— Не надо. Кстати, Хвёдор нам уже не помощник, раз Джун больше не живет в этом... кемпинге. Так что можно денег ему и не давать.
— Я и не собираюсь ему платить — итак у него ничего не вышло. Сами за дело возьмемся. По-родственному и с размахом. Поехали найдем нормальный банкомат или банк.
— Что-то я сильно сомневаюсь...
— Бросай эту привычку, идиот!
Примечания
Кёнбоккун — буквально "дворец сверкающего счастья"
Чеждудо — субтропический остров, любимое место отдыха корейцев.
Глава 27
Непонятно ничего. И Лизка молчит, и "буки" не болтают, а уж змея корейская... вообразила себя парнем, наверное. Вот и сбежала от Лизки — как от нее все парни и сбегают. От жары свихнулась не иначе.
Два дня этой корейской задаваки не было — и нате вам: подружка скисла, "буки" притихли, а братья Самойловы... нет, эти как раз чихать хотели на Джун — и правильно делали. Хорошо еще, что Инна познакомилась с парочкой позже приехавших девчонок из Харькова и было с кем поболтать эти два дня. А то ведь Ромочка не самый приятный собеседник, если речь о нарядах или о актерах. К тому же он решил, что надо бы и за выполнение летнего задания по практике браться. У Пичугина усидчивости Лизки не было, так что он решил сделать все одним махом — за оставшуюся неделю. А смысл? Можно и до дома подождать — фотографий они наделали достаточно.
Мало того, ее парень задружился с какими-то любителями спортивной формы. Спортсменами они не были — по фигурам видать было, что от режима и дисциплины они далеки, но анекдотов Рома от них пересказывал много, хотя и не все. И что-то еще они обсуждали — не для девичьих ушей, как выразился Пичугин. В общем последние несколько дней общались влюбленные только после ужина — на дежурной прогулке под звездами.
От нечего делать Инна принялась наблюдать за подружкой. На пляже Лизка почти не появлялась — слонялась от ворот до своего домика. Ждала. Ну просто вермееровская девушка у окна! И с бумажонкой какой-то носилась все время: посмотрит, покачает головой — и снова в карман джинсов засунет.
Как-то подловила Самойлову, когда та шагала по плиткам, проложенным посередине пляжа. Двигалась Лиза немного неестественно — очень были широкие шаги. Присмотревшись, Инна вдруг обнаружила, что ее сумасшедшая подружка пытается наступать точь-в-точь на еле заметные, серо-синие следы, в которых не угадать уже отпечатков корейской змеи.
— Ты не заболела, а? — привлекла внимание художницы, а в ответ получила только удивленный взгляд.
— Ну, выглядишь нездоровой.
Лиза лишь пожала плечами.
— Ну вообще уже, даже с подругой поговорить не хочешь! Уехала твоя Джун — так ведь не на крайний север. Увидитесь еще. Что ты как маленькая!
— Спасибо, Инна, ты хорошо умеешь утешить, — кивнула головой светловолосая страдалица.
Прямо механическая куколка, а не нелепая Лиза. А еще иронизировать пытается!
В общем надо было что-то делать, и хорошо, что ее соседки такие любопытные оказались и как-то заполучили телефон змеи корейской и смогли проследить за ней. А Лизка как только узнала, где пропадает ее ненаглядная Джун, — обрадовалась и еле дождалась утра, наверное. Потому что когда Инна и "буки" заглянули за ней идти на пляж — ее уже в помине не было.
А днем на базе ничего особенного не происходило. Разве что появились новые уборщики — шумели во всю своими газонокосилками. Да еще Инна пообщалась с Иваном — на правах старой знакомой спросила, что будет в моде осенью, по его мнению. Самый старший из отдыхающих Самойловых уже не казался таким изнеженным и нелюдимым, и они очень мило поболтали. А потом и Валя к ним присоединился — очень мило заметил, что Инне все к лицу будет, что она ни надень. А чуть позже ее новые знакомые позвали играть фанты — детская забава, но делать-то все равно нечего. Ромочка идти отказался, еще и недоволен был. Ну так день и прошел. А Лизка, наверное, где-то караулила змею корейскую.
День клонился к вечеру, когда красная машина вернулась со своим прекрасным, хотя и самоуверенным водителем (так считала Лиза) и решительной, а от этого еще более хорошенькой пассажиркой (по мнению Джуна).
— Надо же как ты их! Их же было трое! А ты...
— Э... Цыпленок, честно тебе скажу: трое — это мой предел. Только смотри не выдавай меня своему братцу, он ведь думает, что я непобедима.
— Непобедима? — переспросила Лиза удивленно, а затем повторила. — Непобедима... Да-да, конечно...
— Вот именно так Хрюше и говори: Джун может побить целую толпу хулиганов!
— Хитрый ты человек, — улыбнулась девушка.
— Ничего подобного! Я — сама наивность. Надо же было так попасться! А вот ты — настоящий одержимый гений!
— Одержимый — может быть, но вот гений... Мне до сих пор очень стыдно. Я даже не попыталась тебе помочь!
— Ну... если хочешь загладить свою вину... то покажешь мне, что удалось нарисовать, пока наш бой не прервали бравые стражи порядка.
— Конечно, покажу. Самой хочется еще раз убедиться...
— В своей гениальности? — хмыкнул Джун. — Можешь мне на слово поверить.
— В своей наивности! — прямо ответила Лиза.
— И как наивность связана с живописью? — насторожился юноша.
— Ого! Не успели вернуться, а Лизка потчует мою звезду лекциями о наивном искусстве? Смотри, сестренка, а то опять сбежит, — поправив быстрым движением очки, Валентин встретил их на стоянке для машин, позади административного здания.
— Ты, Тин-Тин, конечно, извини, но Джун — не твоя звезда, а моя, — Лиза решила сразу все уточнить. Хотя нет, не все, но самое главное.
Удивление и почти испуг на лице прекрасной обманщицы в бирюзовом шелке были отличной наградой.
— Я хочу сказать, моя соседка и моя... — девушка сделала небольшую паузу, как будто задумалась, — подруга, правда, Джун?
— Э... — почему-то корейское совершенство не могло вымолвить ни слова. Неужели потому, что Лиза, говоря, приобняла это самое совершенство за талию?
— Ну же, не смущайся, Джун. Ты ко мне тоже хорошо относишься — так, как и я к тебе. Будь я парнем, я даже на тебе была бы рада жениться.
— Жениться? На мне? — ее модель даже отшатнулась. На ногах не стоит, бедняжка от усталости.
— Ну, Лизка, смела ты, теперь вижу, что мы с тобой брат и сестра.
— Да ладно вам, шуток не понимаете! — Лиза одновременно похлопала обоих своих любимых людей по плечам.
Джун и Валя обменялись непонимающими взглядами. Это было интересно, очень интересно. Что-то их объединяло, какая-то тайна. Если бы этот молчаливый разговор девушка увидела бы раньше, то подумала бы, что между ними что-то есть. Но теперь-то она точно знала: не может ничего у них получиться. Кроме дружбы. Просто потому, что ее брат верен себе и своему вкусу. А ей давно пора обращать внимание на людей, а не только на свои фантазии.
— Пойдемте скорее! Что застыли? Валя, я тебя в таком уединенном месте с моей Джун не оставлю — даже не мечтай! — Лиза взяла под руки и повела вокруг здания к столовой. Сильно пахло свежескошенной травой.
Как же можно было быть такой слепой? Ведь все теперь сошлось: и странные оговорки хорошо владеющей русским языком кореянки, и ее сила, и вообще ее манеры, поведение, образ мыслей, такие необычные, такие волнующие, иные. И ее нелюбовь к платьям. Ведь имея столько красивых нарядов в гардеробе, не надеть из них ни один, — это очень странно для девушки. Для парня, впрочем, странно, вообще возить с собой столько женской одежды. А Джун, ее Джун был несомненно парнем. Уж себе-то она могла вверить. Точнее не себе — своим рукам, которые сделали это открытие.
"Ну вот... хорошо еще, что я этого вслух не говорю — опять двусмысленно получилось", — девушка тихонько хихикнула, сидя за столом и поглядывая то на какие-то котлеты с рисом, то на соседей по столу, то — осторожно, чтобы не выдать себя, а главное — его, на Джун. Нет, на Джуна, если, конечно, его так зовут. "Как бы еще не проболтаться!"
Выбежав в странном, радостно-печальном расположении духа из магазина, размахивая пакетами и чуть ли не напевая, от чего Джун морщилась, но молчала, Лиза поторопила свою спутницу забирать вещи и скорее ехать назад. "Или ты хочешь остаться в этом твоем удобном отеле?" — испугалась вдруг девушка, но ее тут же разуверили.
— Кстати, а где же твой неизменный спутник, огромный альбом? — пошутила Джун. — Неужели сегодня ты без него.
Звучало так, будто кореянка была уверена в своих словах и просто шутила.
— Как это где? А сумка у меня на что? — показывая на ношу за плечом, удивилась Лиза.
— Ты хочешь сказать, что так легко поднимаешь эту тяжесть?
— Ну ты же меня поднять умудрилась! Да я уверена, что и я бы тебя подняла — вон ты какая худенькая! Давай попробуем! Я вообще сильная!
— Нет, нет и нет! Сама же говорила, что девушкам нельзя тяжести таскать!
— Ладно, просто боишься, что я тебя уроню.
— Да это я тебя уроню и... — Джун сделала страшные глаза. — Защекочу!
— Нет уж, не дамся я! — смеялась Лиза. Ей казалось, что все, наконец-то, становится на свои места. И тут — они уже шагали по набережной к гостинице — ей пришло в голову кое-что вдохновляющее.
— Джун, а ты, между прочим, кое-что мне должна!
— Ничего страшного, я на тебя не обижаюсь!
— Нет, ты так не отвертишься, и обстановка подходящая, и свет великолепный — сочный, яркий, но уже не слепящий.
— Цыпленок, ты меня пугаешь.
Бояться Джун было совершенно нечего. Просто Лиза вдруг увидела, как очаровательны эти наивные украшения с колоннами и ступенями: ее будущая картина сразу же изменилась. Это уже были не "Сумерки эльфов", не девушка-воин, не морская богиня, ликующая и лукавая, ожидающая своих почитателей в храме имени себя, а просто портрет ее любимого человека — без сказочных персонажей, без фантастических пейзажей. Зачем приукрашивать то, что и так дорого сердцу? Этих мыслей, конечно, художница озвучивать не стала. Ни к чему смущать Джун — а то она на самом деле захочет уехать раньше срока! Просто попросила подняться по лестнице к этому почти античному почти портику. Кореянка сопротивлялась, но недолго. Лиза уже могла немного понимать ее настроение и была уверена, что Джун, что бы та ни говорила, их сеансы даже доставляют удовольствие.
— Цыпленок, тебе же будет неудобно рисовать, — была последняя попытка воззвать к здравому смыслу художницы. Наивная Джун! Как будто что-то может встать между творцом и его замыслом!
Вместо ответа на это смешное возражение Лиза присела между двух колонн, небрежно бросила сумку рядом, надежно устроила альбом на коленях и, больше не слушая притворных жалоб найденной соседки, принялась рисовать. Было немного обидно, что она не догадалась взять с собой хотя бы пастель — сочетание цветов было таким нежным, вся картина такой чистой и пронизанной светом: ее Джун в платье цвета морской волны, обнимающем стройную фигуру, совсем близко — за арками песчаного цвета и белыми колоннами играет настоящее море — многоцветное, доброе и грозное. Веселятся люди на пляже и в волнах. Веселится сердце художницы. Радуются ее руки, лаская бумагу и словно уговаривая настоящую Джун показаться на картине Лизы.
И все шло просто чудесно, как по волшебству. Лиза уже узнавала эти черты, поворот корпуса, гордую шею. Глаза, улыбку. Немного странные тени, правда, падали на лист в альбоме, но отвлекаться и выяснять, в чем дело, не хотелось. Ведь все впервые получалось как надо! Лиза пока еще не могла проанализировать свой рисунок, но чувствовала, что все наконец-то хорошо. Может быть, дело было в том, что она впервые видела Джун в платье.
И тут над ее ухом раздался какой-то хриплый голос, который приказывал ей перестать пачкать бумагу и идти куда подальше. Это было непонятно, неожиданно и обидно.
Девушка вскинула голову. Оказалось, что вокруг нее уже какое-то время собирается группа людей, которым очень интересно было, чем это занимаются две милых девушки теплым летним днем. Они по одному подходили — заглядывали через плечо, чего художница, увлеченная своей моделью, не замечала.
Все бы ничего. Но неподалеку уже располагались постоянные живописцы, прописавшиеся на этой набережной. Они были знакомы между собой, и новых коллег на своем месте видеть желали далеко не все. Вот парочка их них — грозного вида мужчины в артистически небрежных брюках и рубашках не то серого, не то зеленого цвета — решили конкурентку и спугнуть. Прохожие любопытствующие восхищались и уходили, сменяясь новыми, а недовольные собратья по кисти и карандашу оставались и все больше сердились.
— Ты, козявка, зачем у нас клиентов отбиваешь? Если бы ты не прицепилась к этой красотке, она бы у нас могла портрет заказать!
Лиза прижимала альбом к себе и не выпускала из рук карандаша. Она была еще там — в какой-то другой стране, где рисовала и рисовала свою Джун без остановки.
— Что-то я не могу понять ваших намерений, джентльмены. Зачем отвлекаете мою прелестную художницу от ее долга перед потомками?
Кореянка, стоявшая на некотором отдалении и позировавшая, быстро подошла и немного отодвинула несколько собравшихся вокруг наблюдателей, а самих затеявших скандал мужчин оттеснила от Лизы. В голосе ее больше чем когда-либо звучала напевность, выдававшая ее происхождение, если бы и не видно было по ее экзотическим чертам, что она иностранка, гостья чуть ли не из другого мира.
— Да какой там долг! Эта фитюлька просто портит бумагу — что у нее получилось-то! Она от вашей красоты не оставила ни следа! Это не вы вовсе, а черт знает что!
Девушке, уверенной в том, что наброски к портрету Джун, сделанные сегодня, удались, было тревожно слушать все это и от настоящих художников к тому же, но еще тревожнее было то, что спина ее модели, загородившей ее собой от критиков, напряглась, как будто кореянка готовится к броску.
— Мадемуазель! — немного нарочито поклонился один из недовольных художников. — Вы, наверное, какая-то знаменитость, извините, что не узнаем. Тем более, ваша красота не заслуживает того, чтобы ее запечатлела какая-то дилетантка.
— Я не из Франции и уж тем более не мадемуазель, — немного невпопад, как будто и не раздумывая над тем, что ответить, сказала Джун.
— Это неважно, в любом случае не стоило вам связываться с этой неумехой. Небось, и школы-то не окончила, а туда же — рисовать такую красоту! Брысь отсюда, кому говорят! — заглядывая за спину Джун, второй, бородач в пиратском платке, попытался толкнуть Лизу. Он еще несколько слов добавил, но Лиза их запоминать точно не собиралась.
В результате художник-пират лишь наткнулся на выставленную ладонь Джун.
— Хуже всего даже не то, что вы оскорбляете беззащитную девушку, а то, что вы сами восхищены ее работой. Не можете не восхищаться! — отчеканила кореянка и шагнула вперед, заставляя парочку отступить. — Потому что эта, как вы говорите, козявка и фитюлька, гениальна.
— Джун, какая там "гениальна" — пыталась вставить слово Лиза. — Ничего страшного, пойдем.
— Будет нам тут еще узкоглазая указывать! — один из недовольных презрительно скривился, но послушно отошел еще на пару шагов. — "Джун"? Какая-то собачья кличка!
