Выбраться наружу оказалось совсем даже непросто. И не только во мне тут было дело. После скромной пародии на утреннюю гимнастику, мышцы стали чуть послушнее и даже боль вроде бы притупилась. Вот только прямой и легкой дороги в пещере не было изначально. Каменный причал заканчивался метров через пять слева и метра через три справа. А может и продолжался, но уже под водой. Но выяснять это опытным путем мне совсем не хотелось. Пришлось искать обходные пути, а заодно вспомнить, как лихо тиу ползают по гладким стенам. А здесь стена гладкостью и ровностью не отличалась, так что шанс подняться у меня был. Лихо и быстро не получилось, но добраться до трещины в потолке я все-таки сумел. Только раз всего и сорвался, уже рядом с самой трещиной, и мне было за что ухватиться, пока пережидал дрожь в руках и стук сердца в горле. Труднее всего оказалось воспользоваться выходом, до которого я дополз. Там, где еще можно было стоять, опираясь о стену, трещина только начиналась, и моя голова в нее не пролазила, а вот метра через два пролом расширялся, но добираться до него пришлось исключительно с помощью рук, помолившись предварительно неведомому богу, который отвечает за крепость камней.
Я никогда не считал себя хилым мужиком, но после вчерашних развлекушек с веслом, подвиг скалолазания дался мне как... даже не знаю с чем сравнить! Наверно, так же себя чувствует новорожденный, только что выбравшийся из мамашки. Но его хотя бы старательно выталкивают наружу, еще и на выходе помогают, а мне все самому пришлось — и наружу вылазить и от дыры отползать. А состояние предобморочное и абсолютно пофигистское, как у Геракла, что удовлетворил десять амазонок и обломался на последних трех. И ведь никакая сволочь ему этот подвиг не засчитала! Небось, еще и позлорадствовали — типа, скажи спасибо, что те, неудовлетворенные, из тебя пассивного гомика не сделали.
На такой радостной ноте я и заснул, кажется.
"Если вы проснулись и у вас все болит — это еще не факт, что вы проснулись живым — очень может быть, что вас вчера вскрывал пьяный патологоанатом." Вот и я проснулся в похожем состоянии, и опытным путем выяснил, что спать на камнях так же приятно и удобно, как и на дне лодки. Даже старая студенческая хохма не улучшила мое настроение. Пока лежал, оба солнца основательно потрудились и нагрели камни. Мягче от этого они не стали, а вот ладони обожгли, когда я попытался подняться. Пришлось обойтись без помощи рук — ладони и так болели, после весел. Хорошо хоть спал мордой вниз и с подвернутыми под себя руками — не успел вытащить перед сном, зато и чудный загар — до румяной корочки — не получил. Едва я принял горизонтальное положение и собирался с силами, мне приспичило сделать сразу два дела. К сожалению попить было нечего, а вот отлить никто не мешал. И сразу же в голове зашевелилась умная мысль — не все ж глупым и ругательным в ней шевелиться. Пришлось еще немного постоять и обдумать. Ну посажу я Тиаму, ну придется возвращаться, и желательно на лодке, а как я ее найду? Эта дыра среди камней вряд ли одна единственная на весь остров, и сколько таких пещерок под островом, только Многоструйному известно. Но я сильно сомневаюсь, что он захочет подсказать, в какой из них я оставил лодку. Блин , хоть вообще от нее не отходи! Вот если б Тиаме еще это место понравилось... но он вынюхал себе другое, подальше и повкуснее.
Для чудес и гениальных идей не бывает праздников и выходных. Только чудом и можно назвать ту идею, которая осенила меня, когда я устал торчать возле входа в пещерку, а отойти от нее так и не решился. Вот если обмотать халатом и обвязать поясом самый высокий камень перед входом, то проблема исчезает сама собой! И ветром халат не унесет, и ориентир получится очень даже заметный, если не подсуетится какой-нибудь любитель прихватизировать чужое. Из тех, кто считает своим все, что не прикручено болтами и не приварено намертво.
Прислушался и принюхался, как это обычно делает Тиама, но ничего живого поблизости не обнаружил. Не скажу, что меня это сильно огорчило.
Вспомнилась вдруг песенка, которую знакомый с третьего этажа напевал, когда в черный комбез наряжался. А спереди и сзади украшенный человеческим скелетом, в натуральную величину и со всеми подробностями. Этот гений не придумал ничего умнее, чем прийти и уточнить, не напутал ли он чего с костями, мол, для игры надо, и не хочется облажаться. Почему он в инет со своей проблемой не сунулся, я так и не понял. Три часа ночи — не то время, чтобы лазать по сетке, а вот по соседям шариться в своем костюмчике -самое то. Бабки крестились, когда видели этого юмориста или слышали его песенку.
А на кладбище все спокойненько
Тихо, мирно и пристойненько...
Все в могилочках лежат
Есть не просят и молчат.
Ну кроме Тиамы, конечно. Этот проглот жрать просит еще со вчерашнего дня.
До выбранного им места пришлось топать и топать. Вроде бы сколько там того острова, еще и проплыл я под ним немало — примерно четверть всего расстояния, а может и треть, но... все-таки не по проспекту мне пришлось потом идти. Местность оказалась очень пересеченной, колдобистой и совсем не предназначенной для прогулок всяких праздношатающихся. А я еще выперся в той обуви, в которой по тротуарам Верхнего города иногда ходил. Не подумал, что туфли на мягкой подошве не приспособлены для лазания по горам. Или чем там раньше были эти камни? Домами? Так ведь ни один нормальный человек не станет жить в таком доме! Или тех, кто обитал под водой, нормальными можно не считать? Или дома стали так выглядеть после войнушки с демоном-пришельцем? Можно подумать, местным своих демонов не хватает.
В очередной раз оступившись на мелких камушках, похожих на битый обгорелый кирпич, я увидел наконец ровное место, на всем этом, богом забытом, острове. А где-то там, за равнинкой, и желал произрастать Тиама. Гладкая и плоская поверхность выглядела очень странно среди черно-серых обломков, разных по форме и величине, и больше всего напоминала бок коричневой бутылки. Не скажу, что мне так уж хотелось шляться по этому месту, но в обход получалось намного дольше. Да и туфли не мешало бы поберечь — мне в них еще возвращаться придется, а подошва на правом уже прохудилась.
Так, полный радужных надежд и мечтаний, я и поперся вперед, убедившись предварительно, что не придется идти по воде. С местных могло статься и симпатичный прудик посреди квартала устроить, а мне выплывай потом, обсыхай, еще и в обход топай.
Лучше б я в этот обход пошел сразу!
Уже через пару метров у меня появились первые сомнения. Нет, с направлением я не напутал и воды подо мной не оказалось. Жидкой. Если это и было когда-то водой, то давно стало льдом или чем-то, похожим на него. Еще и блестело так, что глаза слезились и закрывались. Кто ходил солнечным днем в тапках по гололеду, тот меня поймет. Если, конечно, пережил эту прогулку. Моя скорость передвижения уменьшилась настолько, что ползти получилось бы быстрее. Или вернуться. Вот только не наш это метод — возвращаться! А после третьего или четвертого падения я понял, что мысль про ползание не такая уж и глупая. И плевать, как это выглядит со стороны. Кому тут смотреть?
Когда снизу что-то глянуло на меня и даже ближе подобралось, чтобы виднее было, у меня дыхание в зобу сперло. В первый миг. Потом я развил такую скорость — откуда и прыть взялась? — наверное побил какой-нибудь рекорд по бегу на четвереньках. Вот только тварь не отставала! Плыла за мной подо льдом и присматривалась. Небось дожидалась, пока я окончательно выдохнусь, чтобы легче было справиться. Знать бы еще, какой толщины тут лед... Уже ближе к берегу до меня дошло, что ничего живого рядом с собой я по-прежнему не чувствую. И если "нюх" не притупился от усталости, то эта тварь давно мертвая и для меня, вроде как, не опасная. Похоже, я увидел то, что жило здесь давным-давно или... очень не хочется думать, что я такой дурак, чтобы испугаться собственного отражения.
На берег я выбрался в несколько нервенном настроении и быстрее, чем это полагается Многодоброму и Многодостойному. Ну и плевать — по крайней мере меня не сожрали. Но обратно я пойду в обход! Пускай лучше обувь развалится в пух и прах, чем ползти по льду и гадать, когда и кто до меня доберется.
От замерзшего озера к облюбованному Тиамой месту текла река, тоже замерзшая. Даже не река, а ручей, шириной метра в три. Вот только идти по нему у меня не возникло ни малейшего желания. И переходить в брод не хотелось, хоть тот берег и казался ровнее. Если бы из ручья торчали камни, то можно было бы и перейти, а по льду пусть ходит кто-нибудь другой. Да уж, напуганный клизмой и от пипетки шарахается!
Не ожидал, но моя прогулка сильно затянулась. Где-то ближе к ужину до меня дошло, что неплохо бы и подкрепиться. Пришлось изгонять эту мысль, как назойливого торгового агента, и напоминать себе, что жрать нечего, кроме семян Тиамы. Но на них у меня почему-то аппетита не было. Наверное, недостаточно проголодался.
Не пойму, ты — дурак или притворяешься?
Вопрос раздался внезапно и неожиданно, я так резко остановился, что не удержал равновесие. Мало того, что ушиб колени, еще и ладони разодрал до крови. А вот не фиг резко тормозить на неровной поверхности и отвлекаться на всякие голоса. Если у кого-то раздвоение личности или слуховые галлюцинации, тому в паланкине передвигаться надобно — по крайней мере без бытовых травм обойдется.
Все это я насоветовал себе уже потом, когда поднялся и хоть самую малость успокоился, а сначала было короткое и прочувствованное:
— Твою ж мать! А не пошел бы ты со своим вопросом?..
Галлюцинация на мое возмущение никак не отреагировала, как и положено нормальной галлюцинации.
Врата выглядели совсем не так, как я себе их представлял. Никаких высоких заборов, бронированных створок и охраны перед ними. Просто два неровно обломанных каменных столба, стоящих довольно далеко друг от друга. Вид у столбов был такой, словно их основательно погрызли. Когда я заметил эти Врата, то порадовался, что не успел подойти к ним вплотную, а то ведь и вывалиться мог. Я опять споткнулся и едва удержался на ногах. Пришлось даже за ближайшую каменюку хвататься, высокую и корявую. Повязка на ладони разодралась, появилась кровь. Но заниматься самоперевязыванием я не стал — засмотрелся на вид между столбами. Это к ним я поднимался долго и нудно, и ничего интересного впереди уже не ожидал. Ну а что можно увидеть на мертвом острове, по которому бредешь с утра и до ужина. Вид однообразный до отвращения: камни, обломки, осколки вроде бы камней, битый щебень, опять камни... И все это серое, черное, бурое или темно-красное. Я так привык к такому пейзажу, что даже не сразу поверил, когда увидел впереди что-то ярко-зеленое да еще с синеватым отливом. У моря в этих местах цвет немного другой, да и не должно оно быть так близко. А когда я разобрался, что море здесь совсем не причем, то испытал что-то вроде культурного шока. Все-таки слышать о Вратах и увидеть их собственными глазами — далеко не одно и тоже.
Там, между столбами, начинался вход в другой мир. В очень живой, в очень чужой и очень яркий. Вот только заходить в него мне не хотелось. Что-то настораживало в этой живости и яркости. Еще один шажок вперед и тут я опять испытал шок — Врата были открыты и открывались они ТУДА! Я легко мог бы пройти сквозь них, но вот вернуться... Тиаме, в принципе, без разницы в каком мире жить, а мне там жить не хотелось. Да и захотись вдруг, то совсем не факт, что это у меня получилось бы. Есть места, не предназначенные для жизни человеческой, кажется, это как раз из таких.
И с чего я решил, что Врата обязательно должны быть закрыты?..
Ни одни Врата нельзя закрыть навсегда. Даже надолго, вряд ли получится. На десяток-два эроллов, а потом...
Я едва понимал, о чем говорит этот... бестелесный. Меня больше интересовало то, на что я смотрю. Хотелось сделать еще одни шаг и еще... нагнуться, как над обрывом, заглянуть вниз... Пришлось изо всех сил вжать ногти в ладони — боль отрезвила. Идти вперед меня уже не тянуло, но что-то странное творилось со зрением, какая-то пелена мешала хорошо видеть.
Впереди и подо мной был каньон или огромный овраг, вымытый в толще мягкой земли. Но какого она цвета, не разглядеть — воздух дрожал и колыхался над оврагом. Вместе с этим колыханием менялись и цвета: коричневый становился красным, красный — оранжевым, а желтый — белым. Но может быть стенки каньона полосатые, а рассмотреть это не получается из-за каких-то испарений. Только скелеты я видел достаточно отчетливо. Огромные, звериные, а с цветом опять получалась лажа — у всех костомах был заметный серый отлив. И у давно лежалых, и у тех, на которых еще оставались клочки мышц.
Вся эта вмятина в земле выглядела, как кладбище животных, и не слонов даже, а чего-то намного крупнее. Недалеко от Врат лежала обглоданная черепушка, величиной с двухэтажный домик. А то, что прежде входило в комплект с головой, лежало немного дальше и тоже выглядело очень внушительно. Если глазомер меня не подводит, то зубы у этой милашки не меньше двух метров. И такими звериками завалено все кладбище...
Будь на моем месте палеонтолог или хотя бы ветеринар, то уже бы ссал кипятком от восторга! А может и поперся бы все щупать и замерять на местности. И если бы не разбился при переходе, то вполне мог бы угодить в чьи-нибудь когти... как тот мелкий, что занимался объеданием свежей костомахи рядом с красным кустом. Но что-то длиннохвостое и крылатое метнулось вниз, схватило едуна и опять поднялось в зеленовато-синее небо.
Блин, совсем как в нашем мире — одни жрут других, чтобы достаться на обед третьим.
Долго смотреть сквозь Врата я не смог. Не то, что нервы не выдерживали, просто глаза устали от слишком ярких и непривычных красок. Да и по делу я пришел, а не иномирным пейзажем любоваться. Дело-то совсем простое и недолгое — посадить зерно Тиамы и топать туда, где меня любимый халат дожидается.
Вот только совсем не заглядывать во Врата не получалось — Тиама пожелал расти исключительно перед ними. Чтобы, значится, этот остров как основное блюдо шел, а то, что за Вратами — на десерт.
Не знаю, почему при третьей посадке у меня не отрубило память. Может место здесь особенное или я уже сжился с ролью посадочника. Как говорится, нужно время, чтобы ягодка созрела. Я смог обойтись без ритуального мучительства, только кровушки своей немного накапал, чтобы деревцу здесь жилось хорошо. Ведь на камнях ему расти придется, а землю в этих местах только на дне моря отыскать можно. Понятное дело, что я за ней туда не полезу.
Я закончил с посадочными работами, перевязал ободранные ладони и в последний раз глянул на каменный горбик, под которым дремало зерно. Оказалось, что оно больше не дремает — над горбиком шевелило ветвями призрачное деревцо с меня ростом. Сквозь ветви и листья просвечивали желтоватые облака, острые темно-синие горы и черные тени на вершинах или ледники. Каньон с огромными костями куда-то подевался.
Обычные Врата с непостоянным выходом.
