В гостиной навзничь валялся еще один. Человек. Маг.
Дверь нараспашку.
Еще двое на пороге. Оба "черненькие". Лех таких пачками давил и корзинами выкидывал. Одним движением пальца.
Оба рухнули, как подкошенные.
Казимир уже не выл. Он низко рычал. В комнате для гостей. Лех рванул туда.
У порога схватился за сердце.
Ян пятился к стенке. Щека в крови. Разодрана? Футболка тоже. Правая рука болтается плетью, на левой, сложенной горстью, медленно, тяжело набухает огненный лепесток. Брату никогда особо не удавался пирокинез. Глаза у брата шальные и больные. У ноги — Казимир. Дыбит шесть и скалит зубы.
Надвигается на Яна некто с широкими плечами.
— Ну, дружок, спокойно... Я не причиню тебе вреда... Я всего лишь удостоверюсь, что с тобой порядок... Что ты, например, не скопытишься сейчас... А то твой брат оторвет мне голову... Спрячь фай, а то обожжешься... Успокой собачку... Сейчас подойдет твой братишка...
Надвигается на Яна некто с широкими плечами.
— Ну, дружок, спокойно... Я не причиню тебе вреда... Я всего лишь удостоверюсь, что с тобой порядок... Что ты, например, не скопытишься сейчас... А то твой брат оторвет мне голову... Спрячь фай, а то обожжешься... Успокой собачку... Сейчас подойдет твой братишка...
От сердца отлегло. Абель... Всего лишь Абель!
— Я подошел. Ян, всё в порядке. Это Абель. Светлый. От Координаторской. Всё закончилось, — вклинился между.
— Светлый? Абель? Леш? — фай тут же исчезает. Рука, так легко его отпустившая в небытие, дрожит. Глаза по-прежнему шальные. — А я только что человека убил. Там, в коридоре валяется...
— Я видел. Абель, сходи пока... эээ... разберись... Сообщи, куда там надо. Ну, Координатору или кому...
Абель включается в игру быстро. Знает, что хозяин с братом не слишком откровенен. Не знает, почему. А Лех всего лишь бережет. Скрипнул зубами.
— Разумеется. Сообщу. Я думаю, через некоторое время подойдут специалисты. Они всё сделают сами. Тебе нужна помощь? Доктор?
Это он к тому, что Ян сполз по стеночке и теперь постанывает, баюкая руку. Боевой запал иссяк. Пожалуй, теперь тут хоть сам Дариуш заявись, Ян не заметит.
— Да. Наверно. Если можно, то кого-нибудь... ну, поделикатнее, — в смысле, светлого. Хорошо бы Абель понял. Не дурак ведь.
— Понимаю. Тогда ждите. И... Лех.. посидите пока здесь или в спальне. Не вертитесь под рукой. Не мешайте специалистам.
Ага. А вот это уже Абель шифрует. Имеет ввиду, что специалисты могут Яну не понравиться. И уж точно не понравятся их методы дознания. Скорее всего, будут трупы "подымать". Ни одного живого, вот досада. Не сообразил.
— Я понимаю. Пусть главный... ну... не суется пока тоже. Мы не при параде.
Всё. Теперь пусть разбираются без Леха. Лех вообще пришёл домой отдохнуть пару деньков. Главное, чтобы Дариуш со всй злости и дури сюда не поперся грозовым облаком.
— Ну, Янось, что у тебя там?
— Человека убил. Понимаешь, я открываю дверь, а там этот. Я его узнал, он за мной давно следил, а ты не верил. И вот он на меня, а я его... как-то так. А там следом второй, рыжий такой...
— Вообще-то я спросил про руку и щеку. А насчет человека не нервничай... Руку покажи!
— Больно.
— Пошевелить пальцами можешь?
— Это я на ковре поскользнулся. Когда убил мага. Лех, что теперь будет?
— Успокойся, ничего не будет. Самооборона. К тому же темный. Наплюй. Идем-ка...
Переправил в спальню, попытался вспомнить, чему учили на курсе выживания в чрезвычайных ситуациях. Может, дать ему коньяка глотнуть? Рука распухает на глазах. Но пришёл доктор. Абель умница. Нашел же светлого. Какой-то "частный практик". Тот утащил к себе в "клинику", как-то споро и ловко всё обустроил, подтвердил перелом, обнадежил в том духе, что до свадьбы заживет, все, что надо, забинтовал, закатал в гипс, заклеил пластырем, замазал, угостил (обоих!) чем-то успокоительным, а когда отпустил домой, там уже стояла чистота. Просто стерильная. "Специалисты" вычистили даже давно не чищенные ковры. И прибрали на кухне. На столе лежала записка всего с двумя словами мелким аккуратным почерком, каким удобно заполнять таблицы прихода и расхода. "Позвони сразу". Экономно.
Яна отправил отдыхать и приходить в себя. Тот продолжал терзаться "убийством".
И намеревался уже позвонить. Когда... ага... сами позвонили.
— Лех Горецки? — сухо, официально, с дежурной деликатностью. Так, как изъясняются все эти чиновники.
— Да.
— Секретарь Координатора Кристиана Ростовецкого. Здравствуйте. Прежде всего примите мои соболезнования...
— Что?
— Вы присядьте. Хорошо? Три часа назад совершено покушение на вашего отца. Он жив, но... В Лазарете Верхнего.
— Понятно. — Наверно, секретарь списал на шок. Но на самом деле понятно. Сложилось в картинку. — Что-то еще?
— Да. К сожалению. Два часа назад совершено покушение на вашего официального опекуна Агнессу Аглаю Корецкую. Ее состояние не вызывает опасений, а вот её супруг сейчас в реанимации. Идет расследование. Предположительно, акты связаны с деятельностью вашего отца во Вьетнаме. Будьте крайне осторожны и, пожалуйста, пока что не покидайте дома. К вам будет направлена группа следователей и охрана.
— То есть пока что я не могу навестить Гнессу и отца?
— Сожалею. Потерпите пару часов. В случае чего вам позвонят.
* * *
— Дариуш, что всё это значит?
— Это значит, что пора действовать. Хватит ждать. Протянем еще хоть пару месяцев, и нас просто прибьют поодиночке.
— Как они проникли в дом? Почему твоя хваленая охрана чуть не пришибла Яна?
— Как-будто не знаешь этого фокуса. Марионетки. Но барьер их пропускает в любом случае, марионетки или нет, — сказал, как сплюнул. — Нельзя тянуть!
— Я еще не готов. И вообще... наигрался. Может, ну его всё?
Дариуш ничего не сказал. Лех все в его глазах прочитал сам. Янося. Отец. Гнесса и ее полуживой, но нежно любимый супруг. Но прежде всего Янося. За брата... Ох, что Лех готов бы был сделать за брата... Но этим братом он и уязвим.
— Мне это не нужно. Я не знаю, что мне со всем этим делать.
— Разберешься. А если не разберешься, не нервничай. У тебя есть я.
Да, еще у Леха был Дариуш. И возникало ощущение, что в жизни Леха Дариуша слишком много. Альфа и омега прямо.
* * *
Гнесса сидела на диване... синем таком, мягком, отвратительно удобном.... долго. Час? Два? Больше... День, два. Неделю. Вечность.
— Мне можно?...
Медсестра. Одна, с русыми кудряшками из-под чепца, качает головой. Извините. Ждите. Пока нельзя. Чего ждать?!
— Доктор...
Доктор. Один, с проседью в густых еще волосах и совсем старыми глазами, качает головой. Никаких прогнозов. Не знаю. Надейтесь. Отдохните.
Я не хочу отдыхать! Это же я... Я бежала. Я прикрывала. Я успела поднять барьер. Но слабый. Свет, какой слабый барьер.
— Его спасло чудо. И нам нужно второе чудо, чтобы он продолжал жить.
Это я виновата.
Медсестра. Вторая, коротенько, пего стриженная, качает головой. Какая смена по счету? Пройдите в палату, вам самой нужно отдохнуть! Ваше сотрясение не шутки! Лягте. Ну, лягте же, а то доктор надает. На орехи. Что с Андреем? Извините. Ждите. Пока никаких прогнозов.
— Доктор, можно к нему?
— Нельзя. Но... идите... Вдруг получится, что...
Замотала головой — не получится! Андрась не может... Его не может не стать! Но пошла.
И он лежал, весь изжеванный, как тряпка, попавшая в молотильню песьих зубов. И он, конечно, ее не узнал, о даже глаз не раскрыл. Но она прижалась к его влажной и вялой руке лбом и подумала, что всё вокруг до чертиков несправедливо. А медсестра сказала, что он иногда что-то шепчет. Что? Анес, или Гнесс, или Несс и еще — "люблю". Гнес подумала, что если ему сейчас что-то снится, то пусть это будет море. Кремовые барашки, чайки и расплавленное олово рассвета. Пусть.
* * *
— Что там?
— Пока непонятно.
— Звонил ее супруг. Что ему сказать?
— Пусть не волнуются. Она, кажется, задержится здесь.
За белыми дверями что-то происходило и Рафал страстно желал знать, что именно, только вот нельзя было. Мало ли, одно неосторожное телодвижение, и молодой человек свихнется бесповоротно. Двери не пропускали ни единого звука, хотя Рафал, стараясь выглядеть равнодушным и спокойным, прислушивался изо всех сил. Проклятый барьер.
И Рафал, конечно, и не подозревал, что сейчас за дверями Присцилла обнимала странного молодого человека, а тот всё бормотал:
— Лешка... хватит. Это слишком... Даже для тебя.
Потом затих.
— Что тебе сделал Лех?
Жутко тихо.
— Ничего... Сейчас всё хорошо. Никто тебя не обидит. Понимаешь? Все хотят тебе только добра. Поговори со мной. Янось...
Тишина. Присцилла продолжала механически перебирать влажные густые пряди, отмечая краем сознания, что мальчик (мальчик? "мальчик" этот лет на пять Присциллы моложе всего) дышит, как загнанная лошадь. И вдруг:
— Мам? Это правда ты? Или...
— Я. Наконец-то. А то я уж боялась...
Под рукой замер.
— А вдруг...
— Шшш... Помолчи. Давай ты просто посидишь и успокоишься. Всё вспомнишь... У тебя было временное...помутнение... ты был слегка не в себе. А сейчас уже всё будет хорошо. У тебя раньше такое было?
Кажется, очень уж теплый. Хотя, может, кажется. Всё равно сказать там кому-нибудь.
— Какое? Помутнение? — странно то ли всхлипнул, то ли хохотнул. — Помутнение! Лешка, он... Нет. Свет... Помутнение... всего лишь...
— Шшш... Тихо. Не хочешь об этом говорить, не будем. Ты чего-нибудь хочешь? Есть, спать? — пороховая бочка. Осторожно, аккуратно. Координатор сказал, это психологическая травма. Неизвестно, что у него там в голове теперь творится. Много чего говорил этот Рафал. Страшные вещи, дикие даже.
— Мне здесь не нравится. Я хочу уйти отсюда.
— Я не знаю, можно ли... Только ты не нервничай, ладно? Тут одна женщина... я так поняла, она тебя... как это? — Свет его знает... Координатор велел быть осторожней в словах. Не употреблять терминов, связанных с... да, связанных с принуждением и пытками, — ... когда она заглядывала в твои воспоминания, ты её утащил вместе с собой. Ты вот проснулся, а она так и не может выбраться. Поможешь?
— Я запутался. Мам, я запутался... Я...какой сейчас год?
— Две тысячи восьмой.
— Да, точно... Свет, я же всё провалил! И Адела... Она тут еще живая, а мне показалось, что...
Присцилла не знала точно, провалил или нет, но то, что кашу заварил — это верно как то, что солнце встает с востока. Поэтому оставалось только опять заблудиться пальцами в мокрых прядях и промолчать. И подождать. Может, оно еще ничего. Утрясется...
И вздрогнуть, когда холодно, безжизненно, громко сообщили:
— Поздно. Он уже здесь.
109
