Правда, в тот год, что мы путешествовали по Белоруссии, второй значимый (а если верить местным денежным купюрам, то и первый (33)) памятник здешней истории и архитектуры оказался закрыт на суровую реставрацию. Корпус с восточной стороны почти полностью был разобран, а в сам замок никого не пускали. Многочисленным туристам оставалось осматривать достопримечательность с замкового вала, по которому проложена тропинка.
Всё бы ничего, да вот только моя супруга жутко расстроилась — ехала замки смотреть, а тут на тебе, сплошная реставрация. Мирский-то ещё удалось изучить, причём досконально, а вот с несвижским незадача вышла. Предстоящая прогулка по прилегающим к замку паркам, разбитым на несколько "тематических" садов, не только не могла выступить утешением Натальи, но и наоборот — только раздражала её.
Тем не менее, мы двинулись в Старый парк с памятниками-бюстами некоторым Радзивиллам, итальянскому архитектору Джованни Бернардони, начинавшему строить дворец, белорусским и польским поэтам, с "монументом" собаке, русалкой посреди небольшого прудика и прочими причудами. Парки возникли во второй половине девятнадцатого века по инициативе некой Марии Дороты (один из парков прямо так и называется — Марысиным), жены представителя "берлинской линии" Радзивиллов, Антония Вильгельма. Прямая линия к тому времени совсем "угасла", правда, перед этим потомки Николая Крыштофа успели испортить репутацию в глазах российских императоров участием в двух польских восстаниях и наполеоновских походах (34).
Парки занимают площадь в пару сотен гектаров. Наверное, поэтому главный стон, раздающийся сейчас на просторах интернета от посетивших город туристов, сводится примерно к следующей фразе: "В Несвиже очень красиво и, вообще, здорово, вот только жалко парки толком не удалось осмотреть". Мы с Натальей готовы подписаться под этими словами. Попытались, конечно, аккуратно обойти, сверяясь с картой, все расставленные в Старом парке скульптуры и даже заглянули в Японский сад с горбатым мостиком и крохотным причалом для лодок, украшенным японскими зверушками, но это всё даже не половина богатства. "Эх! Люди жили!" — вторя героям Ильфа и Петрова, только и могли говорить друг другу мы с Натальей. Дабы отвлечь Натку от невесёлых мыслей по поводу непопадания во дворец, я начал фантазировать о том, что было бы, если б у нас с нею тоже был свой парк. Представляете? Приходил бы я с работы, и прямо перед ужином, пока гречка с сарделькой в микроволновке греется, шёл бы гулять по парку — как до горбатого мостика в Японском саду доходил бы, сразу назад — сардельку есть...
* * *
Автобус, на который мы купили билеты до Минска, был проходящим и следовал в столицу Белоруссии из Пинска. Древний город в Полесье (35) тоже, если верить путеводителям, невероятно красив, но мы туда не собирались — только с лёгкой завистью посмотрели на пинчан, собравшихся, как и мы, в Минск.
На магистральную трассу выехали не сразу — перед этим километров пятьдесят пробирались через какие-то окрестные деревушки и городки. Я, честно, слегка расслабился и спрятал фотоаппарат, как вдруг в окне показалась симпатичная церковка. Как деревенька называется? Вишневец. Дома уже заглянул в "Глобус Беларуси" — так и есть, бывшая униатская церковь, построена в середине восемнадцатого века.
Судя по карте, мы должны были еще проехать городок Столбцы. А прямо перед ним — деревушку под названием Новый Свержень. А вот и она. Ух ты! Какой костёл красивый — строгий такой. "...XVI века...", — только и смог прочитать я на табличке. Выхватил фотоаппарат из пакета и помчался по салону в хвост автобуса — но нет, уже "не достать", жаль... Я развернулся лицом по ходу движения и тут же заметил, что мы проезжаем ещё один храм — на сей раз в стиле барокко. Да что ж такое! Предупреждали бы что ли! Так, мол, и так, граждане пассажиры, мы с вами проезжаем жуткую тьмутаракань под названием Новый Свержень, слева сейчас будет Петропавловский костёл шестнадцатого века, а справа — Успенская церковь тоже шестнадцатого века, но переделанная в восемнадцатом... Нет, пожалуй, объявления не помогут — а осмотреть? Всё-таки по такой красоте, как в Белоруссии, лучше всего на машине ездить. Я вот в том же "Глобусе Беларуси" такой шедевр видал, закачаешься! Мурованский храм-крепость называется. Целенький, красивенький, уникальненький... Только как в ту деревню Мурованку, что между Лидой и Гродно, попадают, кто бы знал...
В Минск мы прибыли около шести вечера. Домой идти не хотелось, да и отдохнули мы в пинско-минском автобусе, поэтому прямо с "Тракторного завода" направились на Кастрычницкую, то есть Октябрьскую площадь. В этом месте города линии минского метро пересекаются, но во время нашей поездки переход и станция первой, Московской, линии были закрыты на реконструкцию — это, кстати, сильно осложняло наши перемещения по городу. Ну, да ладно, станция "Купаловская" второй линии, Автозаводской, по которой мы ехали с автовокзала, работала исправно, а до нужной нам площади Победы можно и пешком дойти.
Мы вышли к скверику со знакомым нам драмтеатром имени Янки Купалы. В центре, на пересечении парковых аллей стоит фонтан "Мальчик с лебедем", сооружённый во второй половине девятнадцатого века в честь окончания строительства в Минске городского водопровода — очень трогательный и очень провинциальный. Правда, я сразу вспомнил фотографию из интернета — "Мальчик с лебедем" был одним из немногочисленных объектов, оставшихся практически целым после двух штурмов города в войну. Жуткая фотка: целенькая скульптурка, здорово характеризующая мещанский быт (не в уничижительном значении этого выражения!), посреди страшных руин.
Мы перешли проспект и оказались там, где закончили вчерашний осмотр города — около дурацкого Дворца Республики. Сразу за ним располагаются два здания — простая трёхэтажная, но массивная "коробка" музея Великой Отечественной ("Вялiкай Айчыннай", если по-белорусски) войны и помпезное, очень похожее на новосибирский ДК имени Горького, кемеровский и новокузнецкий драмтеатры, сооружение с колоннами и кучей скульптур тружеников на фронтоне. "Дворец профсоюзов" называется минский "шедевр". Мы прошли мимо него, и я приметил дивные объявления о том, какие кружки для пенсионеров работают в профсоюзном дворце: хорового пения, художественного вышивания, баянистов... Блин, как будто не было тех пятнадцати-двадцати безумных лет перестроек, перекроек и мучительных переходов, как нам всем казалось, к рынку и демократии... В Белоруссии эти годы совершенно точно прошли иначе — во всяком случае, кружки для пенсионеров там работают вполне исправно!
Кстати, о местных пенсионерах. У меня сложилось впечатление, что в Минске (да и не только в нём одном) старики являются самой заметной категорией граждан. В автобусах они бойко предъявляют свои удостоверения кондукторам (там, где они есть, вообще-то в Белоруссии в основном забытые россиянами компостеры используются) и разгоняют притихшую молодёжь с "мест для сидения", а те, между прочим, совсем не возмущаются. Пенсии здесь такие, что нашим только мечтать остается — раза в два-три выше, поэтому, наверное, в магазинах местные бабушки так деловито выбирают ветчину и ткани весёленьких расцветок. Кружки по интересам опять же работают. На бодрых американских стариканов, осматривающих Эрмитаж с Третьяковкой, белорусы ещё не похожи, но и от наших несчастных, обиженных и властью, и обществом, старушек и дедков-коммунистов отличаются разительно...
С другой стороны "праспекта Незалежнасцi" чуть выше проезжей части стоит забавный домик ложно-русского стиля с острой башенкой и аккуратненьким куполом — его когда-то занимал церковно-археологический музей, потом там был Дом искусств, а сейчас оно принадлежит Белорусскому Экзархату (36) Русской Православной Церкви. Совершенно очевидно, памятнику архитектуры начала прошлого века "мешает" громада архитектурного шедевра тридцатых — башни знакомого нам Дома офицеров прямо нависают над хрупким и таким не характерным для центрального столичного проспекта особняком.
Мы прошли ещё дальше мимо жилых "дворцов" и увидели широкий купол здания понятного назначения, на котором было написано слово "Цырк".
— Блин, не язык, а мечта двоечника, — вздохнула вдруг моя супруга.
Бабушка-учительница научила Наталью писать грамотно, но детские "комплексы", похоже, у неё всё-таки остались. К словам "малако", "бярозка" и даже "Вулiца Савецкая" мы уже более-менее привыкли, но слово "цирк", написанное через столь желанную для изучающих русскую орфографию букву "Ы", видимо, задело Натку за живое.
Мы шли по широченному тротуару проспекта, а слева от нас тянулась длинная ограда с балясинами и огромными гипсовыми вазами — за ней находится парк имени Янки Купалы, сюда мы завтра обязательно сходим. А пока — мост через Свислочь, и вниз, в скверик — дабы взглянуть на деревянный Дом-музей I съезда РСДРП. Этот съезд довольно долго был "несчитовым", как говорили у нас в детстве, поскольку его участники не поддержали впоследствии большевиков, но, в конце концов, именно с него началась нумерация съездов РКП (б), ВКП (б) и КПСС. В советские годы здесь принимали в пионеры и вступали в партию, во время войны дом сгорел, но сразу после Победы стал одним из первых восстановленных зданий в городе. А как же — идеологию нужно поддерживать, или, переводя на более близкую большевикам "феню", "хороший понт дороже денег"...
С другой стороны проспекта раскинулся огромный детский парк имени Горького — мы подходили к нему вчера с улицы Кирова, но так и не зашли. Сейчас же мы решили посетить сие "рекреационное" место. В парке было довольно многолюдно, но не очень шумно — люди гуляли с детьми и фотографировались, пристроившись на колени к угловатому классику советской литературы, вылитому из металла. Повсюду торчали строгие таблички, запрещающие курить на территории — и, правда, вокруг никто не дымил. Пива с мороженым здесь, кстати, тоже купить было негде — зато везде царила "санаторная" чистота и умиротворение. Памятник Циолковскому, планетарий, крытый каток, мостики и утки в Свислочи — им малышня кидала куски хлеба, и птицы жадно вылавливали размякший и норовящий плюхнуться назад в воду мякиш... "Воспитание детей красотой надводной жизни", — перефразируя название замечательного альбома группы "Оазис Ю" (37), можно было назвать эту трогательную сцену.
Сразу за парком находится еще одна "главная" площадь — площадь Победы, или по-белорусски "плошча Перамогi", большой круглый "пятак" с двумя симметричными полукруглыми "сталинками", "открывающими" дальнейший ход проспекта, и огромным столбом в центре, увенчанным орденом Победы. Вид на площадь — одна из визитных карточек города, я, во всяком случае, с детства его помню. На крышах зданий-"ворот" стоят крупные буквы: "Подвиг народа бессмертен". В Белоруссии, насколько я понял, вообще, не шибко-то боролись с советскими лозунгами — на том же музее Великой Отечественной написан похожий девиз: "Подвигу народа жить в веках". Правда, в Минске эти ставшие избитыми слова звучат совсем иначе — не так, как в нашем сибирском "тылу". В войну здесь погиб каждый четвертый житель (38), а "партизанила" тогда вся республика — от Гродно и Бреста до Витебска и Гомеля. Я думаю, не скоро ещё здешняя земля впитает всю пролитую кровь.
(26) Подозреваю, что так он был назван, прежде всего, потому, что ведёт к городу Дзержинску (до 1932-го года Койданово), вблизи которого родился Феликс Эдмундович.
(27) На семнадцатый день с начала Второй Мировой советские войска перешли польскую границу и практически без боя "воссоединили" Украину и Белоруссию с землями Восточной Польши.
(28) О, как символичен для России город Брест! Церковная уния, позорный Брест-Литовский мир с немцами в 1918-м году, героическая оборона крепости в 1941-м и "беловежское соглашение", узаконившее развал Советского Союза в 1991-м году. И всё это Брест!
(29) То есть ворота.
(30) Даже в такой "пострадавшей" от империй стране, как Белоруссия, я обнаружил признаки местного "империализма": литовский Вильнюс здесь частенько зовут или по-польски — Вильно, или по-белорусски — Вильней.
(31) То есть приходской, не относящийся к монастырю.
(32) Практически все Радзивиллы были с прозвищами, а некоторые даже "номерные", как настоящие короли.
(33) На самой крупной белорусской купюре в сто тысяч рублей изображён дворец Радзивиллов в Несвиже, а на пятидесяти тысячах — замок в Мире.
(34) Доминик Радзивилл, последний прямой потомок Николая Чёрного служил полковником в войсках Мюрата, брал Вильно и даже участвовал в Бородинском сражении. Представители шляхты искренне считали, что помогая Наполеону, они смогут возродить Речь Посполитую.
(35) Полесьем называют украинско-белорусское пограничье — распространенная фамилия Полищук, кстати, образована от названия тамошних жителей.
(36) Что означает "зарубежное подразделение".
(37) Дебютный диск одной из групп Алексея Рыбина (того самого основателя группы "Кино") вообще-то назывался "Воспитание детей красотой подводной жизни".
(38) По некоторым данным, каждый шестой, но и это очень много!
Часть 4. Школьный курс факультативно
Хватит смотреть "сталинский" Минск! В городе, во-первых, есть историческая архитектура, а во-вторых, при Брежневе столицу союзной республики тоже очень активно строили.
Ранним утром мы вышли из своего дома на улице Заславской и направились не к привычной нам станции метро, а строго во дворы минского "спальника". На месте, где мы сейчас проживали, во время войны немцы создали гетто, сгоняя туда евреев со всей Белоруссии, а заодно из Польши, Чехословакии и даже Бельгии. Минское гетто на территории СССР было вторым по размерам после львовского.
Метрах в пятистах от нашей "свечки" находилась знаменитая "Яма" — место массового расстрела обитателей "города евреев" за колючей проволокой. Мы прошли мимо извивающейся многоэтажки, мимо обычного "советского" детского садика, обогнули двор школы и вышли к мемориалу.
"Яма" — это действительно яма, небольшая низинка, заросшая кустами и деревьями, сразу за типовой девятиэтажкой. Внизу стоит скромный монумент, поставленный по инициативе оставшихся в живых местных евреев, начальников городских коммунальных служб в 1946-м году. Дядьки эти даже срока какие-то схлопотали потом за такую "самодеятельность", правда, сам памятник со страшными словами: "Светлая память на вечные времена пяти тысячам евреев погибших от рук лютых врагов человечества — фашистско-немецких злодеев. 2 марта 1942 г." (39) никто тронуть не решился. Так в Советском Союзе появился первый памятник Холокосту.
Позже мемориал был дополнен стилизованной менорой — иудейским символом-семисвечником и скульптурной группой — спускающимися "в яму" "увядшими" людьми без лиц. Но даже если бы этого "новостроя" не возвели, место оставляло очень сильное впечатление. Причём меня больше всего поразило именно такое соседство — "Яма" и обычный городской "спальник", живущий своей размеренной и рутинной жизнью. Привычная нам повседневность и страшное напоминание о той беде, что здесь когда-то случилась. Я уверен, что регулярное хождение мимо "Ямы" со школы домой и из дома в магазин кого угодно должно сделать убеждённым антифашистом.
