— Устал бедняжка, — погладила она его. Ведь он помогал тем ребятам таскать коробки и устанавливать манекен.
— Хотел быстрее спровадить их. А то эти гражданские еще долго бы тут суетились, не давая нам остаться вдвоем! — улыбаясь, ответил он, вновь имея возможность вдоволь насмотреться в ее необычные глаза.
— Ты молодец, — сказала она глядя на его улыбку, а после снова посмотрела вдаль, где раскинулось шумное море. — Теперь расслабься и просто отдыхай. Никого нет рядом. Теперь снова только мы с тобой.
Он желал обнять ее, но она, абстрагируясь, отводила взгляд в сторону шумящего моря, не допуская сближения, пока все важное не будет сказано и Джейсон вновь не станет полностью самим собой. От ее сдержанного поведения теплые эмоции Джейсона угасли, всплыло все темное, что неизбежно должно было всплыть, затмив счастье возвращения домой. Он вспомнил о той ноше, что лежала на сердце после событий этой командировки. Облокотившись спиной на стоящую рядом колонну Джейсон, погрузившийся в нахлынувшие переживания, медленно опустился на холодный пол.
— Успокойся мой сладкий, теперь здесь только я. Нечего стесняться и глупо что-либо утаивать. Просто будь собой, дай волю чувствам, — сев к нему на колени и ласково поглаживая его, тихо шептала она. — Поведай мне все, что тебя гложет.
Джейсон первым делом эмоционально, в двух словах сообщил ей о смерти лейтенанта Конрада, в которой считал себя виновным. — Слезы это просто заложенная природой реакция нашего организма на горе и ничего больше, — призывала она его полностью дать волю чувствам. Но слез так и не последовало. Джейсону было тяжело, но лить слезы как в прошлый раз он не стал. — Расскажи мне о Рурханчике, как малыш пережил все это? — вытягивала она из него слова. — Я вытащил его из петли... — он не на шутку напугал ее.
Джейсон все также сидя на холодном полу, облокотившись спиной о колонну, молчал, погрузившись в нахлынувшие воспоминания прожигающие душу угрызениями совести и страхом от ужаса содеянного. За его спиной успокаивающе шумело море. Кристина, сидя у него на коленях ласкала его, целовала, не давая ему полностью увязнуть в своих переживаниях. Своим теплом она говорила ему, что он не один. Из-за погружения в тяжелые мысли, в голове Джейсона, едва заметным звуком, шумом где-то вдалеке раздался отголосок безумного смеха доктора Росс, в облике которой воплощалось его безумие. Незначительные отголоски, они порой бывает, проскакивают в голове. Желая от этого спастись, он сильнее прижался к Кристине для него источающей спасительное тепло и свет.
— После погружения в безумие сначала... как правило, все темнеет в глазах. Ты будто заново возвращаешься в свое тело. Все хорошее внутри смывает поток неописуемой черной мерзости. Самое жуткое, что если расслабиться, в какой-то мере это приятно. Сердце стучит как сумасшедшее. Твои глаза широко открыты, ты это ты, но ты уже по-другому смотришь на этот мир. Царство Малдурума, по-другому этого не описать. Внутри клокочет что-то ужасное. Дикой жаждой оно просится наружу. Будто тебя настоящего никогда и не было. Потом все немного затихает, ты привыкаешь, и зло становится привычным для тебя. Ты становишься... каким-то монстром. Когда я там причиняю кому-то боль, меня это забавляет, а здесь трясусь от ужаса, вспоминая, что творил. Здесь я чувствую себя сопливой перепуганной школьницей, с ужасом смотрю на самого себя в Малдуруме. Там я перестаю жить, но и, возвращаясь полностью вернуться к нормальной жизни не могу. Как же я устал от этого всего, если бы ты только знала дорогая! — неизбежно криком души вырвалось из Джейсона. — Невозможно описать, каково это разрываться на две половины. Ни в одной из них не ведать покоя. Моя жизнь разрушена. Ведь я не хотел этого. У меня не было выбора. И нет его до сих пор. Была бы моя воля, я никогда бы не возвращался туда. Я всегда боюсь что запутаюсь, забуду, где я настоящий. Вдруг мое чудовище пробудиться без моего контроля. Боюсь за тебя. Как меня это все достало. Этот ад, что за нашими стенами, созданный дикими тварями, которые просто не умеют жить мирно, этот Малдурум!
— Т-ш-ш-ш, все успокойся, — она прижала его голову к своей груди и щекотно тихонько гладила волосы. — Да конечно очень, безумно жаль Джереми. Но ты выжил. Думаю, Джереми хотел, чтобы ты жил... ради этого он и погиб.
— Теперь я должен жить за нас обоих, — пробубнил он.
— Твоя настоящая жизнь продолжается, но ты теряешь ее ценные моменты, глупо омрачаешь их. Зло должно остаться где-то там. Сейчас ты со мной, все плохое позади. Мы снова вдвоем, а значит все остальное неважно. Главное — ты снова вернулся ко мне, — сжимаемая в его объятиях, нежно шептала она. — Я понимаю, что и представить не могу каково тебе сейчас. Но все же, как обычно скажу: ты ни в чем, не виноват. Никакое ты не чудовище. Знаешь, почему тебе так тяжело? Все от того что ты пытаешься от своих переживаний убежать. Ты, как и все другие стараешься себе внушить, что все сотворенное тобой там зло это не ты, а некое чудовище порожденное Малдурумом. Вот в этом то и проблема. Кто-то на это способен, а ты нет. Ты не можешь уйти от совести, потому что не настолько глуп, чтобы жить иллюзиями, и ты прекрасно знаешь, что на самом деле все то зло — это был ты. Ты сотворил все эти преступления своими руками. Вся сложность в том, что ты как артэон уже не человек, а существо более сложное. Твоя сущность разложена на две составляющие. В одной идеализировано все хорошее, в другой все плохое. Но ведь та твоя плохая сущность это тоже ты, некая подавленная часть тебя как человека, которая вдруг резко получает свободу. И это истина, не пытайся убежать от нее, спастись ложью, внушая себе, что твое внутреннее зло это нечто инородное. Что подобно силам Тьмы оно захватывает твой разум и управляет твоим телом. Нет, твое зло это тоже ты. Вопрос только в том, в какой из двух своих сущностей ты настоящий. Какая из них для тебя предпочтительней? И тут думаю все очевидно. Та, в которой ты мой маленький малыш Джейсон! Так ведь? — засияла она теплой улыбкой, заставив улыбнуться и его. В поисках спасения он внимал каждому ее слову, пристально следил за каждым движением ее нежных губ.
— В действительности, в силу сложных переплетений нашей безумной жизни, на самом деле ты жертва своей ужасной темной сущности и всей нашей дегенеративной системы в целом. Ведь если бы у тебя был выбор, ты бы никогда в свое зло не погружался. Всегда жил бы своим настоящим 'я' и был бы моим любимым Джейсоном. Ты не чудовище. Чудовище я не смогла бы полюбить. Здесь со мной ты настоящий и остальное неважно! — она окончательно растопила его сердце. Легко вздохнув, он улыбнулся, засмотревшись в ее глаза, резко прижал ее к себе сильнее. Дальше на такой приятной ноте должен был последовать долгий продолжительный поцелуй, но момент был испорчен диким криком: 'И-и-и-их-у-у-у!' и последовавшим за ним звуком прыжка в воду, донесшимся с моря. Затем последовал крик: 'Бомбочка!' и еще один прыжок в воду с более громкими брызгами. — Вот блин испортили момент, — улыбнулась Кристина. — А ведь я еще хотела, как обычно сказать, что безмерно люблю тебя и без тебя жить не смогу. Не будет тебя, и я уйду за тобой следом. Выживая в том кошмаре, ты спасешь нас обоих. Мы оба жертвы твоего чудовища.
— Кристина! — вместо обычного 'ваше высочество' он назвал ее по имени. Он снова хотел вразумить ее, попытаться заставить ее выкинуть эти глупости из головы. Сказать, что она не должна концентрироваться на нем, должна быть сильной, способной в случае чего продолжить жить самостоятельно. Хотел что-то сказать про их будущего ребенка, но она, не желая слушать, закрыла ему рот, приложив палец к губам.
Кристина, оставив Джейсона на холодном полу, поднялась, заглянув за перила террасы. На очередной прогулочной лодке несколько совсем еще мальчишек без присмотра кого-то из старших прыгали в воду, волнующуюся усиливающимися волнами вблизи стены утеса, недалеко от террасы, где они уединились. 'Извините! — крикнула им Кристина, — Нельзя ли потише!'. Не споря со старшими, мальчишки повылазили из воды, и их лодка быстро уплыла обратно.
— Твоя главная проблема в том, что в объятиях безумия ты пытаешься сохранить над собой разумный контроль. Пытаешься бороться со злом, оставаясь в его власти. Этим ты мучаешь себя, — вернувшись к нему на колени, нежно шептала Кристина.
— Разрываясь между двумя своими половинами, ты знаешь, что тебе там было бы легче остаться чудовищем, просто растворится в безумии и пусть оно все катится к черту. Ведь мы артэоны тоже люди. А людям, как известно чтобы быть лучше нужно долго и упорно, постоянно работать над собой, а вот чтобы стать хуже нужно просто расслабиться, жить своими удовольствиями и ничего не делать. Также и тебе там было бы проще соскользнуть в пучину своего безумия, просто дать себе свободу. Твоему уставшему сознанию это принесло бы облегчение. Это проще чем пытаться бороться со своим злом, бесконечно убеждать себя в том, что здесь ты настоящий Джейсон, только здесь в своей лучшей половине ты это ты. Это бесконечная борьба с собой, попытки удержаться на светлом пути, это очень тяжело. Я знаю, ты устал, тебе было бы проще сдаться. И я ничего не требую от тебя. Я не пытаюсь заставить тебя измениться там. Это невозможно. То безумие тебе не победить. Перед ним ты беспомощен. Я лишь пытаюсь спасти тебя здесь. Чтобы здесь рядом со мной ты успокоился, четко поняв, где ты настоящий. Пускай там вокруг все заполнено Тьмой, но здесь со мной ты мой любимый Джейсон и ничто не сможет этого изменить.
Ты боишься себя в Малдуруме. Знаю, больше всего ты боишься, что твое безумие, получив над тобой полную власть, приведет тебя к смерти, и поэтому ты пытаешься ему сопротивляться там, что причиняет тебе лишь больше боли. Ты не сможешь противостоять своему безумию, победить его, это невозможно. Все что ты можешь так это выйти из Малдурума, вновь стать артэоном. Но находясь в Малдуруме, контролировать себя ты не сможешь никогда. Любая попытка изменить себя там выльется лишь большей перегрузкой твоего уставшего сознания. Ненужно этого. У тебя нет выбора. Нашему обществу всегда угрожает опасность и ты солдат, которому ролью отведенной в обществе, навязана обязанность защищать нас, от Малдурума тебе никуда не деться. Поэтому лучше смирись. Не сопротивляйся безумию, не мучай себя, прошу успокойся, слейся с ним. Там ты чудовище этого не изменить и от этого не сбежать. И даже если движимый безумием ты сам себя загонишь в угол и погибнешь, значит это судьба. Поверь мне, так будет проще. Я знаю что говорю. Ведь речь сейчас идет не о твоей жизни а, о нашей, — сидя у него на коленях Кристина коснулась своего живота. — Ведь если тебя не станет там, мы здесь погибнем тоже. Без тебя я жить не буду. Это наша участь, какой бы она не была, смирись с ней как с неизбежностью. От Малдурума нам всем не спастись, так уж устроена система частью, которой мы являемся. Поэтому прекрати мучить себя, ненужно отрываться от своего безумия пытаясь жить лишь лучшей частью. То чудовище это тоже ты.
Но как бы тяжело все не было, сейчас ты со мной, ты мой маленький любимый Джейсон, — Кристина поняла, что нагнала жути и решила немного развеять атмосферу, дав Джейсону улыбнуться. В действительности она говорила то, что было ему так безумно нужно, она его полностью понимала. Джейсон свыкался со своей тяжелой долей глядя на нее, слушая ее слова отражающие его собственные мысли. — Теперь дай мне тебя спасти! Раздели свой ужас со мной, — улыбнувшись, поцеловав своего Джейсона, она кончиками пальцев коснулась его висков. Джейсон закрыл глаза, и они вместе погрузились в его воспоминания.
Оказавшись в глубинах его сознания, они как обычно стояли, вдвоем держась за руки, пока вокруг них текли воспоминания заранее собранные Джейсоном в своеобразное слайд шоу. Сначала все вокруг было нечетко. Слышались голоса, обрывки слов, мелькали случайные образы, врезавшиеся в память. Колонна из пяти огромных мамонтов идущая к Пустому Вулкану, растянувшаяся вдоль нее рота солдат сопровождения. Мельком на доли секунды пронесся фрагмент с издевательствами сержанта Раймса. Джейсон и еще несколько солдат отжимаются в броне, пока все остальные отдыхают где-то в стороне, Раймс как всегда своим мерзким голосом читает нотации нашкодившим подчиненным. Километры заснеженных дебрей, снег окрашенный цветом крови, валяющиеся повсюду трупы волков, тела погибших сослуживцев.
И вот, наконец, нужный момент. Все вокруг обретает четкость. Держась за руку, они оказываются в центре поляны, на которой погиб Джереми. Джейсон смотрит сам на себя со стороны. У его изображения из воспоминаний размыто лицо. Он склонился над мертвым телом Джереми. Перед Кристиной открывалась картина произошедшего в таком виде, в каком ее видел и ощущал Джейсон. Она почувствовала мертвую тишину, опустошение, навеянное этим тяжелым для артэона Джейсона моментом. Дальше фрагменты схваток с волками. Десятки рычащих тварей, нападая со всех сторон, пытаются порвать его на куски. Джейсон также не отстает от них, рубит их жестоко, не добивает, оставляет на снегу кричать и умирать от боли. Кристина, наблюдая это бессмысленное насилие, от страха сильнее сжимает его руку. И вот тот момент, в котором он, перерубив свыше десятка волков, остановился посреди поляны заваленной телами этих 'лохматых тварей'. Тишина заснеженного леса наполнялась стонами недобитых волков, оставленных им умирать, наслаждаясь этими воплями, он опустился на колени перед своим безумием, возникшим перед ним в облике доктора Росс. Кристина его галлюцинаций не увидела, ей открылась только поляна заваленная телами волков в центре которой Джейсон с прояснившимся лицом, забрызганный волчьей кровью, улыбается глядя на заснеженные дебри манящие его. Эта картина наглядно передавала то, чем Джейсон является в объятиях Малдурума. Это чистое необъяснимое безумие, сейчас непонятное даже ему самому. Слайд шоу остановилось, все замерло. Дальше должна была последовать фраза: 'Да доктор Росс, как вы скажите', но этого он Кристине показывать не стал.
Ему стало стыдно, он не мог смотреть на себя безумного со стороны. Продержав Кристину за руку на протяжении всего самого страшного, он, наконец, отпустил ее, отошел в сторону, боясь на нее взглянуть. Исчезли трупы волков, исчезло замершее изображение Джейсона утопающего в объятиях безумия. В полной тишине, в его сознании они остались вдвоем посреди пустых декораций Мерзлого леса.
— Я все видела. Это было страшно, но это прошло, осталось где-то там в другой половине, сейчас далекой и недосягаемой. Здесь и сейчас ты это мой маленький малыш Джейсон. Я люблю тебя несмотря ни на что, — по снегу, который не скрипел под ногами, напоминая, что все вокруг иллюзия, она подошла к нему и позволила себя обнять, положив руки к нему на плечи. Они открыли глаза. В реальности они сидели на продуваемой соленым морским ветром террасе, небо над которой заволакивала ночная темнота. Она сидела у него на коленях, он крепко прижимал ее к себе. — И пусть моя любовь станет для тебя той самой гранью что отделяет от того кошмара, — прижавшись к нему прошептала она.
