и она, будучи ошарашенной, не сдержалась и чуть не травмировала мальчика. Забавно было слышать, как он извиняется, за то, что случайно оголил ей грудь. Она не знала смеяться, или плакать.
